4 Власть одиночки

Подобно земляку Конан Дойлю, плевавшемуся от собственного Холмса и считавшего сыщика могильщиком великой карьеры, Дафна Дюморье весьма сдержанно относилась к самому известному своему произведению. Она считала сюжет тривиальным, а персонажей – заурядными, и если сэр Артур только желал смерти практику дедуктивного метода, то англичанка на ней выстроила основную интригу. Заглавной героини нет – погибла, скончалась, сгинула, стала достоянием истории имения Мэндерли. Ребекка мертва, но жив и ярок ее ореол, витает над ухоженными лужайками и родовым особняком неприкаянный дух, обещая трагические разочарования всем, кто посмеет забыть или отрицать уникальность личности. А она по замыслу Дюморье такой и была, что в полной мере отражает двойственную сущность самой писательницы.

Можно не сомневаться, в наши дни Дафна не сходила бы со страниц таблоидов, тем более об умении британских газетчиков ворошить грязное белье не написали бы лишь в The Times. Справедливости ради, выдающаяся лондонская придумщица сама обильно взрыхляла почву для сомнительных слухов, на которые довольно вяло реагировала. Складывалось ощущение, Дюморье было решительно все равно, какова она в глазах общественности, и насколько распущенной или беспечной ее считают. Настоящей она была лишь в кругу близких, тяготея к скрытому вольнодумству и хитрым психологическим комбинациям. Вероятно, от такой манеры поведения, многократно усилившейся после публикации «Ребекки», и тянутся корни ведущего персонажа-рассказчицы, чье имя до последних строк остается неизвестным. Точный возраст, впрочем, тоже – Дафна видимо полагала, что читателю ни к чему знать слишком много. Ему важнее не упустить ни один этап экстремально быстрого взросления молодой героини. Столкнувшись с тенью блистательной предшественницы на посту хозяйки Мэндерли, она переживает каскад потрясений и навсегда отдаляется от девственного образа.

Если в чем-то и можно заподозрить Дюморье, то отнюдь не в излишней жалостливости и сестринском сочувствии. Скорее наоборот: Дафна не щадит свою глупенькую героиню, чуть ли в каждой последующей главе подталкивая ее к умопомешательству. Арсенал раздавливающих инструментов впечатляет и с позиции дня сегодняшнего, или кому-то требуется дополнительно пояснять, сколь качественно способны сломать судьбу чьи-то грязные сплетни и клевета? Ужас положения героини тем явственнее, что она имеет дело с жестокой правдой. Да, Ребекка была во всех отношениях лучше. Ослепительная, утонченная, изысканная, талантливая и… абсолютно безжалостная. Последняя черта – определяющая в сложном образе, поскольку никакой наружный блеск не держал бы массу людей в зомбированном состоянии уже после смерти виновницы всеобщего разлада.

Дюморье наделила Ребекку, кажется, всеми мыслимыми женскими недостатками, создала дьявольскую ипостась леди-совершенства, дополнив и обогатив устоявшиеся, благодаря нуару, представления о la femme fatale. И ведь писательница не зацикливается на деталях внешности, что заметно со слов экономки миссис Денверс о состриженных волосах госпожи. Дафне гораздо важнее другая характеристика: «Ей было все равно – она никого не любила». Этой бурлящей ненавистью ко всему живому и находящемуся не в «своем лагере» Ребекка упивалась так самозабвенно, что невольно заподозришь глубокую личную заинтересованность. Впрочем, даже если ничего интимного Дюморье не вкладывала в спесь усопшей властительницы дум, то ответ на вопрос о природе гипнотического влияния она дала исчерпывающей. Животный страх порожден немыслимым высокомерием, достигшим пика в возрасте ранней зрелости. Такие фурии обычно долго не живут: беспощадные к остальным – еще хлеще они относятся к собственной безупречности. И как находит на нее хоть слабенькая тень – она воспринимается безоговорочным поражением.

В описаниях всего имеющего непосредственное отношение к Ребекке, Дюморье отвела душу, явив великолепие пульсирующей женской эмоциональности. Сложно забыть полную испепеляющего фанатизма тираду миссис Денверс, выдающую сверхъестественную мощь влияния и обозначающую среди прочего лесбийский подтекст. На деликатную тему писательница никогда публично не высказалась – за нее это делали партнерши, но интеллектуальная основа романа спокойно обходится без подпитки скандальной пикантностью. В конце концов, прошлое миссис Денверс закрыто такой же завесой тайны, как и рассказчицы, и мало ли, сколь сильно мог быть развит в экономке материнский инстинкт? Гораздо симптоматичнее подошел к этому аспекту Альфред Хичкок в экранизации, снабдив миссис Денверс нарочито мрачными нарядами. Для Дюморье оказалось достаточно придать жуткой женщине инфернальности, сделать ее земным воплощением зла, в то время как Ребекка – нечто большее. Приоритеты Дафны по героиням определяются просто, особенно вспомнить ужасно однообразные и подчеркнуто «бабские» диалоги безымянной хозяйки Мэндерли с многочисленными слугами. Продуктивностью такие беседы не отличаются и к общему впечатлению от романа пользы не добавили. Скорее слегка подпортили, если судить без скидки на классический статус. С Ребеккой все иначе, и для раскрытия всех ее тайн Дюморье охотно управляется насыщенными монологами-исповедями. В них монументальный образ получает законченный вид, бонус к незабываемости, а главное – присуждает звание победительницы в долгой, изматывающей, калечащей разум дуэли.

Разбираться с тем, чья «Ребекка» более значительна – Дюморье или Хичкока – занятие бессмысленное и даже вредное. Роман прекрасен, а фильм гениален – так полагает ваш покорный слуга и спокойно принимает противоположное мнение. Да и все равно, дорогие читатели, какое произведение вам ближе. К ознакомлению обязательны оба, а уж так как пойдет. Леди Дафне замечательно удавалось опровергать мнения и создавать новые. Этому занятию, по большому счету, была подчинена вся ее жизнь. В стремлении быть на слуху, создавать литературную моду Дюморье не опускалась до низких средств, предпочитая наделять кричащими пороками уже мертвых. И то, как ей это удавалось, повергает в восхищенный трепет. Да, роман больше женский, и его стилистика местами утомляет. Да, мужские персонажи маловразумительные и лишь дополняют общую картину. Можно еще к чему-нибудь придраться – было бы желание. Не стоит. Лучше взять в руки знакомый переплет и тут же натолкнуться на фразу-символ «Прошлой ночью мне снилось, что я вернулась в Мэндерли»… Что будет дальше – почувствуйте сами.