4

История из трагической плеяды metoo —сонма женских голосов, которым не хватало воздуха прозвучать долгие годы.

В истории Ванессы Спрингора отдельную роль играет дух времени. Франция 70-х, расцвет движения за гражданские свободы, либертарианство цветет пышным цветом, борьба за все хорошее против всего плохого. Воздух свободы кружит голову и прогрессивному, свежему, как новорожденная бабочка, обществу хочется, чтобы все делали то, что хотят. Подспудно гуманистические и прогрессивные идеи предполагают, что все же вокруг люди умные и моральные, а значит воспользуются новообретенной свободой, чтобы созидать, творить доброе и вечное, а не для того, чтобы под шумок протащить личные гаденькие интересы, прикрыв их красивыми лозунгами.

Так вышло и с абьюзером Ванессы, маститым контркультурным писателем, «продвинутым и думающим», которому очень на руку была бы отмена возраста согласия. Ну в личных целях. Чтобы в полицию не попадать за растление каждый раз. Но номинально, конечно, чтобы не дискриминировать подростков и дать им возможность распоряжаться собственной сексуальностью. Звучит либерально, пока не выясняется, что, на самом деле, распоряжаться их сексуальностью как раз планируют чужие злонамеренные дядьки.

И прогрессивная общественность, которая «за все хорошее», тогдашние интеллектуалы, тоже не видит второго дна в идеалистической картине всеобщего раскрепощения. Деррида, Барт, де Бовуар — цвет французской философии оказывается удивительно недальновидным и подписывает открытое письмо за отмену возраста согласия. Один Мишель Фуко (которому самому, положа руку на сердце, было что скрывать), письмо не подписывает. Возможно, потому что в своем трехтомнике «Истории сексуальности» очень детально разбирает, как контроль над сексуальностью в обществе ВСЕГДА является инструментом власти. Законы, что можно и что нельзя в сексе, в конкретной стране и в конкретное время — это призма, через которую государство (или в случае Ванессы и открытого письма — конкретный хитрый мерзавец) транслирует свои интересы.

А уязвимые группы, за которые все решили власти придержащие, только офигевают от последствий. В данном случае спустя много лет все еще прорабатывают психологические травмы, доставшиеся от «доброго господина Г.».