4

Наверное, это лучший сборник повестей и рассказов Юлиана Семёнова, особенно если посмотреть с литературной точки зрения.
Большинство вещей, собранных здесь, лирические, исповедальные, посвящены сложным отношениям между людьми. Здесь названия рассказов говорят сами за себя "Прощание с любимой женщиной", "Ещё не осень", "Дождь в водосточных трубах", "Дунечка и Никита".

Под этой обложкой встречаем иного Юлиана Семёнова - не детективиста, а проникновенного лирика и тонкого стилиста, настоящего мастера, у которого ничего напрямую не объясняется, а все смыслы читаются между строк. С точки зрения стиля возьмём несколько строчек:

"Когда появлялось солнце, лед делался синим. И Переславль-Залесский, разбросанный по другому берегу Плещеева озера, тоже становился синим. И купола церквей, поставленных здесь еще Александром Невским, калились изнутри переливно-синим цветом, будто отгоревшие костры. А когда солнце пряталось за облака, все менялось: лед казался грязно-серым, город почти переставал быть виден, а купола ближних церквей делались жухлыми, и было видно, как над ними черными точками кружат вороны".

Или.

"Стволы сосен казались черными, оттого что ночью прошел дождь. Небо было низким; оно начиналось от самых корневищ деревьев и пробивалось сквозь чащобу острыми солнечными высверками.
В лесу было тихо. Только слышалось, как изредка тяжело переваливалось близкое море и вода шершавила по серой гальке, пенно исчезая в ней, и снова наступала тишина, становившаяся гнетущей, когда кричали чайки… "

Или вот ещё:

"Здесь, в мартовских Карловых Варах, светает рано, сквозь клочья тяжелого, набухшего тумана, который таинственно клубится в котловине, а потом, нехотя и лениво, поднимается в горы, и тогда взору открываются красные черепичные крыши, тронутые глянцевой изморозью, сказочные трубы, из которых струятся тугие, серые дымы, черный лес и мокрые песчаные дорожки в нем".

Я привёл здесь лишь начала трёх рассказов.

В книге много интересных размышлений, тонких и метких замечаний о жизни, искусстве и любви.

"Не лги себе, - сказал я. - Не надо. Мы живем в возрасте, словно в социальной группе, и мы движемся этой единой группой - во времени. Мы не замечаем собственного старения, как, впрочем, не очень замечаем мужания тех, кто шел следом за нами, - мы точно видим лишь, как делаются стариками те, которым было сорок, когда мы кончали институт. Собственная седина кажется новым качеством - всего лишь..."


Или вот.

"Вообще-то созерцание - это великий дар. Оно подобно мгновению, когда человек соприкасается с прекрасным, когда он освобождается от всего земного и бренного и слышит вечность. Это обретение того, что неведомо сейчас остальным, - вот, наверное, что такое созерцание. Но ведь первые созерцатели, добрые древние эллины, дали разрушить свой мир культуры потому, что созерцание, как и все великое, чревато вторым смыслом - отрицанием атакующего начала, пренебрежением перед действием, которое всегда определяется скоростью".

Отдельно в книге поданы ещё два цикла рассказов - о Хемингуэе и из жизни великих людей древнего Рима. Они замечательны и очень интересны.
Поэтому несколько чужеродным мне показалось включение в сборник двух политических повестей - "Он убил меня под Луанг - Прабангом" и "Скорцени - лицом к лицу".