3

На лицо ужасные, добрые внутри

Трудно поверить, что автор этого автобиографического романа действительно находился в таком тесном контакте с самыми опасными представителями японской мафии. Он, видимо, находил особое удовольствие в том, чтобы на каждой странице напоминать о своем духовном родстве с главарями токийской преступной группировки. Более того, эти суровые татуированные мужчины частенько плачутся в жилетку чудесному гайдзину, пишут ему длинные трогательные письма из мест не столь отдаленных, пьют на брудершафт и запросто величают "братом". Каждую главу предваряют замечательные образчики тюремной лирики, как то:

Радость — это
Два раза в неделю
Мыться
В ванне.

А если серьезно, то прониклась я этой необычной тюремной романтикой с ностальгическими нотками. Произведение представляет собой рассказ о тяжелых трудовых буднях якудза начала 80-90 годов, о подпольном мире, в котором царят свои законы, об исковерканных судьбах. Что-то вроде культурологического исследования, облеченного в художественную форму и чрезвычайно субъективного. Автору, прежде всего, интересны люди с трудной судьбой, их образ мыслей. Книга проникнута сочувствием к жестоким отступникам с душой ребенка, которые всю свою жизнь пытаются обрести то тепло, которого были лишены с детства. Или, во всяком случае, найти его заменители.

"Мы — маленькие дети, понимаете? Маленькие дети без папы и мамы. Так же, как тогда, когда мы убежали из нашего маленького городка на Кюсю, запуганные, ненавидящие этот мир, ненавидящие своих родителей. Присоединяющиеся — из страха — к другим запуганным детям. Мы всю жизнь ищем папу, маму и женщину. Мы ищем объятий и любви."

Это, по большей части, выходцы из неблагополучных семей, изгои, которым не суждено обрести свое место под солнцем в мире обычных людей. Сознавая это, они переходят на темную сторону, промышляют торговлей наркотиками, торговлей оружием и проституцией.
Однако что в этой истории внушает невольное уважение к казалось бы, такому страшному человеку, как босс Окава? Неукоснительное следование принципам, дисциплина, четкая иерархия, и... своеобразная "бандитская" этика:

"Я всегда говорю своим мальчикам, что можно нарушить закон, но нельзя делать зло людям. Переступить закон и вершить зло — это не одно и то же. Ты можешь быть преступником и в то же время хорошим человеком. Обстоятельства привели тебя в это место, в этот мир. Но не будь бесом, не позволяй злу войти в тебя и управлять тобой."

Этические представления якудза, сообщает нам автор, восходят к самурайскому кодексу чести. Получается, якудза сохраняли связь с древней традицией, они были оплотом средневековых традиций в современной Японии. А что ни говори, Средневековье -- самый романтический период в жизни человечества. Резкий контраст между звериной жестокостью и необычайной мягкостью, безжалостной яростью и милосердием завораживает. Кажется, в этом закрытом мире все делится на черное и белое, как когда-то. Якудза убивают друг друга с той легкостью, с которой предавались этой забаве средневековые рыцари, но они же следуют рыцарскому кодексу чести. А после кровопролитных войн, раскаявшись, возводят храмы во славу Господа. Сами представители преступного клана как никто чувствуют эту связь времен:

"Якудза, сэнсэй, это внутренности японцев. Если бы нас не было, нас бы создали. Мы — это селезенка, печень, легкие и кишки нации, на которые хоть и неприятно смотреть, но и без них нельзя."

Не могу щегольнуть личным знакомством с каким-нибудь мало-мальски значимым членом преступного клана, да и в Японии никогда не бывала. Но мне кажется, что "гангстеризация", которой боялся босс Окава, глобализация и разные другие словечки на "ция" сегодня изменили мужественное лицо якудза до неузнаваемости. И мне отчего-то грустно.