13 марта 2024 г. 20:57
612
5 Нашим мамам и бабушкам посвящается
...почему женщины не хотят рожать?
Прекрасная бытовая повесть, рассказывающая о жизни обычной советской женщины, жены и матери двух детей, о том, как трудно совмещать работу и домашние дела. Прошло пятьдесят лет, а многие вещи очень узнаваемы, так что мамы малышей, вышедшие на работу и разрывающиеся между офисом и детским садом, магазинами и домашними обязанностями, легко узнают себя в главной героине.
...просыпаюсь со словами: «Да провались оно всё!»
Но это чепуха. Нечему проваливаться — все хорошо, все прекрасно. Мы получили квартиру в новом доме. Котька и Гуленька чудесные ребята, мы с Димой любим друг друга, у меня интересная работа. Проваливаться совершенно нечему, незачем, некуда. Чепуха!
Как раз недавно я читала в книге зарубежной феминистки о том, что такая неучтенная, неоплачиваемая доп.нагрузка после официального рабочего дня именуется в иностранной литературе "вторая смена" и британские женщины сталкивались с подобными же проблемами.
Сейчас много литературы, посвященной вопросам времени у женщин. Названия книг часто содержат приятный сарказм: «Женский досуг. Какой досуг?» Бо́льшая часть их основана на полевой работе, которую в 1970-е годы провела социолог и мать малолетних детишек. Ее звали Арли Рассел Хохшильд, и она дала нам новое и жизненно важное определение проблемы, стоящей перед женщинами, которые разрываются между оплачиваемой работой и домашними обязанностями. Она назвала ее «вторая смена».
...где дети тех мужчин, которые окружают ее на работе? Она завидовала «спокойной уверенности» коллег, чьи жены сидели дома с детьми. Напротив, женщины в любом случае оказывались в проигрыше: «Если вы домохозяйка, то вы остаетесь за бортом общественной жизни. Если же вы строите карьеру, ваша работа оставляет мало времени и энергии для создания семьи».
Хохшильд хотела исследовать семейные пары в самый трудный период их жизни, когда нужно ежеминутно искать баланс между работой и нуждами маленьких детей. Концепция «семейной заработной платы» переставала работать для среднего класса, разрушая «традиционную» модель гетеросексуального брака, которая возникла после промышленной революции: мужчина зарабатывает деньги, а женщина хранит домашний очаг.
Если мама весь день на работе, как и папа, кто заберет детей из школы? Кто приготовит ужин и помоет посуду? Кто должен отвечать за то, чтобы в повседневном домашнем обиходе все шло как надо?
То, что обнаружила Хохшильд, было грустно, но вместе с тем и вполне предсказуемо. Сказки на ночь были так же необходимы, как и раньше, по-прежнему нужно было гладить белье, а потому многие женщины после работы шли на «вторую смену» неоплачиваемого труда. Статистика ошеломляла: за год женщины по сравнению с мужчинами нарабатывали дополнительно месяц круглосуточной работы. «Если на рабочем месте между мужчинами и женщинами существует разница в зарплатах, то и домашнее "время досуга" у них сильно различается», – писала она. Капитализм сыграл с нами занятную шутку: внезапно бо́льшая часть жилья стала доступна только при наличии двух зарплат, и большинство женщин в любом случае наслаждались новообретенной экономической властью. Однако заплатили они за нее дополнительными нагрузками, постоянным чувством вины и переутомления.
И тогда Шульте осознала, в чем проблема. Она чувствовала, что «отдых как будто нужно заслужить». Пока ее список дел не выполнен, она ощущает, что не может остановиться. И знаете что? Ее список дел никогда не заканчивался.
Кажется, что отчасти автор сгустила краски, больно концентрированной вышла у нее неделя: проблемы на работе и бесконечные домашние дела, сложности с транспортом, когда автобусы приходят переполненные и можно лишь чудом втиснуться, а в новом районе нет магазинов, поэтому приходится ехать из центра нагруженной тяжёлыми пакетами (хотя и это знакомо, добираться до работы 1,5 часа "на перекладных" - кого в Москве этим удивишь?) Конечно, современным женщинам стало отчасти легче: еду можно заказать с доставкой на дом, да и не нужно занимать очередь, бегать в обеденный перерыв искать, что "выкинули" на прилавки, стирка теперь попроще (хотя героиня стирает лишь детские вещи, остальное сдают в прачечную, сейчас же не каждая семья может себе позволить дополнительные расходы на химчистку/прачечную). У многих в наше время есть и посудомоечные машины, но в любом случае количество домашних дел не так уж сильно уменьшилось: убрать, приготовить, погладить, пришить - все это знакомо (правда, одежды стало больше и поэтому стирку можно отложить до выходных, зашивать колготки не обязательно, если есть возможность - просто покупаются новые)
Читая в повести про больничные, с ужасом вспоминаешь личный опыт, когда нужно отпрашиваться на работе к врачу с ребенком или брать очередной больничный, понимая, как раздражает это руководство (ведь даже наличие детского садика не решает проблемы с постоянными ОРВИ, которым особенно подвержены маленькие дети в первые годы дет.садовской жизни) Боже, благослови всех бабушек, которые готовы подставить плечо в это трудное для матери время и "удаленку";)
А мне нужна бабушка, вот как нужна!
У героини данного произведения нет "бабушки", нет никого, кто мог бы вечером посидеть с детьми, отпустив их с мужем в театр (возможно, тут тоже намеренное обострение проблемы, что нет ни соседки, ни друзей), поэтому молодая семья рассчитывает лишь на свои силы.При этом стоит отметить, что муж действительно старается помогать - одевает детей, отводит их в сад и забирает, так что вечером они втроем ждут маму с работы. Но тут ключевое слово "помогает", т.е. он скорее оказывает помощь жене, чем полноценно разделяет домашние обязанности. У Хелен Льюис было такое замечание
В мае 2017 года французская создательница комиксов Эмма придумала название для этого явления: «психологическая нагрузка». В комиксе она показала измотанную мать, которая пытается совместить приготовление пищи и уход за детьми, пока эмоции не выплескиваются через край. Тут входит партнер женщины и объявляет: «Ты могла меня попросить! Я бы помог!» Комикс получил широкое распространение, потому что он точно отразил гендерное разделение труда: увидеть необходимую работу – это отдельная задача. Гетеросексуальные мужчины склонны были считать своих партнерш «менеджерами» хозяйства. Они не давали себе труда пораскинуть мозгами и разобраться в том, что нужно делать по дому.
Вот и тут, муж готов помочь, но может и отказать, со словами "дай же мне чай спокойно попить, книгу почитать", в то время как жена мечется. Муж милый: выносит мусор, ездит на овощную базу и гуляет с детьми, может помыть посуду или даже пол, очарованный новой прической героини или тронутый усталостью супруги, но в целом это скорее исключение, так как даже из-за глажки его брюк возникает препирательство.
Дима возвращается к столу. Он любит спокойно напиться чаю, посмотреть газету, почитать. А я мою посуду, потом стираю детское — Гулькины штанишки из яслей, грязные передники, носовые платки. Зашиваю Котькины колготки, вечно он протирает коленки. Готовлю всю одежду на утро, собираю Гулькины вещи в мешочек. А тут Дима тащит свое пальто — в метро ему опять оторвали пуговицу. Еще надо подмести, выбросить мусор. Последнее — обязанность Димы.
В кухне за столом, заставленным грязной посудой, сидел Дима, рассматривал чертежи в журнале и ел хлеб с баклажанной икрой.
— Чем же ты накормил детей?
Оказалось, черным хлебом с баклажанной икрой, которая им очень понравилась — «съели целую банку», — а потом напоил молоком.
Ладно, уступаю. С голодным мужчиной бесполезно разговаривать. Поцеловав и прикрыв Котьку (он показался мне бледным и уставшим), я возвращаюсь на кухню и делаю большую яичницу с колбасой. Ужинаем.
В доме полный бедлам. Все разбросанное в утренней спешке так и валяется. А на полу возле дивана ворох детских вещей — шубки, валенки, шапки. Дима не убрал, очевидно, в знак протеста — не опаздывай.
Наливаю воду и мою Котьку первого, а Гулька ревет, лезет в ванную и раскрывает дверь.
— Дима, возьми дочку! — кричу я.
И слышу в ответ:
— Может, на сегодня уже хватит? Я хочу почитать.
— А я не хочу?
— Ну это твое дело, а мне надо.
Мне, конечно, не надо.
Я тащу Котьку в кровать сама (обычно это делает Дима) и вижу, как он сидит на диване, раскрыв какой-то технический журнал и действительно читает. Проходя, я бросаю:
— Между прочим, я тоже с высшим образованием и такой же специалист, как и ты…
Так что о равном распределении обязанностей по дому речь не идёт, время ещё не то, наверное (хотя мужчины разные, знаю пап, которым было несложно приготовить ужин, в то время как здешний Дима даже заранее подготовленную картошку не может пожарить) Возможно, с его точки зрения картина выглядит иначе: жена добровольно взвалила на себя все и вместо спокойного обсуждения и перераспределения обязанностей лишь "истерит".
Кстати, для меня было неким откровением, что в СССР были чаевые, а так же, что и в то время мужчины не уступали женщинам место в метро;) А еще о том, что больничные не полностью оплачивались, декретный отпуск не был в 1960-х таким большим, как сейчас, что на одну зарплату семье с двумя детьми было не прожить, поэтому женщины вынуждены были работать (хотя вариант стать домохозяйкой героиней не рассматривался из-за желания реализоваться, не погрязать в "домашнем рабстве").
А я думаю, девочки, что анкета — это не просто так. Дадут нам, матерям, какие-нибудь льготы. А? Вот рабочий день сократят. Может, начнут больничные за детей оплачивать, не только три дня
— Не волнуйся ты, Оля, тебя не уволят…
— Еще бы посмели ее уволить, — вскипает Люська беленькая внезапно, как молоко, — с двумя-то детьми? Да и сначала положено выговора давать, а у тебя пока одно замечание…Мне пришлось уйти с завода, где я работала всего полгода (с Котькой я уже просидела дома год, чуть диплома не лишилась). Дима взял вторую работу — преподавать в техникуме на вечернем. Опять мы считали копейки, ели треску, пшено, чайную колбасу. Я пилила Диму за пачку дорогих сигарет, Дима корил меня тем, что не высыпается. Котю опять отдали в ясли (с двумя я одна не могла управиться), а он постоянно болел и больше был дома.
Подводя итог, очень хорошее, хоть и грустное произведение о "женской доле", о том, что хоть времена и меняются, многое ещё сохраняет свою актуальность и решить демографический вопрос не так просто (в произведении кроме того поднимается вопрос контрацепции, нежелательных детей и абортов,на примере героинь рассматриваются разные семейные ситуации, с бабушками и нянями)
По дороге домой я все еще думаю об этом разговоре… «…Каждая выбрала свою долю…» Так ли уж свободно мы выбираем? Я вспоминаю, как сотворилась Гулька.
Конечно, мы не хотели второго ребенка. У нас еще Котька был совсем малыш. Полутора ему не было, когда я поняла, что опять беременна. Я пришла в ужас, я плакала. Записалась на аборт. Но чувствовала я себя не так, как с Котькой, — лучше и вообще по-другому. Сказала я об этом в консультации немолодой женщине, соседке по очереди. А она вдруг говорит: «Это не потому, что второй, а потому, что теперь девочка». Я тотчас ушла домой. Прихожу, говорю Диме: «У меня будет девочка, не хочу делать аборт». Он возмутился: «Что ты слушаешь бабью болтовню!» — и начал меня уговаривать не дурить и ехать за направлением.
Но я поверила и теперь стала видеть девочку, светленькую и голубоглазую, как Дима (Котя каштановый, кареглазый — в меня). Девочка бегала в коротенькой юбочке, трясла смешными косичками, качала куклу. Дима сердился, когда я рассказывала ему, что вижу, и мы поссорились.
Подошел самый крайний срок. Был у нас решительный разговор. Я сказала: «Не могу я убивать свою дочку только потому, что нам будет труднее жить», — и заплакала. «Не реви ты, дуреха, ну рожай, если ты такая безумная, но вот увидишь — родишь второго парня! — Тут Дима осекся, долго смотрел на меня молча и, хлопнув ладонью по столу, вынес резолюцию: — Итак, решено — рожаем; хватит реветь и спорить. — Он обнял меня. — А что, Олька, второй мальчик — это тоже неплохо… Косте в компанию». Но родилась Гулька и была сразу такая хорошенькая — беленькая, светленькая, до смешного похожая на Диму.
Отчего я злюсь? Не знаю.
Может, оттого, что я вечно боюсь забеременеть. Может, от таблеток, которые я глотаю. Кто знает?
А может, она вообще не нужна мне больше, эта любовь?
От этой мысли мне становится грустно, жаль себя, жаль Диму.Идея была моя, я сама подарила ее Якову. Не потому, что я такая богатая. А потому, что была беременна. И уже совсем решила родить второго… Не подумай, что Сурен меня допек. Сама решила. Маркуше так лучше. Работать потом я долго бы не могла. Я знала. Пусть, думаю, без меня делают. И подарила.
— Ну и?..
— Что?
— А ребенок? Что же случилось?
— Ничего. Испугалась в последнюю минуту. Сделала аборт. Как всегда, втайне от Сурена.
— Как — «втайне»?
— Так, «еду в командировку» на пять-шесть дней…
Люся беленькая, впитавшая из вчерашнего разговора самое тревожное («кто будет землю нашу заселять»), бросилась на защиту анкеты:
— Надо же искать выход из серьезного и даже опасного положенья — демографического кризиса.
Спасибо Анне Inku за рассказ об этой повести
Ветка комментариев
Все комментарииОй божечки-кошечки :) Как жэж ей бедненькой плохо :)))) Вообще очень Солжа напоминает - "лицо мрачное", "дядька", "толстяк". Не очень она любит людей :) Но в метро может и дейтсвительно не очень склоняешься к любви к ним. Ничего, ей бы в негритянской шкурке в США в это время побыть, вот там бы её научили уважать господ - когда тебе сидячее место даже не положено, гы:)
Мне было мерзковато это читать. Жалобы высосаны из пальца.
Почему ты заинтересовалась ее воспоминаниями, она известная писательница? Я ее не знала, этот рассказ только познакомил нас.
Думаю, что метро переполнено в час пик, не было ведь такого количества колец и диаметров)