3.5 Флавия и труп в фонтане Посейдона,

или Как научиться дружить, если ты гений
__________________________
История повторяется. Флавия снова находит в собственном дворе труп, на этот раз — висящим на фонтане Посейдона. И как удачно, что в этот раз никого из членов семьи де Люс не подозревают в убийстве! Хотя погибший обворовывал их потихоньку, но об этом догадывается только Флавия, — как и о том, почему Бруки Хейрвуд оказался той ночью на земле де Люсов и как встретил свою смерть. Но Флавия благоразумно помалкивает.

Кроме нечистого на руку покойника (а вместе с ним — историй о скупке краденого и подделке антиквариата) в сюжете фигурируют: цыгане; сектанты; обряды, от которых гибнут дети; экскурсы в историю английской религии и законов, связанных с нею; рыбный запах, который является симптомом болезни; забытые хозяевами подземные ходы и система фонтанов на землях де Люсов; сверхъестественные способности предсказывать будущее. Натуральный бардак! И слово «фигурируют» призвано подчеркнуть несуразность происходящего.
На мой вкус, это одна из самых слабых книг цикла (ладно, буду честна, весь цикл делится для меня на 4 сильных и 6 откровенно слабых книг). Более того, «Селёдка» выглядит настолько инородно в канве сквозного сюжета, словно её поспешно взрастили из ничего и запихнули на третье по порядку место, потому что автору, видите ли, захотелось круглое число книг в цикле (вы можете придумать свою нелепую причину, а мне в голову пришло такое вот объяснение; и кстати, я только сейчас сообразила: пока автор жив, он может ещё что-нибудь написать, и тогда число станет ещё круглее). У меня сложилось это впечатление инородности, потому что в «Селёдке» открываются какие-то причудливые грани реальности, которые канут в небытие сразу после завершения сюжета — и больше никогда не появятся на сцене. Например, в Букшоу «всплывут» подземные ходы, которые ни разу не упомянут за последующие семь книг, — как может одиннадцатилетняя девочка удержаться от исследования подземных ходов в собственном поместье? Или, например, среди второстепенных персонажей окажется энное число сектантов, но в следующих книгах многие из них преспокойно продолжат ходить в англиканскую церковь — действительно, а что тут такого? И уж, во всяком случае, не Флавии-католичке, посещающей ту же церковь, этому удивляться. Или, например, окажется, что на территории Букшоу есть некое загадочное место под названием Изгороди — и кроме этой книги Флавия никогда больше туда не отправится (но я проверила, она упомянет это место целых два раза, в шестой и седьмой книгах, ни единым словом не давая понять, что здесь регулярно останавливались цыгане). Да, видимо, территория поместья Букшоу настолько велика, что нет смысла дважды бывать в одном и том же месте.
Ладно-ладно, я, конечно, немного утрирую, но книга мне определённо не понравилась. Сумятица в сюжете отвратительна, в ней нет никакой связной красоты — или же она настолько специфична, что я её не вижу. Слава Посейдону, хотя бы убийство совершено и разгадано со всей возможной логичностью, а читатель заинтригован достаточно, чтобы попытаться самому раскрыть дело. Но и тут не всё гладко: в книге есть вещи, которые я бы, как редактор, назвала ляпами, хотя с точки зрения автора это могут быть подсказки для читателя, который ведёт расследование параллельно Флавии (но тут уж каждый сам себе судья).

Или вот, странная штука — эти сверхъестественные способности. Гибкий ум Флавии легко допускает, что её новая знакомая Порслин, а также её мама и бабушка наделены даром предвиденья. Точнее, от полнейшего скептицизма девочка путём логических умозаключений приходит к выводу, что это правда. И читатель вынужден сделать вывод, что в реальности, которую описывает Брэдли, есть предсказатели и это реально работает. Странно то, что автор не оставляет читателю пространства для манёвра (так это всё-таки детектив или фантастика???), но при этом больше никогда и нигде не упоминает сверхъестественные таланты семьи Порслин.
И саму Порслин, кстати, тоже. О-о-о, это важная деталь. Одна из двух важных деталей в романе, оправдывающих его существование. Я бы даже назвала их вехами, которые ценны тем, что способствуют развитию главной сюжетной арки всего цикла (то есть истории взросления Флавии в целом и истории её матери в частности). В первых двух книгах автор делал акцент на том, что Флавия — гений и изгой, а в «Селёдке» становится очевидно, что Флавия социально не адаптирована. Из-за её личных особенностей и из-за того, в каких условиях она росла, Флавия не умеет дружить и привязываться, хотя у неё, как это принято называть, большое и доброе сердце. Поэтому я двумя кулачками болела за отношения Флавии и Порслин, надеялась, что они подружатся, и Флавия больше не будет такой одинокой. И что в итоге? Они подружились только для того, чтобы об этом больше никогда не было упомянуто? Пусть я даже не смела надеяться, что это будет как в «Великолепной пятёрке» Энид Блайтон, но такое…
Так или иначе, веха одинокого гениального ребёнка была пройдена, и чем дальше в лес, тем больше Флавия будет обрастать друзьями и привязанностями. О том, как она научится дружить, напрямую рассказано не будет. Поэтому из книг о Флавии хорошего пособия для одиноких гениев не выйдет. Но попытаться всё-таки можно: читать между строк, примерять психологию персонажей на себя и т.д. Книга-то в целом неплохая. Ради главной героини и главной сюжетной арки я вынуждена примириться с присутствием «Селёдки» в цикле.

Вторая веха — это появление ещё одного штриха в психологическом портрете Харриет де Люс, матери сестёр де Люс. Точнее, как скажет сама Флавия в пятой книге, ещё один паззл их тех, что составляли Харриет, встал на место. Хотя полномаштабное знакомство с Харриет официально состоялось в первой книге (и тем она ценна), в каждой последующей книге цикла девочка раскрывала очередной секрет своей матери, иногда даже два или три, добавляя красивые штрихи к её портрету. Раскрывала вскользь, мимоходом, почти не акцентируя на этом внимания. Но именно в «Селёдке» Флавия прямо выразила свои чувства вопросом:

Как, никогда не знав её, я могу так сильно по ней скучать?

И это было столь сильно (на фоне обычной сдержанности), что я вместе с главной героиней невольно стала собирать по всем книгам эти паззлы. В первой книге было общее знакомство, во второй книге Флавия узнала, как Харриет вместе со старым дядюшкой Таром ставила в лаборатории химические эксперименты и как Харриет дружила со своей двоюродной сестрой Фелисити, хотя Флавии до того момента Фелисити казалась глупой вредной тёткой. В «Селёдке» нам попалось целых три паззла: кусочек мозаики, как Харриет дружила с цыганами; кусочек мозаики, как Харриет рассказывала дочкам сказки, используя в качестве главных героев каминные шпаги с лисьими головами; и, наконец, подарок, который Харриет приготовила для своего мужа незадолго до смерти.
Деталей последнего «паззла» раскрывать не буду, чтобы не портить чтение, но могу сказать, что там довольно странная история. Флавия обнаружит подарок в середине романа, потом забудет о нём почти до самого конца и только на финальных страницах попытается пронести подарок в дом. Затем подарок ещё раз упомянут в начале четвёртой книги, — и всё, как будто его никогда не существовало. Впрочем, в этой книге полно таких вещей, я устала им удивляться.

Если попытаться обобщить впечатление от третьей книги, то это, скорее всего, будет озарение, что она так же несуразна, как её заголовок, а также смысл цитаты, из которой он был взят:

…кружка эля без девицы — что ж, увы, это всё равно что яйцо без соли или копчёная селёдка без горчицы.

По нашу сторону Европы копчёная селёдка идёт в совершенно другой комплектации! Да кому в голову вообще придёт добровольно есть селёдку с горчицей?! (Написала она и задумалась, где в одиннадцатом часу субботнего вечера раздобыть копчёную селёдку для следственного эксперимента). А насчёт того, чтобы употреблять эль исключительно в обществе девушек — так это авторы цитаты, наверное, просто не в курсе, насколько вкусен эль в обществе котов! Глупые авторы, глупая цитата. Тьфу на них, схожу лучше в магазин, пока хоть что-то открыто.

P.S. Чуть не забыла добавить список книг, упомянутых в книге, в этот раз странноватый (впрочем, не больше, чем сама книга).