4 Витальность русского эроса

Краткая преамбула
Я обожаю слушать рассказы про «русскую культур», особенно деревенскую культуру, в которой все девушки как одна были девственницы (церковь по воскресеньям добавляется опционально, в зависимости от убеждений человека, который озвучивает данную концепцию), и с парнями (все красавцы, молодые, блондины) лишь прыгали через костёр. Русская нравственность, как вы знаете, самая нравственная во всём мире — и все остальные страны нам завидуют. Дальше должна была быть история, как нацисты пришли в СССР, и стали проверять всех женщин на наличие девственной плевы, обнаружили её у всех, и стали писать Гиммлеру, что такой народ невозможно победить из-за его духовности, на что Гиммлер приказал всё засекретить. Но вы и так знаете эту историю, так что воздержусь.

Русская традиционная культура
Так уж получилось, что русская культура это сельская культура. Вплоть до ХХ века более 90% населения были крестьянами, т.е. жили на земле и занимались сельским хозяйством. Это накладывает и определенные требования к культурологическому анализу их жизни, но и сразу, «на входе», даёт возможность нам кое-что понять.
Сельская культура подчёркнуто сексуализирована. Иной она просто не может быть — крестьянин живёт за счёт того, что животные вокруг него плодоносят, плодоносит земля, которую он возделывает, и плодоносит его жена, поставляя общине новую рабочую силу. Это базис функционирования крестьянского общества. Секс здесь не «похабное развлечение», как для жителей города, а самый что ни на есть стержень, вокруг которого вращается вся жизнь общины. Думать, что вопросы секса не занимали крестьянина исключительно из-за его высокой нравственности — совершенно неверно и глупо. Вопрос секса для крестьянской общины вообще не может быть табуированным — это едва ли не основной вопрос крестьянского «космоса».
Поэтому, когда мы говорим о «табуированности» тем секса, о «нравственности» как таковой — это классическая ошибка перенесения дискурса городской культуры, из среды которой, как правило, говорящие и оценивающие происходят, на совершенно иную культуру. Попытка судить чужую жизнь по собственной мерке. В городском обществе свои нормативные представления о нравственности, и секс там значительно менее естественное понятие, чем секс в сельской среде. В тоже самое время секс до брака в условиях сельской жизни вообще не был особой проблемой — сама система устройства общинной жизни, умноженная на специфику крестьянства, не давала к этому предпосылок. Потому с самого начала нам надо отбросить свои «городские» представления о сексе, и детабуировать эту тему. Тогда мы сможем оценить ситуацию непредвзято.

Об исследовательских сложностях
Исследовать эту тему вообще адская задача — исследователю предстоит преодолеть три барьера, и каждый из барьеров потребует от него ума, смелости и честности.
Первый барьер — нежелание самих крестьян рассказывать об эротической стороне своего космоса. Дело даже не в стеснительности — дело, скорее, в общинном характере крестьянской жизни, а значит в её закрытости. Письменных фиксаций вы не найдете, а если и найдете — к ним будут отдельные большие вопросы (о чём поговорим позже).
Второй барьер — самоцензура этнографа. Многие собиратели сведений, особенно женщины, старательно правили собранный ими материал — в анализируемом сборнике на эту тему есть множество упоминаний. Многое из быличек, сказок, обрядов и пр., собранных «прямо на земле» дошли до официального издания в чрезвычайно искаженном виде, и исказили их прежде всего сами собиратели. Возникает ситуация круговой поруки, когда все этнографы «привирают» относительно собранного материала, в первую очередь боясь официальной цензуры, и факт этой наличия общности не даёт возможности кому-то одному вывести на чистую воду своих коллег.
Третий барьер — официальная цензура. Не секрет, что русские заветные сказки Афанасьева не были допущены к печати по цензурным соображениям — их пришлось контрабандно издавать в Париже. Афанасьев был не просто принципиальным, но и смелым человеком — но вот большинство этнографов, состоящих из представителей академической науки того времени — такими не были. В результате множество блестящего материала до сих пор пылится и гниёт в архивах, а учитывая, как часто они у нас горят, — они рискуют вообще не выбраться из них.
Преодолеть все три барьера становится очень уж сложной и нетривиальной задачей. Поэтому внимательным исследователям приходится прибегать ко множеству хитростей, в том числе и весьма своеобразным.

Инцест или зоофилия?
Главным источником информации о «нравственном состоянии» народа являются церковные записи. И дело даже не в книгах учета крещений — их стали вести достаточно поздно и не везде. Дело во внутрицерковных документах, в т.ч. в исповедальных опросниках и рекомендациях по епитимьям.
Здесь возникает любопытнейшая дилемма — вот мы видим, например, богатейшие количество вопросов на исповедях, касающихся группового секса, ровно как и жестокие наказания за данный вид греха — о чём это говорит? О том, что нравственность под присмотром и защитой, и благодаря таким жёстким наказаниям этого НЕ происходит? Или же сделать обратный вывод — чем чаще исповедники обращаются к данной теме, тем, значит, глубже эта проблема засела в обществе? Разумеется, верен второй подход.
Чем чаще какая-то вещь всплывает в исповедальных опросниках, и чем больше и суровее наказания за это предусмотрены, чем чаще меняется наказание и пр. — тем чаще, как можно сделать вывод, эта вещь обнаруживается в исследуемом социуме. На основании этого можно сделать следующие выводы (избранное):
1. Групповой секс на Руси был достаточно сильно распространён — но специфический. Жена, муж и брат мужа, или же муж, жена, и сестра жены — вот наиболее частые проступки на Руси относительного группового секса;
2. Инцестуальные связи были более чем распространены на Руси, но ни в коем случае не в рамках официального брака. Секс между родственниками явно был, но вот на легализацию подобных отношений существовало жёсткое табу, поддерживаемое самим обществом;
3. Содомия (многие не знают — содомия это секс через анальный проход, но не только секс между мужчиной и мужчиной. Поэтому отделить одно от другого бывает сложно) хоть и была распространена на Руси, но явно не как 1-й и 2-й пункт;
4. Зоофилия (она же Скотоложество) почти не упоминаются опросниками, за неё установлены минимальные наказания, и, следовательно, в объекты церковного анализа эта практика вообще не попадала. Судя по всему, на Руси она не была распространена вообще. Вероятно, это связано с тем, что Россия более земледельческая, чем скотоводческая страна.

Культура реакции
Чрезвычайно сильная эротизация «низовой» культуры в России сказалась почти на всех отраслях жизни. Например, живопись, — нарисовать обнажённую натуру было фактически невозможно. Особенно невозможно это было в церковной культуре — хотя в аналогичный же период в Европе обнаженное тело вполне могло присутствовать даже на изображении в церкви. Это абсолютно не случайно — отечественная культура изображения понимала, по какому тонкому льду она идет касательно нравственности своего народа, и даже минимальных поводов старалась не давать, справедливо полагая, что низовой эротизм может отреагировать на то, что он сочтет эротичным в церкви, совсем не так как надо. Это такая «реакция на реакцию».
Так что когда вы видите задрапированные в тряпки лики на вполне себе церковных изображениях — это не от сугубо высокой духовности, а именно от отсутствия таковой. Признаюсь, очень люблю такие факты.

О социальной философии в России
Увы и ах, социальная философия в России, по Европейским меркам, чрезвычайно отсталая. Я молчу что ядро русской философии есть религиозная философия — но даже религиозная философия может быть разная. Наша религиозная философия, со столпами вроде Соловьёва или Бердяева , конечно, по Европейским меркам рассматривается как «третий сорт не брак». Русская социальная философия фактически не видит оттенков, перед ней всё предстает в системе грех/не грех. Разумеется, если все что не является «не грехом» становится «грехом» — греха в мире начинает находиться очень уж много. Касается ли это фактически животным отвращением Бердяева к беременным (кстати, здесь исключением был, фактически, только Розанов — ну так и он и слыл «юродивым» русской философии).
В реальной практике мы видим, что любой секс не касающийся непосредственного деторождения — воспринимается греховно. Эта нормативная позиция, и оставалась бы она такой — но в связи с низким уровнем той же социальной философии несть числа попыток превратить её в фактическую позицию. В результате незнамо зачем русское общество начинает стремиться к идеалу, который, как мы понимаем, априорно недостижим.
Получается, что Россия сама себя загнала в ту пучину сексуально-эротического невежества, когда некую природную витальность стала пытаться разменивать на абсолютно недостижимые религиозные идеалы, причём делать это с «тяжким, звероподобным рвением». Не в слишком ли сильном закручивании гаек можно увидеть тот факт, что в квартале, где я живу, количество Магнитов сравнялось с количеством секс-шопов?

И о самой книге
Перед нами даже не антология, а просто сборник статей разных авторов, которые должны были быть объединены одной тематикой — тематикой сексуальных и эротических отношений на Руси.
Набрать такое количество статей, даже если скрести по всем сусекам, да в условиях отечественной культурологии, конечно, невозможно. Именно поэтому составители сгребают в кучу всё, что смогли найти. Из более чем двух десятков статей интерес представляют статей 5-6. Что-то вставлено для объёма, что-то вообще не соответствует заявленной теме — но те 5-6 стержневых статей для сборника — они отличные.
Составители сборник, дабы набрать нужный объём, достаточно вольно отнеслись к названию — и, конечно, вышли за границы культурологии. В результате те статьи, что написаны в рамках культурологии, хоть и с некоторым вывертом, как например статья Щепанской, достаточно интересны. Те же статьи, где культурология плавно съезжает в этнографию, чтоб потом улететь в мифологию — откровенно проходные, их читать откровенно скучно. Для мифологического образования могу посоветовать Баню в полночь .
Отрабатывает ли эта книга своё название? Процентов на 60. Если выкинуть откровенно проходную мифологическую требуху, которая к теме сборника имеет весьма далёкое отношение — он был бы откровенно лучше. Но с другой стороны — ненужные статьи ведь можно не читать, и просто пробежать глазами. Разве нет?

Сакральное и профанное
Наверное, самое страшно непонимание современного человека при изучении культуры прошлого возникает из-за недостаточной возможности делить сакральное и профанное. Так девушка может вполне спокойно вступать в половые связи до свадьбы (в русской традиционной культуре этому особого значения не придавали. Почти все исследователи стараются найти какое-то неодобрение этим действиям своих дочерей и, к своей досаде, не находят. Опрошенные отбиваются даже от серий наводящих вопросов: «Слюбились — с кем не бывает»), при этом ходить в церковь и быть вполне себе добропорядочным человеком. Проблема в уже упоминавшейся экстраполяции культурного кода города на жителей деревни.
Так и женщина, спокойна сожительствующая с мужем и его братом сразу, может искренне каяться священнику, в т.ч. и из-за актов использования афедрона в их противоестественных отношениях — но после этого она выйдет из церкви, и вернётся из этого «сакрального» мира, где душа, в обычный телесный профанный мир — со скоморохами, похабными святочными шутками, и с общей культурой низовой человеческой телесности. И это естественно, особенно для сельской общины.
Я бы пожелал нашим исследователям меньше исследовать «придуманную» Россию, а больше заняться исследованием реальной России. По крайней мере уже из этого сборника очевидно — высокую нравственность русского народа можно смело делить на десять, а эротизм в повседневной жизни можно смело умножать на десять. Впрочем, это касается любого народа — не ошибёмся.