Яростное возвращение в литературу Арундати Рой

Автор: Джоан Акоселла

После двадцати лет общественно-политической деятельности, автор Бога мелочей публикует роман о современной истории Индии, и он способен ранить.

Книгу «Министерство наивысшего счастья» Арундати Рой ждали двадцать лет. В конце девяностых, когда Рой было тридцать с небольшим, она немного снималась в кино и писала сценарии (ее мужем был режиссер Прадип Кришен), но, по её собственному признанию, наибольший доход приносили уроки аэробики, которые она вела. В течение пяти лет она работала над романом. В 1997 году эта книга, «Бог мелочей», была опубликована. За какие-то месяцы было раскуплено 400 000 экземпляров, книга получила Букеровскую премию, и это был первый Букер, присуждённый коренной, проживающей в Индии индианке; первый Букер, присуждённый индианке вообще. Рой стала самым известным автором Индийского субконтинента, возможно, остаётся им и по сей день. Это можно считать величайшим достижением, учитывая, насколько её завлекли сети политики родной страны — за два последних десятилетия Рой не написала ни одного художественного произведения.

Теперь, наконец, вторая книга вышла, и видно, что политика оказала влияние на процесс её создания. Роман «Бог мелочей», события которого пришлись в основном на шестидесятые, повествовал об одной семье и, несмотря на некоторые ужасные события, те переживания были глубоко личными, частными, отчасти замолчанными. «Министерство», напротив, об Индии, о её государственном устройстве последних 50 лет, и описанные там печали общенациональны. Но это не значит, что творческие силы Рой на пределе или претерпели какие-то значительные изменения. В новой книге, как и в предыдущей, очевиден ее комбинаторный дар. Так начинается роман:

В тот волшебный час, когда солнце уже зашло, но еще не стемнело, армии летучих мышей срываются с баньяновых деревьев на старом кладбище и плывут над городом, словно дым. Когда улетают они, возвращаются домой вороны. Но весь вороний гомон не в состоянии заполнить тишину, оставленную после себя исчезнувшими воробьями. Белоспинные грифы, бывшие стражами мертвых миллиарды лет, тоже сгинули — отравились диклофенаком. Диклофенак, или коровий аспирин, дают скоту для расслабления мышц, чтобы уменьшить боль и увеличить надой. На белоспинных грифов он действует, то есть действовал, как газ нервно-паралитического действия. Всякая медикаментозно расслабленная дойная корова или буйволица после смерти становилась добычей грифов. Пока коровы превращались в улучшенные машины по производству молока, пока город ел больше мороженого с хрустящей карамелью, орешками и кусочками шоколада и пил больше манговых молочных коктейлей, грифы клонили шеи то ли от усталости, то ли потому, что никак не могли проснуться. Слюна капала с их клювов, превращаясь в седые бороды, и один за другим они сваливались замертво со своих веток.

Это столь любимый поэтами синий час, но здесь он кишит летучими мышами и воронами, будто дом с привидениями. Нам предлагают мороженое с хрустящей карамелью, орешками и... ядом. У птиц седые, как у Санта-Клауса, бороды, но это потому что они истекают слюной и вот-вот умрут. Этот абзац — небольшая речь на тему загрязнения окружающей среды и, одновременно, — акт ироничный, почти комедийный. Но и необычайно грустный. Когда мы доедим наше ядовитое мороженое и свалимся замертво, некому будет убрать наши тела. Стервятники умрут раньше нас.

Книга начинается так: приблизительно в пятидесятые годы Джаханара Бегум, делийская домохозяйка, после шести лет ожидания сына (в течение которых успели родиться три дочери) готовится произвести на свет четвёртого ребёнка. Повитуха говорит, что её желание исполнилось — у неё мальчик. Та ночь была счастливейшей в жизни Джаханары. Утром она раздевает ребёнка и начинает рассматривать его «крошечное тельце — глаза, нос, голову, шею, подмышки, пальцы на руках и ногах с чувством удовлетворения и тихого счастья. Именно тогда она и увидела под его мужским органом не полностью сформировавшийся орган женский». Её сердце сжимается, она выпускает прямо себе на ноги струйку жидкого кала. Ее ребёнок — гермафродит. Джаханара надеется, что женский орган зарастёт и исчезнет. Но проходят месяцы, проходят года, настырный орган остаётся на месте, и мальчик, Афтаб, несомненно растёт женоподобным. «Он мог петь чайти и тхумри (виды вокальных жанров в Северной Индии — прим. пер.), не уступая в мастерстве исполнения куртизанкам». Отец мальчика пение не одобряет, до поздней ночи рассказывает ему о подвигах мужчин. Но когда Афтаб слышит о том, как Чингиз-Хан в одиночку сражается с армией негодяев, похитивших его невесту, ему хочется одного — быть той самой невестой. Он не ходит в школу, потому что другие дети дразнят его. Он одиноко грустит, наблюдая за тем, что происходит на улице, с балкона их семейного дома, до тех пор пока однажды не замечает удивительное создание — высокую, узкобёдрую женщину с яркой помадой, в золотистых сандалиях и блестящем зеленом шальвар-камизе. «Он мгновенно слетает вниз по крутой лестнице и, стараясь оставаться незаметным, следует за ней. Она покупает козьи ножки, заколки, гуаву и обращается в ремонт, где ей чинят ремешок сандалии».

В этот день и многие последующие дни Афтаб следит за женщиной до самого дома. В этом доме голубые ворота и называется он «Дом мечтаний». Он узнает, что женщину зовут Бомбей Силк и что в доме живут семь подобных ей — Булбул, Разия, Хира, Бэби, Ниммо, Гудия и Мэри. Все они от рождения принадлежали, более или менее, к мужскому полу, но хотели быть или ощущали себя женщинами. У некоторых из них, благодаря операционному вмешательству, не было мужских гениталий; у других — были. Все они зарабатывали на жизнь в основном проституцией. Афтабу кажется, что он погибнет, если не сможет жить, как они. Наконец, исполняя их поручения, он становится вхож в дом. На следующий год, когда ему исполняется 15, ему позволяют там поселиться. Он становится полноправным членом общины и берет имя Анджум. Отец больше не разговаривает с ним, вернее, теперь уже с ней. Мать ежедневно посылает ей горячую еду, иногда они встречаются в местном святилище — высоченная Анджум в шарфе с блестками и крошечная Джаханара в чёрной бурке (одежда, полностью скрывающая лицо женщины — прим. пер.). «Иногда они тайком держатся за руки».

Кажется, сложно придумать более своевременную тему для американского читателя. В новостях то и дело говорят о трансгендерах и проблемах, с которыми они сталкиваются. (И это не первый серьёзный роман о гермафродитах на нашей памяти. Средний пол Джеффри Евгинидиса, опубликованный в 2002 году, был отмечен Пулитцеровской премией, в США было продано 4 миллиона экземпляров.) В Индии хиджры (которые биологически являются мужчинами, но одеваются и ведут себя как женщины) являются частью давно известной субкультуры. Разумеется, они были объектом преследования прежде, но сегодня они добиваются права быть признанными как «третий пол». У них есть право голоса — в Индии с 1998 года, в Пакистане с 2009. В 1998 году в Индии появился первый член парламента-хиджра: сорокалетняя Шанхам Мауси Бано заняла своё место в ассамблее штата Мадхия-Прадеш.

Это что касается хиджр с точки зрения закона. Что же до их поэтической роли в «Министерстве наивысшего счастья», то индийская литературная традиция, начиная с «Махабхараты», благоволила к фантазии, превращениям и ярким краскам, и хиджры вносят свою лепту в эту традицию. Люди, которые борются за право считаться не мужчинами, а женщинами, обычно не носят костюмов в мелкую полосочку. Они носят золотистые сандалии и зеленые атласные шальвары. У Рой в Доме мечтаний они красят ногти и поют песни из болливудских фильмов. Они роскошны и веселы. В то же время, они — основная метафора скорби и печали в этой книге. «Ты знаешь, зачем бог создал хиджр?» — спрашивает соседка Ниммо однажды у Анджум. «Это был опыт. Он решил создать нечто, живое существо, которое не способно на счастье. Вот он и создал нас. Подумай об этом», — просит она. О чем беспокоятся обычные люди? «Повышение цен, оплата за школу, побои мужей, измены жён, кровавые стычки между индуистами и мусульманами, индо-пакистанская война — внешние факторы, которые в конце концов как-то разрешатся. Что до нас, то повышение цен и оплата за школу, бьющие мужья и изменяющие жены — все это внутри нас. Стычки и война — тоже внутри нас. И это никак не разрешится, потому что это невозможно».

Анджум не спорит с более старшей Ниммо, со временем она и сама все узнает. В честь её восемнадцатилетия в Доме мечтаний устраивают большую вечеринку. Хиджры приходят туда со всего города. Ради такого случая Анджум покупает сари в стиле диско с открытой спиной (скорее всего, речь идёт о чоли, кофточке, которую надевают под сари. Сари само по себе является задрапированным отрезком ткани — прим. пер.).

В эту ночь ей снилось, что она невеста и это ее первая брачная ночь. Она с горечью заметила, что её желание по-мужски излилось на прекрасную одежду. Это случалось и раньше, но почему-то, возможно из-за сари, она чувствовала себя особенно униженной. Она сидела во дворе и выла по-волчьи, била себя по голове и между ног и кричала от причинённой самой себе боли.

Одна из соседок даёт ей успокоительное и укладывает в кровать.

Это последний в её жизни оргазм. Анджум делает операцию, но её новая вагина не работает как нужно. Хотя секс — далеко не главная проблема. Ниммо сказала, что для большинства стычки между индуистами и мусульманами и индо-пакистанская война были событиями внешними, в то время как для хиджр конфликт являлся состоянием внутренним и бесконечным. Таким образом, хиджры в этом романе воплощают саму Индию. С разделением в 1947 году, пишет Рой, «у бога разорвалась сонная артерия на новой границе между Индией и Пакистаном, и множество людей погибли от ненависти. Соседи ополчились друг на друга, как будто не были знакомы, как будто не гуляли друг у дружки на свадьбах, не пели одни и те же песни». Последствия этого ужасного события становятся основным сюжетом «Министерства наивысшего счастья». Но это не та история, которую могла бы рассказать Анджум. Хоть она и является подходящим символом трудного положения Индии, она слишком уязвима и маргинальна, чтобы увести роман Рой туда, куда следует. Мне кажется, Рой сознательно пыталась этого не замечать. Она слишком надолго остаётся с Анджум, и история с хиджрами распадается на коротенькие рассказики из жизни. Некоторые замечательны, но, накладываясь друг на друга, они все вызывают один и тот же набор эмоций: умиление и отвращение, иронию и надрыв. В конце концов, Рой набирает побольше воздуха в лёгкие и решается на смену главного героя. Как и в случае Анджум, она описывает ещё одно рождение. «Очень далеко, в беспокойном лесу, дожидался своего появления на свет ребёнок». Этими словами завершается первая часть романа.

В 2014 году в интервью для «Таймс Мэгэзин» с писателем Сиддхардхой Дебом, Рой сказала, что её раздражают люди, которые, пусть и из лучших побуждений, сожалеют, что она «ничего не написала» после своего дебютного романа. «Как будто вся моя публицистика — это ничто», — добавила она. Сюзанна Арундати Рой родилась в 1959 году в Шиллонге, городке в северо-восточной Индии. Она росла самостоятельной, иначе было невозможно. Ее мать была сирийской христианкой из Кералы; отец был надзирателем на чайной плантации, хинду и пьяницей. Из-за разного социального происхождения супругов на брак смотрели косо, но и развод не одобрили. Когда Рой исполнилось два года, её мать Мэри забрала детей и вернулась в отчий дом. В Индии, однако, дочерей, самостоятельно выбравших себе супруга, не всегда ждут с распростертыми объятиями, если вдруг семейная жизнь пошла не так. Мэри Рой и её дети жили у родственников на птичьих правах. Сиддхардхе Дебу Рой рассказывала, что мать посылала их с братом в город с корзинкой, и лавочники клали в неё то, что они могли отпустить в кредит: «Чаще всего только рис и острый перец». Мать была хроником — страдала астмой. Позже она открыла школу и ушла с головой в работу. Дети были сами по себе. Все ещё страдая от позора, что их родители развелись, они часто заводили друзей среди соседей из более низших каст.

Когда Рой исполнилось 16, она ушла из дома насовсем, вскоре став студенткой архитектурного колледжа в Дели. Чаще всего она жила в трущобах, потому что могла себе позволить только такое жильё. После окончания колледжа она какое-то время провела с бойфрендом в Гоа. Там они пекли кексы и продавали их на пляже. Среди бедняков Рой научилась смотреть на мир с точки зрения абсолютной беззащитности и, как она сказала в интервью Дебу: «Это теперь навсегда со мной».

Действительно, именно этим занималась Рой, когда, к сожалению своих поклонников, не писала романы. Журналисты нам любят рассказывать об интересной игре контрастов в современной Индии: миллиардеры ходят по тем же тротуарам, что и попрошайки; Бентли ездят по дорогам среди повозок, запряженных быками. Бок о бок сосуществуют торговля и очарование, новый мир и старый. Но, как утверждает Рой в восьми книгах, написанных ею после «Бога мелочей», первый не отделим от второго. Новую Индию возвели на спинах бедняков. Одной из наиглавнейших мишеней для критики в эссе «Конец воображения» в 1998 году были ядерные испытания, проведённые Индией в том же году. Для многих индийцев это был повод для гордости — их страна, наконец, стала серьёзным игроком. Для Рой ядерная программа подтвердила, что правительство заботила демонстрация силы, а вовсе не ужасные условия, в которых жило большинство миллиардного населения Индии.

Ее следующим предметом рассмотрения стала серия плотин, которые правительство возводило в Гуджарате и в штате Мадхия-Прадеш. И снова проект провозгласили частью новой Индии, и снова за это расплатились бедняки. Семьи землевладельцев оказались в долгах, их вышвырнули с их же земель. К 2012 году четверть миллиона земледельцев покончили жизнь самоубийством (чаще всего, выпив сельскохозяйственные химикаты), и это только зарегистрированные случаи. После плотин Рой взялась за массовое убийство в Гуджарате в 2002 году. Около тысячи людей расстались с жизнью, и большинство из них были мусульмане, погибшие от рук националистов-хинду. Нынешний премьер-министр Индии, Нарендра Моди, в то время бывший главным министром штата Гуджарат, подвергся критике за то, что предпочёл тогда происшедшее не заметить. Далее Рой осудила спецназовские атаки племён в центральной Индии, чьи земли, богатые природными ископаемыми, понадобились правительству. Рой провела почти три недели в лесах с наксалитами — защитниками племён и последователями Мао — о чем написала в 2011 году в книге «Шагая с товарищами». Позже она осудила военную оккупацию Кашмира, преимущественно мусульманское население которого пытается выйти из состава Индии.

Эти книги, большей частью сборники ранее опубликованных эссе, на самом деле все об одном — как современная Индия наживается на бедных. Новый средний класс, пишет Рой, живет «бок о бок с духами из загробного мира, призраками тех 800 миллионов, кто потерял все, чтобы уступить место нам. И с теми, кто живет меньше, чем на 20 рупий в день». 20 рупий — это 30 центов.

Рой — искусный полемист. Ее проза проста и описательна. Если нужно, она использует такие слова, как «глупый» и «жалкий», и даже «массовое убийство». Она тщательно проверяет факты, большинство её книг содержат толстые секции примечаний, подкрепляющих её высказывания. Многие люди правого толка, разумеется, ненавидят её, и не только за умение аргументировать. Здесь есть некий элемент «Джейн Фонды во Вьетнаме» — в отличие от Фонды, Рой росла в бедности, но многие в ней видят человека, кому в жизни повезло. Ну и что, что она продавала выпечку на пляже? Звучит даже весело.

Эта проблема часто всплывает, когда богатые начинают защищать бедных. Менее богатые предлагают раздать деньги, но это, конечно, не решение. Хотя Рой на самом деле и денег раздала немало, например, всю свою премию. Разумеется, она не испытывает недостатка в средствах. «Бог мелочей» разошёлся тиражом в 6 миллионов. Но только ли бедным должно быть позволено вступаться за бедных? Если так, то они окажутся в ещё большей беде.

В объемной второй части романа Рой оставляет Анджум и выходит в большой мир. Становится ясно, что она узнала за 20 лет активизма. В Кашмире, где происходит действие этой части книги, творится ужас за ужасом. Люди проламывают друг другу черепа и выкалывают глаза. Всюду трупы с привязанными к ногам руками и в сыпи сигаретных ожогов: это значит, что людей пытали. В некоторых сценах Рой убивает читателя тихо, например, в сцене «освобождения» города Бандипора индийской армией: «Жители сказали, что это началось накануне, в половине четвёртого. Под дулами пистолетов людей выгоняли на улицу. Они были вынуждены оставить дома нараспашку: с чашками недопитого горячего чая, раскрытыми книгами, недоученными уроками, сковородками с обжаренным луком и нарезанными на доске помидорами, которые так никто и не добавил к луку». В другой страшной сцене Рой оставляет все так, как это было на самом деле: собаки шныряют по больницам в поисках ампутированных у диабетиков рук и ног. Это их еда.

Нашу новую героиню зовут Тило, она дочь неприкасаемого и сирийской христианки, которая, чтобы прикрыть грех, сдаёт новорождённую в приют, но потом возвращается и удочеряет её. Тило состоит в группе борцов за независимость Кашмира. Она то ли замужем, то ли нет за одним из повстанцев, Мусой — во всяком случае, она проводит с ним бурную ночь на лодке. После того, как Муса сбегает, потому что власти охотятся за ним, Тило тоже бросается в бега. С ней чужой маленький ребёнок, он родился в лесу у другой женщины-повстанки. Вместе с младенцем Тило оказывается в грузовике своего друга Саддама Хуссейна (не того самого), в кузове они везут мертвую корову. Животное съело слишком много пластиковых пакетов на помойке, и желудок не выдержал.

Они едут на новое место жительства, на кладбище, где — тут повествование делает круг — живет и Анджум. Анджум переделала кладбище в постоялый двор с крышами и стенами вокруг могил. Постояльцы спят среди надгробий. В комнате, где поселились Тило и младенец, есть туалетный столик с лаком для ногтей, помадой, бигуди и прочим добром, а под землёй — труп женщины, которая долгое время была повитухой в этом районе. Их встречают пиром — корма из ягнёнка, кебабы, арбуз, которые они делят вместе с бездомными, что живут на окраине кладбища в куче кровавых бинтов и использованных шприцев. Кое-что из еды они оставляют для полицейских, которые изобьют всех, если их не угостить. Тило и ребёнок обживаются. Тило скучает по Мусе, но «потрепанные ангелы на кладбище, что охраняли вверенных им таких же потрепанных людей, на свой страх и риск придерживали чуть приоткрытыми двери между мирами, чтобы души живущих и души умерших могли общаться друг с другом, как гости, приглашённые на один и тот же праздник».

Сцены насилия у Рой похожи на галлюцинации, как и главы о борьбе за независимость в Бангладеш в Детях полуночи Салмана Рушди, как и банановая бойня в романе Сто лет одиночества Габриэля Гарсиа Маркеса. Рушди так часто записывают ей в учителя, что Рой, должно быть, уже устала от этого. Не перед ним, а перед Маркесом, который повлиял на обоих, она снимает шляпу, описывая постколониальную Индию как «сумасшествие в Макондо». Собственно, все трое практикуют различные формы магического реализма, который для каждого из них, среди прочего, является способом нескучной подачи политических ужасов. В случае Рой (да и Рушди, я бы сказала) эти попытки не всегда удачны. Временами среди этой суматохи читатель теряется — кто этот рассказчик, который к нам обращается и говорит о том, что ему нужно в реабилитационный центр? Рой знает об этом и извиняется. В Кашмире, пишет она, «слишком много крови для хорошей литературы». Впрочем, путаница — не единственная проблема романа. Тон повествования слишком ровен: всегда саркастичен.

Читателю хочется какого-то массового спасения, великого очищения, которое, когда оно все-таки наступает, не справляется с задачей. В последней сцене книги Анджум не спится, и она идёт на ночную прогулку по городу, взяв с собой теперь уже подросшего ребёнка. Они переступают через спящих на тротуаре людей, проходят мимо голого мужчины, в чьей бороде застрял кусок колючей проволоки. Девочка просится в туалет, Анджум спускает её с рук. Когда с туалетом было покончено, девочка «подняла попу, чтобы полюбоваться на ночное небо, звезды и город, которому тысяча лет, что отражались в лужице, которую она только что сделала. Анджум взяла её на руки, поцеловала и отнесла домой».

После пыток и отрубленных голов это как-то чересчур уютно. Я так и жду, что кто-то выскочит и воскликнет: «Благослови нас, Господи, каждого!» Но, может быть, случись мне недавно побывать в Северной Индии, я бы благодарила и за эту каплю спокойствия, пусть и отраженного в луже мочи. Конфликт продолжается. Рассказчик Рой говорит, что начинающие индуистские политики в Кашмире на камеру избивают мусульман, а потом выкладывают видео на ютьюбе. Индийское правительство (настоящее, не из книги Рой) недавно запретило большинство социальных медиа, чтобы пресечь политическое инакомыслие. Но видео, появившееся до запрета, посмотреть можно. В одном из них солдаты избивают человека, которого удерживают их коллеги. Муса говорит, что в Кашмире «живые — на самом деле мертвые, притворяющиеся живыми».

Перевод: Scribbling_Squirrel
Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ