Когда и если тебе предоставляется возможность узнать что-то новое, всегда лучше воспользоваться ею. Во многом знании многие печали, но с другой стороны знание – сила и, как по мне, уж лучше быть печальным сильным и умным, чем глупым и слабым (тем более, что пребывание во втором состоянии веселья тоже не гарантирует). О немецком культурологе Вальтер Беньямине прежде даже и не слышала, но уважительный отзыв о нем человека, ко мнению которого прислушиваюсь, не оставил сомнений – нужно знакомиться. Может быть, и даже скорее всего, стоило выбрать для первого знакомства текст Беньямина с более выраженной художественной составляющей. Хотя бы его эссе о нежно любимом Кафке, но тема технической воспроизводимости произведений искусства показалась мне не менее интересной и, одолев для начала этот бастион, отчего позже не вернуться к менее сложным крепостям.
Не могу сказать, что эта работа открыла мне Америку в какой-то из областей. Скорее всего потому, что, как всякая культовая вещь (а это эссе написанное в 1936 году, знакомо всем, кто есть кто-то в сфере масс-медиа и политтехнологий), используется настолько интенсивно, что большинство его базовых постулатов успели стать общим местом. Очень небольшая по объему работа разбита на пятнадцать глав. Пройду по порядку, фиксируя мысли, которые возникали в процессе чтения (не столь глубокие, как у автора, но мне интересные).
I. Обзорная глава: на всем протяжении истории человечества произведения искусства копировались и тиражировались. Начиная от самых первых наскальных росписей и переходя к более насущным, утилитарным вещам, как посуда, узор ковра, вышивка на одежде. Стремление человечества к копированию и тиражированию сдерживалось единственно ограниченностью технических возможностей. В то же время любое изобретение, позволявшее делать множественные оттиски, горячо приветствовалось и скоро осваивалось: от гравюр и книгопечатания, до дагерротипов и фонографов, которые вошли в жизнь на рубеже позапрошлого-прошлого веков. В это же время технические средства тиражирования начали не только превращать в объект тиражирования все уже имеющиеся у человека произведения искусства, но и сумели занять ниши самостоятельных видов искусства, принципиально отличных от искусства в его традиционной форме.
Читая эту главу, я подумала, что стагнация в области предсказательных возможностей фантастики, на которую сетуют сейчас, не в последнюю очередь обусловлена технической возможностью синхронизации ритмов воображаемой жизни с теми, что существуют в реальности. По сути любой посыл фантастики, любая попытка заглянуть в будущее и увидеть более совершенное человечество – это ожидание встречи с жизнью, протекающей чуть быстрее и более интенсивно (с возможностью успевать за определенное количество времени получить больше ощущений, чем человек прошлого или настоящего). Однако после определенного предела картинка человека будущего, летящего на горных лыжах с горы, одновременно решая рабочие вопросы по всемирной сети, прихлебывая отлично сваренный кофе, наслаждаясь концертом Брамса и делая мимоходом, но отменно еще полдюжины дел: все это перестает быть манящим и вожделенным, превращаясь в свою противоположность – карикатурное.
II. Современные средства тиражирования, в отличии от прежних копий, позволяют воссоздать не один раз на всегда канонизированный вид произведения искусства, но десятки и сотни его вариантов при разном освещении, приближении, измененном ракурсе. Может приблизить оригинал к зрителю, может перенести оригинал в ситуацию, для него недоступную. Но, и здесь автор вводит понятие ауры, подлинное произведение искусства несет в себе не только свое «здесь и сейчас», но совокупность всех, устремленных к ней, энергий. Легкость и техническая доступность воспроизведения ведет к тому, что аура оказывается поколебленной, а понятие ценности размывается.
Тут я не могу согласиться. Возможно, восемьдесят лет назад казалось, что тиражирование убивает искусство, но такие аукционные монстры, как Сотби и Кристи и по сей день не прекратили существования, а цены на предметы искусства совершенно запредельные. С другой стороны, существует феномен Энди Уорхолла, сделавшего ширпотреб искусством. Жизнь предоставляет больше возможностей, чем мы и помыслить можем.
III. На протяжении истории меняется способ восприятия искусства. Ориентация реальности на массы и масс на реальность – процесс, влияние которого на мышление и восприятие безгранично.
IV. Уникальная ценность «подлинного» произведения искусства основывается на ритуале, в который оно впаяно. Когда мерило подлинности перестает работать, место ритуального основания занимает практическая – политическая деятельность.
V. Два возможных полюса в восприятии произведения искусства: первый на произведение, второй – на его экспозиционную ценность.
VI. С появлением фотографии и кинематографа экспозиционная ценность начинает теснить культовую.
VII. Кино не есть новая иероглифика или дефиниция молитвы, его уникальность, как вида искусства, в уникальной способности выражать волшебное, сверхъестественное, чудесное естественными средствами и с несравненной убедительностью.
VIII. Потенциальное отличие театра от кино в том, что в первом актер выносит свою интерпретацию роли непосредственно к зрителю, во втором – опосредованно через камеру и у кинозрителя, невольно занимающего позицию камеры, больше возможностей выносить экспертные суждения.
IX. Для кино важно, чтобы актер представлял не другого, но себя, мы идем смотреть не Гамлета, но Васю Пупкина, исполняющего Гамлета. Однако, - утверждает Беньямин, -Игра перед аппаратом в значительной мере лишает объект ауры.
Тут согласна лишь наполовину, заполонившие наш мир сэлфи, в самом деле не слишком богаты в плане ауры, но профессиональные актеры за прошедшие со времен написания работы время, поднаторели в передаче ауры и в лучших образцах мы таки видим Гамлета. Ах да, Мария Степанова в «Памяти памяти» активно разрабатывает идеи Вальтера Беньямина.
X. Доступность современных средств тиражирования привела к тому, что практически каждый зритель (читатель) может в какорй-то мере и в некоторых обстоятельствах ощутить себя творцом. Выступить с собственным посланием миру. В этих условиях квазивозможности выступают дополнительным инструментом околпачивания масс.
Умгум. Оля Бузова такая одна. Однако многие из нас, не помышляя о писательской карьере, получила возможность говорить на интересные темы не только сама с собой, но и с другими интересными людьми.
XI Киноверсия события предоставляет широкие возможности манипулировать реальностью, представляя ее зрителю в том виде, какой оптимален заказчику, но подсознанием даже совершенно постановочные псевдодокументальные вещи считываются как правдивые Посредством кино легче обманывать.
XII.Техническая воспроизводимость изменяет отношение масс к искусству, из наиболее консервативного оно превращается в некоторых областях в наиболее прогрессивное.
XIII. Создаваемое кино изображение поддается более точному и полному психологическому анализу, чем статичное изображение на картине. Раздвинув рамки реальности, кино открыло нам область визуально-бессознательного, подобно тому, как психоанализ открыл область инстинктивно-бессознательного.
XIV.С древнейших времен одной из задач искусства было порождение потребности, для полного удовлетворения которой время еще не пришло. Кино,в противоположность созерцательности, создает развлечение как разновидность социального поведения. Кино высвободило физическое шоковое воздействие из его обертки.
XV . Массы – это матрица, из которой всякое привычное отношение к произведениям искусства выходит перерожденным.. Количество перешло в качество, очень значительное приращение массы участников привело к изменению способа участия.. Созерцательное отношение к восприятию сменилось расслабленно-наблюдательным, Кино апеллирует не к единицам, но к массам, вытесняя культовое значение искусства.
В Послесловии автор констатирует, что все усилия по эстетизации политики достигают высшей степени в одной точке. И этой точкой является война. Горькое предвидение, особенно учитывая, чем закончилась жизнь Вальтера Беньямина.
