Рецензии на книги издательства «Издательство Уральского Университета»

Новый год я начала со знакомства с новым (для меня) автором. Лео Перуц – мастер магического реализма. Книга-сборник и состоит из 4х повестей-романов. Отмечу великолепный, высокохудожественный слог автора. В этом есть, конечно, и заслуга переводчиков.

«Прыжок в неизвестное» - все вроде бы как в реальной жизни, только кажется, что персонаж Демба ведет себя вздорно и странно. Он бегает по всей Вене, и его метания напоминают чем-то беготню Ивана Бездомного по Москве после встречи с Воландом. А под конец истории вылазит кой-какая мистика.

«Мастер страшного суда» - мистика с элементом детективной истории. В Вене происходят странные самоубийства. И те кто пытаются что-то об этом дознаться, тоже… того…

«Шведский всадник» - жемчужина этого сборника. Действие происходит в начале 18 века в Силезии. История предприимчивого вора, скрывающегося от каторги, его взлет и падение. Написано так хорошо, что читала и наслаждалась не только интересным сюжетом, но и просто красотой художественного слова.

«Маркиз де Болибар» - поначалу долго не могла вчитаться в это произведение, но потом была в восторге от интриги и ее точного, выверенного исполнения! Жизнь брутальных немецких офицеров, расквартированных в гарнизоне Испании во время наполеоновских войн, таинственный маркиз, цепь непонятных случайностей... и вся эта атмосфера передана так, что читая, словно фильм смотришь.

В центре внимания Ж. Бодрийяра всё то же - современное общество, точнее, масса, заменяющая собой общество. Рассуждая на заданную названием книги тему, автор затрагивает проблемы связи социального и политического, "молчаливого большинства", "симуляции социального", производства и потребления, влияния информации на массы и др. Именно "затрагивает", потому что микроскопический объем книги развернуть свои идеи Бодрийяру не позволяет.
На первый взгляд, книга довольно интересная. Но в процессе чтения постоянно возникало ощущение вторичности, повторения - только другими словами - тех идей, которые находят отражение в других работах Бодрийяра. Кроме того, немного напрягало, что текст в книге несколько необычно отформатирован: вместо абзацных отступов выступы, выравнивание текста по левому краю... Да и шрифт издатели использовали какой-то странный.
Наверное, один раз прочитать можно было. Но можно было и не читать. От Бодрийяра всегда жду каких-то открытий, чуть-чуть меняющих мою картину мира, побуждающих рассматривать привычные вещи в необычном ракурсе. В данном случае открытий не случилось.

И это тоже к чему-нибудь. да примета.

Это Алексей Сальников, которого вы не читали, несмотря на феерический взлет "Петровых в гриппе", повышенный интерес мужской части аудитории к "Отделу", женской - к "Опосредованно" и обеих к "Оккульттрегеру" - подкрепленный в этом последнем случае отменным промоушеном, номинациями на все значимые литературные премии и уже победой в Новых горизонтах.

"Нижний Тагил" не знает почти никто, он неуловим как Пелевин (Виктор), и вовсе не по той причине, по какой известный Джо. Просто в цифре нет, а на бумаге издавался однажды, в 2011 в Издательстве Уральского Университета каким-то совсем крохотным тиражом. Однако в книжном сообществе о нем ходят легенды. Мне повезло прочитать эту мифическую книгу, рассказываю о ней.

Это неоконченный роман, задуманный как четырехчастный, но в изданном варианте существуют только две первых части: меньшая "Паракрапивин" и вторая "Нижний Тагил", которая по объему примерно раз в пять больше. Несвязанные между собой истории объединены только местом и временем, в обоих случаях это уральский магический реализм, которым в той или иной степени отмечены произведения всех талантливых авторов региона. Ольга Славникова, Алексей Иванов, Анна Матвеева, Дмитрий Скирюк, Павел Селуков - пишут по-разному, но что-то бажовское сквозь их прозу проступает. Сальников с его жестоко-нежной усмешливостью не исключение.

Вообще, это же особенность последнего времени - интерес к нестоличной России, наша литература до последнего десятилетия словно бы не видела ничего, кроме Москвы и Петербурга, которые по-своему прекрасны и разнообразны, но сильно не Россия. Еще лет пять назад в опросе книжного сайта Лайвлиб о причинах читать современную русскую литературу абсолютное большинство отвечало, что не видят таковых, и некоторые интересовались: "А что, она существует?" Так вот, Сальников, со своей уральскостью, совершенно попал в резонанс к запросу на "о нас", в его героях узнают своих и себя даже не уральцы.

О жестокой нежности. Первую часть условно можно соотнести с "Иронией судьбы", такое "просто встретились два одиночества": простоватый мужик Владимир Александрович с зашитой головой (кто-то ударил сзади в темноте, он только что вышел из больницы) и мать-одиночка, живущая в соседней квартире. Обычные такие люди, не красавцы и не первой молодости, он как после лоботомии, у нее зубы кривые, но глаза хаски. Раз столкнулись в подъезде, другой раз, поздоровались, заговорили о чем-то незначащем, взяли в ларьке пива (это сейчас мы все трезвые, а в нулевых стандартная ситуация).

И вот они пьют пиво, разговаривают о советском провинциальном детстве, которое у нашего поколения плюс-минус общее, о книжках, которые мы тоже читали примерно одинаковые. Приходят к рискованным умозаключениям, а потом выясняется, что у В.А. в квартире с некоторых пор живет такой вот крапивинский мальчик. Буквально завелся. Но, т-с-сс, не буду раскрывать всех секретов. Автор ведь когда-нибудь вернется к этой вещи, допишет две недостающие части, которые соберут автономные истории воедино и чего-нибудь нам объяснят про нас самих. Хотя именно это я стопроцентно читала в каком-то из сборников с участием Сальникова, не могу только вспомнить, в каком именно.

Вторая часть жесткач а-ля Тарантино. Скорее не нуар даже, а гиньоль с элементами абсурдистской фантастики. Пятерка наемных убийц (?) едет в Нижний Тагил, по дороге их останавливает гаишник, но вместо ожидаемого шмона пытается отговорить от поездки, в Тагил, мол, на ночь глядя не ездят, потом пытается всучить пистолет, на что водитель Дима резонно интересуется: "Тебе что, нужно, чтобы отпечатки пальцев на вещдоке остались?" Но нет, похоже, что милиционер искренне проявляет несвойственную его профессии заботу.

Потом случаются разные другие передряги с аццкой зубастой девочкой и криминальными разборками в отдельно взятой квартире. Но они здесь тоже все время говорят о литературе. Примерно с тем же уровнем увлеченности-осведомленности, с каким герои Тарантино рассуждают о кино. Это странно, контрастно, прикольно, местами страшно, местами трогательно. Не то, чтобы совсем понятно и не дюже оригинально. Скорее такая постмодернистская игра, из которой позже вырастет "Отдел", и вот он будет совершенно аутентичным.

В общем, крутейшая книга, но я понимаю, почему нигде нет - целому дураку пол-работы не показывают. Вот закончит Сальников этот свой роман, тогда и почитаем.

С виной всё непросто: это категория психологическая, философская, религиозная, юридическая, а теперь ещё и искусствоведческая. В русле массовой психологии вина, пожалуй, одно из самых неоднозначных чувств. Если, например, гнев и страх заслужили право присутствовать во внутреннем мире человека как нечто конструктивное в определённых контекстах, то вина и обида – чувства сугубо деструктивные. Если с гневом в психотерапии нужно работать так, чтобы выражать его экологично и в разумных пределах, то с виной – так, чтобы её изжить. Здесь разделяется вина и ответственность. В категорию ответственности попадает всё хорошее, а вине остаётся всё плохое. Даже у стыда как чего-то потенциально милого и связующего, больше прав на присутствие во внутренней реальности. Вина разъедает. «Чувство вины» стало ярлыком, который можно на кого-то навесить, и который нужно снять, потому что он мешает жить. Взгляд на вину как на позитивное переживание – нонсенс.

В юриспруденции разделяется чувство вины и факт вины. Чувства человек может испытывать любые, а виновность в преступлении либо доказана, либо не доказана. То есть важно не ощущение себя виновным, а факт нарушения границы закона. И, поскольку за доказанной виной следует наказание, здесь тоже нет ничего хорошего для подсудимого.

Взгляд на проблему вины с высоты религиозного или экзистенциального мировоззрения обнаруживает парадоксальную тяжесть, необходимость и возвышенность. Вина здесь может не отделяться от факта вины или чувства ответственности. Вина становится сложнее. У неё появляется роль, функция и место. Вина – часть истории человечества и личной истории каждого человека. Она становится объемной. И нужной.

В художественной мысли вина приобретает такой религиозно-философский оттенок. Она рассматривается под разными углами, как многомерное образование. Пресупозиция такая: есть три вида вины. Метафизическая вина соотносится с понятием первородного греха и является виной перед Богом. Экзистенциальная вина – это вина перед собой за уклонение от зова жизни, избегание ответственности, откладывание самореализации, игнорирование определённых экзистенциальных смыслов. Этическая вина – вина перед другими за совершённое или несовершённое.

Что объединяет таких выдающихся художников как Достоевский, Кафка и Триер? На самом деле, многое. Все трое не являются гуманистами в привычном смысле слова. Все мрачные и эксцентричные меланхолики в постоянном кризисе. Все любят поковырять словом и образом человеческое нутро. Все обращаются к тёмным, иррациональным сторонам человеческой природы. Конечно, все обращались в своём творчестве к проблеме вины. И решали её по-разному.

Для Достоевского признание вины всех перед всеми и за всё – путь к обретению рая в душе. У Кафки метафизическая вина несправедлива, а этическая и экзистенциальная находятся в конфликте. У Триера проблема вины разрешалась по-разному в разные периоды: вина как источник добродетели, как источник жестокости и как деструктивная сила, невыносимая для человека. Получается новозаветный, ветхозаветный и атеистический взгляды на вину. На первый взгляд.

По факту, Кафка из дискуссии выпадает, а центральное место занимает полемика датского режиссёра с великим русским писателем. Спор религиозный – христианство против атеизма ницшеанского толка. Хотя приходит всё к выводу о том, что атеизм - скорее квазиатеизм, а антихрист сидит глубоко в топике христианского мировоззрения и на Христа поглядывает так искоса и с любопытством. Триер очень часто прибегает к религиозным отсылкам и двусмысленностям, впрочем, как и подобает настоящему художнику, решающему вопрос художественным инструментарием.

Сложилось впечатление, что книга писалась именно ради главы о Триере, которая, кстати, занимает половину объема. Оно и понятно, о Фёдоре Михайловиче уже миллионы листов написаны, да и Кафка в почёте у исследователей. Последний вообще как-то неуместен в данной работе – один небольшой раздел в середине и напоминание в заключении: ну а вот ещё такой был. Минимум связей с остальными, особенно с Триером. Зачем? Будь здесь полемика христианина с атеистом через века, может быть и напряжённее было бы и осмысленнее.

Взять у Достоевского что-то кроме «Братьев Карамазовых» и «Идиота» - и будет интереснее. Поставить в параллель Кафке, скажем, Балабанова – и монография заиграет новыми смыслами, книга станет больше, тема шире, а логика исследования яснее. И разумное, доброе, вечное, глядишь, и покачнулось бы под натиском мрачного, юродивого и человечного. Текст ведь весьма качественный. И несложный. Триеровского бы напора да на всю его длину.

Звону дальнему тихо я внемлю
У Днестра на зеленом лугу
И Российскую горькую землю
Узнаю я на том берегу.
И когда затихают березы
И поляны отходят ко сну,
О, как сладко, как больно сквозь слезы
Хоть взглянуть на. родную страну!

Ходит легенда, что выслушав эту песню, Сталин сказал: "Пусть приезжает. пусть допоет..
Книга написана в 1989 году. Еще чувствуются легкие реверансы автора в сторону КПСС. Но в целом, написано правдиво, хорошим литературным языком, со ссылками на исторические документы. Честно говоря, я и сама, в меру своих отрицательных музыкальных способней, мурлыкаю "Вербочки" и "Лиловый негр"
Пётр Лещенкоhttps://www.livelib.ru/review/1152185-chubchik-kucheryavyj-povest-o-petre-leschenko-eduard-volodarskij и Александр Вертинский оба родились на окраинах Российской империи. Оба успели повоевать на фронтах Первой мировой войны. Они были любимцами публики и женщин. У обоих последняя жена гораздо моложе их самих.Их популярность в СССР была невероятной, хотя их творчество было долгое время под запретом. Но между ними существует огромная разница. Один служил, пусть и в хозчасти, в фашистских войсках, а значит был в окопах противника. Мог бы избежать, но не захотел глубокой эмиграции. Другой - сделал всё, чтобы не прикоснуться к фашистской гадине. Он допел.

На низшем уровне – желание убежать от привычного мира, но куда? Говорят, от себя не убежишь. Или получится, если сменить обстановку. Человеку почему-то хочется верить в царство грез, где все живут счастливо, в достатке. Причем даже не вспомнить тех обещаний, которые могли завлечь. Какие-то детали, цепляющие подсознание, низкое в человеке. Любопытство, авантюризм, глупость, наивность. В сером царстве грез будешь влачить жалкое существование, такое же, как в прежней жизни. Если ты таков есть, ничего не изменится. Видишь уродцев вокруг, замечаешь «странности», а они вполне могут быть призмой твоего восприятия. Живое, красивое не выживает… Серое, убогое, искаженное, уродливое, естественная мутация господствует. На высшем уровне – полотно времен, спираль истории. Цивилизация зародилась, проходит свой путь, уткнется в тупик… издохнет, а потом очнется? Европа, выстроенная войнами, завоеваниями, гордящаяся своей богатой культурой, переживающая потрясения… исчезнет, ассимилируется китайцами? Или все мы спим, и это кошмар, это бред. Кем этот бред заведен и продолжается? Безумцы, ищущие бога, своего Патеру, патрона, апеллирующие к нему, бьющиеся в экстазе от мысли о возможности встречи с ним. Сумасшедшие, больные, готовы будут совокупляться и выгрызать кишки друг у друга. Вместо рая и прекрасных изобилующих садов – хищные звери, черви и птицы, заполонившие город, чтобы сожрать божьих тварей. Их бог то ли блаженный дурачок с греческим профилем, ввергающий своих подданных в отупляющий сон, то ли жирный янки, насмехающийся над тупостью человеческого стада, пользующийся деньгами и демократией как орудием истребления ради своей выгоды. Или вся эта уродливая возня, гордо именуемая жизнью, есть эксперимент потусторонних наблюдателей с пронзительными синими глазами. А серый, непримечательный господин постигнет в конце концов дзен, подлечится в психушке и станет богом.

Когда художник берется писать книгу, тут, как говориться, "пан или пропал".
Кто такой Альфред Кубин, я не знала, когда бралась читать его книгу. Только из аннотации мне стало известно, что он художник. После этого я сразу предположила, что книга будет для меня непростой, и не прогадала.

Итак, повествование ведется от первого лица. Наш герой - художник иллюстратор, который уверяет, что расскажет нам абсолютно реальную, хоть местами и не правдоподобную, историю из его жизни.
Однажды к нашему герою приезжает человек, который представляется слугой его давнего друга. И этот друг (Патера) волею судьбы стал неприлично богат. Богат настолько, что смог создать далеко в горах свою собственную страну. А назвал он ее, ни много ни мало, Страна Грез.
Наш художник, получая приличную сумму на расходы, принимает приглашение посетить своего друга и эту страну. Вместе с женой он отправляется в путешествие.
Вот только Страна Грез оказалась не совсем такой, как он себе представлял.

Первая часть книги погружает нас эту необычную страну, герой рассказывает нам, как они с женой пытались прижиться в этом обществе со всеми его странностями. А странности, бесспорно, были. Эту часть я осилила достаточно быстро.
А вот дальше были проблемы. Во второй половине книги автор, не стесняясь, выдал нам все, на что способен художник-писатель. Некий сюрреализм, обрывочность повествования, гиперболизированность недостатков героев - этого здесь в избытке. Чтобы дочитать книгу до конца, мне пришлось приложить не мало усилий, так как подобная проза мне, мягко говоря, не заходит.

Герои у автора получились реалистичные. Их прекрасно можно было представить, у каждого своя индивидуальность. Если в именах я еще немного путалась, то в героях, как личностях, нет. Они были уникальны, и это мне понравилось.
Да, действительно вопросы автор поднимает не простые. Хотя, поднимает, наверное, не совсем подходящее слово. Это даже не высмеивание, а именно настолько масштабное преувеличение, что порой доходит до абсурда. Социальный вопрос, вопросы толерантности и отказа от прогресса, вопросы мистификации, религии и нравственности - всего этого автор касается в своей книге.
Возможно и из-за обилия подтекста эта книга пришлась мне не по душе.

Вообще, я все больше прихожу к выводу, что "Друга сторона" - это очень неоднозначное произведение. Оно настолько же сильное, насколько никакое. Но что меня однозначно покорило - это его атмосферность.
Я это произведение не столько понимала, сколько чувствовала. И это было замечательно, но из-за этого книга читалась очень тяжело.
Это произведение не из тех, что можно прочить залпом за ночь, нет. Ему нужно дать время, как хорошему вину, чтобы оно раскрылось и заиграло красками. Его нужно смаковать...

Но высокую оценку я этой книге все-таки поставить не смогла. Слишком мне тяжело далась вторая половина, а точнее кульминация. Для меня это было слишком экспрессивно, слишком вычурно, слишком нагромождено. Да просто слишком...

Однако, в общем, это было неплохо, интересно и необычно. Так что определенно, эта книга стоит внимания.

Я уже не раз писал про книги Олега Нуждина и Станислава Рузаева, так что в представлении авторы не нуждаются. Напомню только, что первоначально именно эта книга вышла на Урале в 2013 году тиражом в 200 экземпляров и объемом в 750 страниц, два года спустя ее переиздали в "Эксмо" под названием Битва за Севастополь. Последний штурм сократив раза в полтора за счет приложений, и кажется, первой части о хронике действий гражданских властей. Но пусть уж так, чем вообще ничего, тем более, что по своему содержанию исследование как бы подводит итог под всеми предыдущими публикациями на тему Севастополя-42 за четверть века.

После объемного труда Александра Неменко на ту же тему взялся за свежую и еще более толстую книгу авторства кандидата исторических наук и доцента УФУ Олега Нуждина и магистра истории Станислава Рузаева. Это и второй подход к теме после Севастополя-42, но если та книга о мае-июле 1942 года впоследствии была перевыпущена в центральном издательстве, то когда именно это исследование с тиражом в 100 штук (!) дойдет до массового читателя, я предсказать не берусь. Готов поделиться в комментариях координатами продавца в Екатеринбурге, которая прислала мне экземпляр, возможно, еще не весь тираж разошелся.