Рецензии — стр. 2

«Что касается меня, то надо сказать опять-таки из наблюдений, что я, во-первых, большой шарлатан, хотя и с блеском, во-вторых, большой шармёр, в-третьих – большой нахал, в-четвертых, человек с большим количеством логики и малым количеством принципов и, в-пятых, кажется, бездарность; впрочем, если хочешь, я кажется нашел мое настоящее значение – меценатство. Все данные кроме денег – но деньги придут».

Стравинский, Римский-Корсаков, Шаляпин, Бенуа, Бакст, Рерих, Серов, Ида Рубинштейн, Анна Павлова, Нижинский, Пикассо, Матисс, – малая часть звёздного «лайнапа», причастного к феномену «Русских сезонов». Благодаря антрепризе Дягилева русский балет превратился в целую вселенную; в феномен, покоривший мир и до сих пор поражающий своей оригинальностью, смелостью, инопланетностью.

В легенду превратился и сам Дягилев, который, конечно, для этого превращения сделал при жизни немало. Потомственный дворянин, так и не добившийся финансовой стабильности; кутила и сентиментальный циник; ходячий миф, преобразующий мир; революционер искусства, умудрявшийся не только реализовывать самые смелые идеи, но ещё и покорять массы. Даже собственную смерть Дягилев срежиссировал так, что невольно восхищаешься.

Книга – настоящий праздник души. Детальное исследование каждого шага творческого пути Дягилева и тех, кто был связан с его проектами. Не упущена из внимания и личная жизнь: голландский историк Шенг Схейен рисует подробную инфографику, позволяющую увидеть, из чего растёт и «лепится» Дягилев. При этом автор не влюблён в своего героя, поэтому портрет Дягилева-друга, коллеги, любовника, брата, сына, начальника получается объёмным, не всегда привлекательным и без капли героизации, но очень трогательным и понятным.

"Планшетная крыса" - это почетное звание мастера театрального действия. Потому что "планшет" - это не устройство от Стива Джобса, и даже не картонка для удобства рисования, а сценический пол, на котором разворачивается действие любой театральной постановки.

В книге не рассказывается, стал ли сам Кочергин планшетной крысой (а это, в идеале, должен быть обряд с посвящением), но на протяжении всего сборника рассказов-воспоминаний автор повествует нам о том, как много людей на самом деле участвуют в создании театрального чуда. Простой зритель обычно думает, что в спектакле есть только актеры и сюжет, но ведь это совсем не так. И труд осветителей, режиссеров, костюмеров, бутафоров - очень и очень важен. И декорация, как рассказывает нам художник, тоже очень важна.

К сожалению, искусство театра - самое сложное для того, чтобы писать очерки о мастерах своего дела и их творениях. Ведь фильмы можно посмотреть, картины увидеть в репродукциях или даже в оригинале, книги прочитать, а про театральные постановки, которые сняты с репертуара (или вовсе утеряны, ведь постановка - это не только текст и декорации, это в первую очередь труд актеров и режиссеров, которые, увы не вечны) -Про театральные постановки нам придется просто поверить.

Описания декораций - штука довольно непростая. Фотографий в книге довольно мало, они в все черно-белые, и, как мне кажется, недостаточно создают атмосферу. Приходится в основном домысливать, строить сцену по описанию в своей собственной голове. Некоторые решения, вроде "ослепительно яркого черного диска солнца" представить бывает очень легко, ведь еще в школе я видела этот черный круг, когда рыдала над смертью Аксиньи. А для каких-то постановок представить что-то мешает тот факт, что нет даже первоначального знакомства с сюжетом. Да, пока я читала эту книгу, мой список на прочтение пополнился некоторым числом пьес и повестей.

Несмотря на мой интерес к теме, чтение этой книги далось мне не легко. Рассказы в сборнике неоднородны. По началу читаются довольно тяжело, потому что пестрят незнакомыми читателю именами уже ушедших мастеров, которые и при жизни-то работают в основном незаметно для среднего зрителя. В первых рассказах сборника слишком много перечислений дат, спектаклей, имен и отчеств, поклонов перед чьим-то талантом. К середине акцент перемещается на истории. Про одного героя Кочергин начинает рассказывать долго, со вкусом, чего только стоит история про куриный театр! А завершающие 15 монологов к памятнику становятся каким-то гибридом интересных историй и бесконечной тоски, сожаления и немного даже злости.

Язык у автора, на мой взгляд, очень неровный. Иногда от нагромождения образности становится тесно, как в каморке, в которую сгрудили для хранения декорации от разных спектаклей. А от пробивающегося воровского уличного жаргона еще и душно, как от пыльной кладовой. Да и от ругани в адрес советской власти тоже устаешь.

Однако в целом сборник довольно хороший. Особенно как один из первых шагов в понимании того, насколько комплексное, сложное, составное это явление - театральная постановка.

О Дягилеве я знала немного. Русские сезоны, балет, великий открыватель талантов, Мир искусства, выставка русских портретов, Нижинский, Шехерезада - стандартный набор стереотипов.

Неудавшийся художник Гитлер стал диктатором, а неудавшийся композитор - великим организатором.

Дягилев не был нужен Российской империи. Он был слишком. Слишком новатором, слишком скандальным, слишком-слишком-слишком. Русские сезоны в Париже появились лишь потому, что в Санкт-Петербурге эти самые сезоны никому не были нужны.

На гребне успеха Дягилев мечтал вернуться в Россию со своими балетами. Выгнанный из императорских театров, он мечтал доказать всей России, чего он на самом деле стоит. Увы, эта мечта так никогда и не осуществилась.

Если загробный мир существует, надеюсь, Дягилев счастлив. Спустя много лет оказалось, что "такая корова самому нужна" - даже именное крыло в Третьяковке открывают.

Шенг Схейен - редкий биограф, который старается критически подойти к своему персонажу. Не выставляет Дягилева ангелом, отмечая ревность, собственничество, вспыльчивость, не всегда корректное отношение к старым друзьям. Этим книга и подкупает. Мы видим гения, но человека.

Ширвиндт - один из любимых моих артистов. Невероятно харизматичный, очень яркий, талантливый, обладающий отменным чувством юмора. Непревзойдённый Гаррис из советской экранизации «Троих в лодке», которая, кстати была очень холодно принята, а мне нравится даже больше книги, шикарный граф из «Женитьбы Фигаро». Это всё вторые роли, но лично я в обоих случаях смотрела именно на Ширвиндта, а не на Миронова.

19 июля сего года Александру Анатольевичу исполнилось 85 лет, и в этой связи он выпустил книгу-автобиографию. А я вспомнила, что ещё не прочла предыдущую его книгу, вышедшую к 80-летнему юбилею. И вот исправилась.

На самом деле, автобиографий у него аж пять, но читать можно любую из них, они все суть одно, но с известными поправками, вносимыми самым суровым рецензентом - Временем. Например, в моей книге Михаил Державин - лучший друг и неизменный сценический партнёр автора ещё жив, но уже нет Людмилы Гурченко... Ну, думаю, вы уловили их главное различие.

Так что же под обложкой? Воспоминания об эпохах, в которые автор нёс юмор в массы: Советский Союз, Перестройка, наши дни, воспоминания о людях, и это главное. Такое чувство, что он действительно знал всех: кто-то обедал в доме его родителей и качал маленького Сашу на коленке, кто-то давал ему бесценные советы в студенческий период, кого-то обучал уже он сам, с кем-то работал на сцене, кем-то руководит в своём Театре Сатиры.

Александр Анатольевич как бы водит нас за ручку и представляет людям, которых мы видели на экране, а некоторые, кому больше повезло, и на сцене. Больше всего меня увлекло описание весёлой и разгульной, насколько это было возможно в имевшихся реалиях, жизни советской богемы. Это было и смешно, и несколько странно.

Итак, книга полна юмора, настоящего юмора прожжённого сатирика, много в ней и грусти по былому, по ушедшей молодости, в ней настоящая жизнь интересного человека, полная, и слава богу, длинная. Александр Анатольевич - пожилой человек и, как большинство из них, любит побрюзжать, но он - Ширвиндт, а потому даже брюзжит он искромётно.

Хочется пожелать Александру Анатольевичу Ширвиндту выпустить ещё одну юбилейную книгу, и ещё одну, и ещё!.. Таких же прекрасных по наполнению и безукоризненных по исполнению.

Какая большая и фундаментальная книга. Самая полная биография Дягилева последовательно и подробно рассказывающая про всю его работу в искусстве. Какие знаменитые люди были вокруг него, какое большое количество стран и театров пронеслось в его жизни! Благодаря Дягилеву русский балет и танцоры прославились на весь мир и считались самыми лучшими. Казалось родина должна быть ему благодарна, но нет, несколько десятков последних лет жизни дорога в СССР была ему закрыта, и он очень огорчался по этому поводу. Гадалка нагадала ему смерть на воде. Так и случилось - Дягелев скончался от заражения крови из-за абсцессов (он никогда не берег себя отдаваясь целиком работе) в отеле на берегу Венецианской лагуны. Но помнить такого великого человека будут еще много-много поколений, не только русских людей, но и во всем мире.

В известном фильме Леонида Гайдая «Иван Васильевич меняет профессию» есть интересный эпизод. Это абсурдная сцена встречи режиссёра Якина с Иваном Грозным: тогда Якин, решив, что перед ним гениально вошедший в образ загримированный актёр, пытается понять, кто это. Он перебирает несколько фамилий и, наконец, совершенно окрылённый своей догадкой, восклицает: «Боже мой…. Иннокентий Смоктуновский!».

В этом фильме я впервые и услышала эту фамилию и все последующие «встречи» со Смоктуновским символично представала тем самым Якиным, только «наоборот»: никогда сразу не могла узнать его на экране и только после нескольких эпизодов вдруг понимала: это же Иннокентий Михайлович, он самый! Как же я раньше не узнала! В этом для меня состоял невероятный талант перевоплощения гениального актёра: в каждом фильме быть совершенно другим.

О Смоктуновском написано много: воспоминания друзей и коллег, критические статьи, обзоры, его собственные автобиографии…но несмотря на многочисленные источники все равно складывается очень загадочный и расплывчатый образ, который сложно ухватить, особенно учитывая временную дистанцию. Да и очень многое он в себе совмещает противоречивого и непонятного. Его называли первым «интеллектуальным актёром», человеком большого дарования, хотя сам он не имел профессионального актёрского образования, а его «путь наверх» был сложен, почти трагичен – через войну, ссылку в Норильск, провинциальные города, нищету и неизвестность. Нередко критики и коллеги-актёры писали об его чисто человеческой, не показной скромности, очень мягком отношении к людям, и, тем не менее, о его принципиальности и «скандальности» в общении с режиссёрами. Он был очень неуверенным и недовольным собой человеком, но при этом как-то сказал о себе: «Я – космический актёр». Он ворвался в театральный мир ролью князя Мышкина в БДТ, и с этого образа закрепился за ним ореол гениальности и даже юродства. Он сопровождал Смоктуновского в течение всей профессиональной жизни, и даже в самом его известном кинообразе – в Юрии Деточкине из «Берегись автомобиля» – несложно угадать «мышкинские» черты, только взращённые на материале советской действительности.

Ни один современный ему актёр не знал подобного – всеобщего и одновременно элитарного – признания. Ведь Смоктуновский не был народным артистом – при всём изобилии званий, наград, премий, знаков отличия. Вспомним Евгения Леонова, которого любили и считали «своим» люди разных возрастов, положений и социальных уровней. Или Евгения Евстигнеева, Андрея Миронова: между ними и зрителями никогда не существовало дистанции, а между Смоктуновским и зрителями она всегда сохранялась. <…> Смоктуновскому, несомненно сыну своего времени, выпало на долю выразить нечто сокровенное, непростое и совершенно необходимое.

И во всей этой кутерьме из пафосных и очень ярких слов, из десятилетий похвал, восхищения и признания (которое, конечно, не было безоговорочным) очень сложно пробраться к реальности, разглядеть и описать не только Смоктуновского-актёра, но и Смоктуновского-человека, передать читателю его именно человеческое обаяние. Особенно это важно, когда идет речь о зрителях, например, моего поколения, которые не имели возможности не только вживую посмотреть спектакли с ним, но вообще увидеть их даже в записи, так как записей прославленных ролей Смоктуновского в театре (Иудушка Головлев, Мышкин) почти не сохранилось.

И тут приходят на помощь такие книги. Чем же хороша имена эта работа, помимо, безусловно, прекрасного оформления, которое сразу бросается в глаза? Во-первых, годом издания: это совсем недавно вышедшая переработанная и дополненная монография, представляющая уже «взгляд из XXI века». Во-вторых, книга примечательна своим синкретизмом: это и не биография в полном смысле слова, и не собрание критических очерков, и не сгусток воспоминаний об актёре, а всё вместе – большое биографическое аналитическое эссе, чётко структурированное, с привлечением архивных материалов, писем и информации из многочисленных книг о И.М. Если биографические элементы — то лишь необходимые факты без чрезмерного влезания в личную жизнь и выискивания пикантных моментов, что очень любят некоторые биографы. Если разборы ролей – то очень интересно и профессионально изложенные, без лишней патетики. И всё это — с большим теплом и уважением к самой личности Смоктуновского.

Чудесная книга о чудесном актёре. А для почитателей его таланта – большая ценность.

Я, честно, без ума от Александра Анатольевича и на сцене, и в кино. А теперь и в жизни тоже - прочитав его книги, я настолько прониклась его добротой, трогательностью, но всё с той-же неподражаемой самоиронией, чувством меры, юмора!!
"Уже больше сорока лет я в Театре сатиры. «Я усталый старый клоун, я машу мечом картонным…» Сатира – это уже не мое, она подразумевает злость. Мне ближе самоирония – это спасение от всего, что вокруг.
Эрдман, Шварц – вот близкие мне авторы. У них нет злости, есть грусть и ирония. Волшебник из «Обыкновенного чуда» говорит замечательные слова: «Все будет хорошо, все кончится печально».
Так вот, когда знаешь, что все будет хорошо и кончится печально, – какая уж тут сатира… Сатира должна единственно что – настораживать. Если адресат сатиры не полный кретин, он насторожится, почуяв стрелы. Смеяться нельзя только над идиотизмом: когда человек поглощен какой-то идиотической идеей – его не сдвинешь. Он может лишь злиться, отбиваться. В шутке же, в иронии все-таки есть надежда, что предмет иронии это услышит."
Было невероятно интересно читать, а также слушать аудиокнигу (другую) - в исполнении самого Автора (надо сказать, этот густой приятный бархатный ширвиндтовский голос - отдельная тема для обсуждения!) Браво, Артист! Так хочется поблагодарить и пожелать дорогому и любимому Актёру и Худруку театра Сатиры здоровья, творческой энергии и счастья всей его семье и друзьям!!!

В 23 года будущий великий импресарио написал своей мачехе: «…я, во-первых, большой шарлатан, хотя и с блеском, во-вторых, большой шармёр, в-третьих – большой нахал, в-четвёртых, человек с большим количеством логики и малым количеством принципов и, в-пятых, кажется, бездарность; впрочем, если хочешь, я кажется нашёл моё настоящее значение – меценатство. Все данные кроме денег – но это придёт.»

В 24 года самоуверенный пермский провинциал из обанкротившейся семьи самостоятельно организовал свою первую выставку. К прославившему его балету (балетоманом в их компании считался Вальтер Нувель) Сергей Павлович придёт не сразу – через интерес к живописи, художественный журнал «Мир искусства», театральную государственную службу с увольнением, оперу. У Дягилева потрясающие организаторские способности, он собрал вокруг себя выдающихся личностей – известные имена можно перечислять до бесконечности.
Его нахрапистость, апломб, язвительность и личная жизнь раздражали консерваторов и новаторов. С бесконечными трудностями Сергей Павлович, казалось, справлялся играючи и ничто не могло выбить его из колеи. На самом деле, эмоциональный Дягилев остро переживал неудачи, но умел брать себя в руки и заражать энтузиазмом окружающих. При всех замашках диктатора, Дягилев старался создать в коллективе дружескую, семейную атмосферу. Смешение личного и рабочего не раз аукалось – выяснения отношений происходили бурно, что сказывалось на творчестве. Серёжа (Дягилев) и Лёвушка (Бакст) орали друг на друга, Шура (Бенуа) обижался и все разом, кроме импресарио, терпеть не могли Сержа (Лифаря). Но если кто-либо, по мнению Дягилева, шёл не в ногу со временем или расходился с ним во взглядах на творчество, Сергей Павлович переступал через любого.
Триумфальный русский балет Дягилева в Париже впервые прогремел в 1909 г. Автор пишет, что ничего особо новаторского мы не показали. Но то, что показали – сделали на высочайшем уровне и продолжали совершенствоваться и экспериментировать. Тем обиднее были нападки и непринятие в России. Вскоре Сергей Павлович создал «Les Ballets Russes de Serge de Diaghilew», вошедшие в историю мирового искусства.
Последний раз Дягилев был на родине в 1914 г. после смерти отца, в революцию потерял связь с мачехой, братьями и племянниками. Он страшно переживал и тосковал, стараясь этого не показывать, но эмоции всё равно прорывались. В конце войны у труппы были трудности, они едва не голодали, но «Дягилев вновь воскрес из пепла».
Дягилев умер в 1929 г. Но личности всемирного масштаба не умирают - импресарио продолжает жить в любимом деле. Весь современный балет берёт начало в его учениках. Очень хорошая книга – интересная, информативная, довольно объективная, я узнала новое.