Рецензии

я, знаете, читала и плакала.
я, знаете, читала и думала - по пути к ней, - а моя бабушка, она так мало рассказала, она ведь даже не воевала, просто в тылу, на заводе.
я, знаете, после этой книги и живу иначе, и эти пять звезд, они другие, они не пять, они если пять - то десять, если десять - то сто.

Знаете вы, нет?

Начался бой. Огонь шквальный. Солдаты залегли. Команда: "Вперед! За Родину!", а они лежат. Опять команда, опять лежат. Я сняла шапку, чтобы видели: девчонка поднялась... И они все встали, и мы пошли в бой...

Вы хоть знаете как это? Выпустить на войну женщин, потому что сам не справляешься. Выпустить на войну женщин, а они потом немцев на себе волочат, что уж делать, не бросать умирать же? Выпустить на войну женщин, потому что они за Родину свою, за дитя свое выстоят, выгрызут, потому что мать, потому что сестра, потому что не женское это дело, Родину отстаивать.

Я сама ничегошеньки об этом не знаю. Я знаю только, что ни в одной стране женщин на войну не пускали. Я знаю только, что ничего не знаю о том, как бросить своего 4летнего ребенка и уйти в партизаны. Я знаю только, что это тот подвиг, перед которым нам всю жизнь стоять на коленях и молиться на них. На этих слабых, хрупких женщин, которые красились на войне, которые кудри вили на войне, которые воевали на войне. Которые обеспечили будущее нам с вами. И тебе, читающий, и всем нам. Которые зарубцевали шрамами своем сердце, а выстояли, прошли войну. А мы их не помним. А мы свадебным кортежем идем к Вечному Огню и смеемся. Мы ничегошеньки не знаем об этом. Мы сидим в своем уютном мире и думаем: "Что-то денег на отпуск не хватает". Мы, баловни, тех самых Великих Женщин баловни, потому что как иначе? Как не дать самое большое тем, кто после них, кто не ведал войны? Кто может вырасти и думать, что у него проблемы, а он даже не видел, как это? Кто...да мы, кто еще. Мы ничего не знаем и знать не хотим. А их все меньше, их хоронят. У них седечко не выдерживает, - оно же То Самое выдержало, куда уж.

У меня, знаете, оба деда войну прошли, и бабушка моя одна. Я дедов-то не застала, только бабушку. Я ревела, когда ветеранам к Победе пледы давали, а сами в кризис закатывали самый большой парад в истории. А в подъезде я напечатала проспекты про ветеранов, ленточку прикрепила, а ее содрали через два часа. И у меня бабушка плакала: "Это ж вам, Сашенька, с ними жить потом, не мне, я свое отжила".

Я написала так много пафоса, как никогда в жизни, потому что, знаете, что? Потому что нельзя иначе. Потому что о Героях - только так.

Хм. Говорить про эту книгу будет нелегко, но я всё же скажу: как литературное произведение — очень слабо. Она утверждает, что к инвалидам надо относиться так же, как к остальным людям, поэтому и Гальего я рассматриваю как самого обычного писателя, не делая скидок на его физическое состояние. И писатель он плохой. Сейчас попробую объяснить, почему я считаю его совершенно неталантливым.

1. Его тема — богата, обширна, пронизана горечью. У него огромный опыт, он знает систему изнутри, он может описать всё и эмоционально, и придирчиво, как хирург, препарируя все несправедливости своего детства и детства таких же, как и он. Но он пишет скупо, обрывочно, цельная картинка не складывается, только разбросанные «плохие» моменты. Ни стержня, ни главной мысли кроме «Всё плохо, атата». Мы знаем, что с этим всё плохо и страшно, мы живём не в хрустальных дворцах, где нет информации, нужно что-то большее.

2. Это исповедь: злая, желчная, кипящая гневом и обидой, но слишком личная, как дневник, чёрный список, который каждый ведёт у себя в голове. Хорошие моменты Гальего просто игнорирует, прикрывает занавеской, не говорит ни слова. У него куча женщин, которые его любят и ухаживают за ним, но он пропускает и моменты знакомства, и ухаживания, и всё прочее хорошее — оставляя только моменты когда они вели себя не так, как ему хотелось, или расходились с ним. Всех людей, которые к нему относились хорошо он просто вычёркивает. Большинство людей он просто ненавидит.

3. Он бьёт на жалость, расчётливо и цинично. Не знаю, приятно ли ему осознавать, что большая часть литературного признания идёт к нему из-за его инвалидности. «Вот я сижу, бедный-несчастный, печатаю еле-еле одним ошибающимся пальцем, умирая от усталости после каждой половинки страницы». Так не сиди и не умирай! Надиктуй это всё кому-нибудь, тем более, что пару страниц назад ты утверждал, что тебе там кто-то помогает. А ещё ведь не каждому инвалиду удаётся вырваться за границу, заиметь личный компьютер, несколько любящих жён, детей... И после этого всё равно «Все кругом козлы и уроды».

4. Личность, которая вырисовывается на страниц его произведения, лично мне жутко неприятна. Какой смысл наезжать на собственную дочку и стараться сделать ей плохо только потому, что у тебя в детстве было плохо? Не будешь кормить её досыта, чтобы отомстить за себя в детстве? Бред какой-то. Я понимаю, что от такой жизни, как у него, сахарным пряником не станешь. Но гордиться этим и выставлять напоказ...

Итог. Это тема, которую нужно знать, на которую следует обращать внимание и посредством литературы тоже. И доверять это ознакомление «человеку изнутри» — дело правильное и нужное. Однако Гальего вызывает отторжение. Это не литература, лучше бы он нашёл талантливого журналиста и оформил это как публицистическое произведение, авось журналист ещё бы и подогнал вопросов и тем, с которыми читателю действительно полезно будет ознакомиться. А так я искренне считаю, что он едет по литературной тропе только за счёт инвалидного кресла и грустного взгляда, потому что кого выберет комиссия премии — вон того пышущего здоровьем бородача, который успешно работает и ваяет по толстому роману в год, или это измученное жизнью человеческое создание, набравшее текст пары крохотных книжечек через страдания и боль?

Раннее утро. На улице серость и слякоть. Империя просыпается. Марк-Алем, молодой аристократ из древнего и властного албанского рода, идет на собеседование. В Табир-Сарай. Дворец сновидений.

Министерство сновидений — самое загадочное место во всей Османской империи. В этот бюрократический ад стекаются сны со всей страны. Ночные видения всех и каждого. Сновидения во вселенной Кадарэ воспринимаются всерьез. Их сортируют, подвергают тщательной селекции и толкуют. Любой сон может оказаться вещим.

В Табир-Сарай невозможно попасть по чей-то рекомендации. Это самый близкий к императору политический столп, от которого напрямую зависит следующий шаг всей страны. Семья Марка-Алема находится в вечной вражде с Дворцом сновидений. Это две основные противоборствующие силы империи, ежедневно сражающиеся за влияние на самодержца. Перед главным героем романа были открыты любые двери в будущее — он мог стать политиком, предпринимателем, врачом, — да кем угодно, но он выбрал Табир-Сарай — единственное место, двери которого для него казались неприступными.

Но молодого человека принимают на работу, и он с трясущимися руками и подкашивающимися ногами попадает в отдел «Селекции», который занимается фильтрацией сновидений для дальнейшей их передачи в отдел «Интерпретаций». Как и подобает человеку, устроившемуся во Дворец сновидений, Марк-Алем ничего не понимает. Что это за сон? Что он может означать? Как в этом вообще можно разобраться, ведь сон — не имеет ничего общего с фактами. Но разобраться надо, а иначе счастливого сотрудника Табир-Сарая могут ждать очень серьезные последствия.

После рабочего дня Марк-Алем идет домой к родным, имеющим свою выгоду в трудоустройстве протагониста. Из бесед с семьей читателю становится известно, что Дворец сновидений в последнее время имеет гораздо больше влияния на императора, чем кто-либо еще. Любое сновидение, в котором может быть хотя бы намек на чью-то непокорность, особенно знатного дворянского рода, способно привести к масштабным репрессиям. Жить в стране страшно. А еще страшнее иметь в этой стране власть и быть приближенным к диктатору. Особенно если этот самый диктатор таит на твою семью обиду.

Албанский род Кюприлиу, из которого происходит Марк-Алем, славится своей древностью, историей. Албанцы уже много веков складывают о великом роде мифы и легенды, сказки и песни, — эпос. И это не может не вызывать ярость у императора, ведь он-то на самом деле — пустышка, он — облечённый властью и пурпуром владыка, не имеет своей истории и народной любви, фольклорного дара бессмертия, имеющегося у древнего рода Куприлиу. Они бы могли отдать ему право на этот эпос, могли бы вычеркнуть свое имя из анналов истории и вписать туда Его, но даже капризный самодержец понимает, что переписать историю не то же самое, что быть её частью.

Однако Марк-Алем не носит фамилию великой семьи. Его мать дала ему свое, менее известное имя, которое и открыло перед парнем двери в Табир-Сарай. Двери в таинственное, но в перспективе необычайно великое будущее, могущее принести пользу как самому молодому человеку, так и его семье.

Чтобы лучше понять «Дворец сновидений» читатель должен знать исторический контекст романа. Исмаиль Кадарэ — албанский писатель либерального толка, чей творческий пик пришелся на времена правления Энвера Ходжи — крупнейшего европейского диктатора прошлого века. Этот роман, являющийся довольно неприкрытой аллегорией власти и слепоты любого самодержца, был запрещен в Албании почти сразу после его выхода из печати. И самое интересное, что писал его Кадарэ, находясь в Албании, а не в эмиграции, что могло повлечь за собой незамедлительные и страшные последствия.

За министерством снов прослеживается четкая параллель с современной писателю Албанией. Это загадочное, обособленное от всего остального государства заведение, в котором царит мрак, перешептывания и страх. Желание самодержца контролировать граждан доходит до совершенно абсурдных высот, и от жителей страны требуют выдавать самое сокровенное — их сны. Кому и зачем они вообще могут понадобиться? Сон ведь даже не что-то материальное — это иррациональное, которое ни на что толком не влияет, но нет — государю нужно от вас все. У Оруэлла была полиция мысли, Кадарэ же пошел еще дальше, доведя тотальную слежку за подчиненными до полного абсурда.

Если копнуть глубже, то получается, что тот самый Великий император — марионетка в руках директоров Табир-Сарая и влиятельных семей вроде Куприлиу. Кадарэ показывает не только то, что самодержавная лестница — испорченный телефон, но и то, что владыка, окружающий себя «доверенными» лицами теряет и настоящую власть над государством, потребляя пропихнутую элитой информацию, не всегда отражающую подлинную суть вещей.

Получается, что в одной небольшой истории Кадарэ сумел уместить и неудобную правду об Албании Энвера Ходжи, и намек на управленческую слепоту диктатора, и идею о возможном мятеже, организованном элитой за спиной у самодержца. То, что Кадарэ после этого не сел, кажется чудом. Чем-то история «Дворца сновидений» напоминает историю платоновского «Котлована», — читаешь и не можешь понять, как это можно было написать в тех условиях и сохранить при этом здоровье. Правда, «Котлован» в отличие от «Дворца сновидений» был издан намного позже его написания, а роман албанского писателя по ошибке прошел цензуру и был изъят из свободного доступа уже после появления книги в продаже.

Исмаила Кадарэ часто называют албанским Маркесом, проводя довольно лестную для албанца параллель. Безусловно, что-то близкое в творчестве двух этих писателей есть. Кадарэ, как и его колумбийский коллега, воссоздавал в работах быт и историю Албании, сплетал свои безумные фантазии с древним эпосом, попутно разоблачая существующие в его родной стране проблемы. Но основная причина сравнений двух авторов, конечно, не в этом, а в схожести их магических, каких-то совершенно неземных стилей, заставляющих читателя верить в волшебство и замечать его вокруг себя.

«Дворец сновидений» еще любят сравнивать с работами Франца Кафки, хотя это сравнение уже более узкое и скорее касается конкретно этого романа, а не творчества в целом. Попав в Табир-Сарай, Марк-Алем окунается в чудовищно серый, безликий мир бюрократов и бесконечных стопок бумаг, таящих в себе бессознательные фантазии граждан Османской империи. Марк-Алем подмечает, что сотрудников Дворца сновидений можно спутать с предметами декора — так сосредоточенно они сидят за своими столами. Да, атмосферой первых страниц «Дворец сновидений» напоминает «Замок» или «Процесс», но продолжая следовать за рассказчиком, вы понимаете, что у Кадарэ гораздо больше общего с колумбийцем, чем с израильтянином.

Роман Кадарэ — одна из тех книг, чья насущность навсегда останется неизменной. В какой бы стране вы ни жили и с каким бы режимом вам ни пришлось столкнуться, пусть это даже будет какая-то утопическая лично для вас модель, — политика всегда будет грязной и скрытной штукой, и албанский писатель показал это как нельзя лучше. У романа есть небольшие трудности с незаконченностью сюжетных линий и их излишней сжатостью, что несколько омрачает впечатление от текста, но не читать его из-за этого или сильно критиковать не стоит, — поэтичный стиль и хорошо раскрытая тема в значительной степени нивелируют эти недостатки.

Назвать «Дворец сновидений» шедевром или даже важной для своего или нашего времени книгой я не могу. Для Албании — да, безусловно, но для российского читателя это просто хорошая, достаточно качественная история о порочности самодержавия и минусах единоначалия, которая вполне может остаться в памяти, но навряд ли попадет в список ваших любимых книг.

Мы, здоровые люди, никогда не поймём, какое это жуткое дело — быть беспомощным и зависимым от расположения и порядочности других людей. И что вдвойне жутко и страшно зависеть от людей казённо-равнодушных и безнравственно-бессердечных. И многажды, бесконечно, безвыходно жутко быть в зависимости от прихотей людей преступно-халатных и осознанно-безнаказанно-умышленно мотивированных...
Ну, вот не понимаю, почему у нас устроено так, что ставят на человеке с ограниченными возможностями клеймо "идиот" или "дебил" или вообще попросту внедиагностическое "дурак" сразу и навсегда? А потом, оказавшись в стране другой, этот человек оказывается вполне даже и не тот, и не другой, да и вовсе не третий, а очень даже Стив Хокинг или, в крайнем случае, Рубен Давид Гонсалес Гальего! И ведь винить-то некого, нет никаких в этом деле внешних причин и внешних недругов, типа пресловутого Збигнева Бжезинского или плана Аллена Даллеса, а есть только мы сами, мы! Вот такой мы народ :-((
Эту книгу, как мне кажется, в обязательном порядке должен прочитать каждый грамотный и умеющий читать человек. Потому что эта книга перевернёт наши представления об инвалидах о людях с ограниченными возможностями, о том мире, в котором они вынуждены жить, и о нас самих на диаметрально противоположные! В обязательном порядке должна перевернуть! Иначе мы так навсегда и останемся самой "человечной и гуманной" страной в мире...

Я эту книгу в свое время выкинула в мусоропровод. Как это модно в последние двадцать с лишним лет, показывать одну сплошную трагедию и валять в грязи подвиг народа, но лицемерно через абзац говорить "Зато победили, это того стоило", навязывая читателю подмену понятий. "Платить и каяться, платить и каяться, ведь коммунизм это тот же фашизм, а то и хуже, посмотрите на эти истории мам и бабушек". А ничего, что эти мамы и бабушки после войны не упивались жалостью к себе, а помогали поднять страну из руин и строили коммунизм с искренней верой в него, поддерживаемые мыслью о Великой Победе? Как удобно писать сейчас об одном плохом и получать золотые горы от европейцев и американцев, годами пытающихся вытравить из памяти народов СССР подвиг, подменив его вечным чувством вины. Почитать последние интервью Алексиевич: "какой ужас, имперские амбиции, ракеты, агрессия, воинственность, аннексия" - ну прямо в лучших традициях передовиц "Нью-Йорк Таймс". Совесть нации, а теперь еще нобелевский лауреат. Тьфу. Бревно из глаза достаньте сначала, ревнительница свобод.

Дарю идею неленивым издателям и исследователям творчества Ольги Токарчук: разработайте несколько путеводителей по тексту с разными маршрутами. Придется пронумеровать сотню с лишним маленьких главок, зато потом можно будет складывать из них совершенно отличные друг от друга истории и варианты прочтения. Если воткнуть еще и указания идеальных для чтения мест, городов, кафе и сопутствующих напитков, то заодно удастся заработать на нативной рекламе.

«Бегуны» напоминают мелко порубленный и хорошо перемешанный салат, но это больше плюс, чем минус. Читателю приходится постоянно находиться в движении и работать над текстом и собственными воспоминаниями о недавно прочитанном. Впрочем, можно попросту на это забить и читать любой фрагмент из любого места, хуже не станет, Кортасар позавидует. Все ингредиенты делятся на условные 4 категории, о них и поговорим, но это чисто мой вариант складывания истории, у вас наверняка получится другой.

Первое. Идея движения как такового — теоретическая, древняя и беспощадная. Движение — это жизнь, застой лирической героине романа не близок и даже непонятен. Записки перекати-поля содержат не только теорию, но и размышления. Мир по роману «Бегуны» хаотичен, и любые попытки его упорядочить кажутся бессмысленными и жалкими. Психологи выступают сломанными людьми, а просветление и его поиски тоже относятся к путешествиям, только внутрь себя.

Второе. Истории про таких же людей с шилом в одном месте, которые даже в рамках города не могут сидеть спокойно, а везде бегают, ездят, теряются — хотя бы в метро, раз уж больше ничего под руку не подвернулось. Как говорится в шутке, это люди, возглавляющие броуновское движение. Токарчук интересуют не только какие-то масштабные личности, но и самые обычные люди, которые сидели-сидели и вдруг сорвались с места.

Третье. Мумификация, бальзамирование и прочие реально существующие машины времени, которые, к сожалению, могут уносить нас только вперед и в слегка измененном виде. Казалось бы, вечное существование в банке со спиртом противоположно движению, но под определенным углом противоположности накладываются друг на друга.

Четвертое. Личные заметки, путевые дневники, зарисовки и эскизы, которые вроде и приткнуть-то некуда, а вот нашлось. Отлично себя чувствуют где-нибудь между текстом про засушенные туземные головы и рассказом про таинственное исчезновение жены среди ясного дня.

Ольга Токарчук успешно расширяет тонкое пространство бродячих душ не только в обычных физических координатах, но и в психологических, временных и художественных гранях реальности. Любые рамки и спертое пространство ей претят. Так что прекратите, пожалуйста, ставить ее в книжных магазинах на полки с русской современной прозой, такой ярлык ни под каким углом не будет правильным. Лучше кладите на шкаф, непоседы и бегуны и там ее найдут.

Стоит прочитать тем, кто остро чувствует зыбкость окружающего мира и не готов укладываться в навязанные умными людьми схемы и типажи.

Начну с минуты молчания.

Первые страницы, посвященные дневнику книги, Светлана Алексиевич начинает с ремарки, что пишет книгу о войне, она, которая не любила читать военные книги. А теперь и я, пытаюсь написать отзыв на книгу о войне, по нелепой случайности, так же избегающая тексты подобной тематики. И не потому что скучно/страшно/нудно, а потому что с моим уровнем эмпатии и вовлечения в чужие страдания, больно даже в руках эту книгу держать. Но жизнь всегда с искренней радостью вносит свои коррективы, поэтому моя повышенная тревожность, i'm so sorry.

"У войны не женское лицо" - документальная проза. Она содержит в себе рассказы сильных женщин, мужественно участвующих и прошедших Великую Отечественную войну. Это война женскими глазами (хотя в нее включены эпизоды, где рассказчиками являются мужчины), это истории фронтовых девчонок, таких же девчонок, какими были (и есть) мы. Девчонки, читающие любовные романы, бегающие на свидания в кино, о войне ничего не знающие. Девчонки, чьи-то дочери, жены и сестры, ставшие лётчиками, связистами, снайперами, зенитчицами и танкистами. Они оставили свои семьи, своих матерей, чтобы лично выполнить долг перед Родиной и встретиться со смертью. Отложили амбиции, бросив учебу, припрятали туфли и духи, планы на материнство, чтобы числиться в полку, состоящим на восемьдесят процентов из женщин. Они отказались от своей надежды на светлое будущее, чтобы такая надежда появилась у других.

Текст читать больно. Он просто не может оставить вас равнодушным, но меня он не просто потряс. Я была так же и в ярости большую часть книги. Меня захлестнула и ослепила злость. От безысходности, от тупого бессилия. Буду ссылаться на Кинга, он писал, что ад — это повторение. Я испытываю нечто похожее. Наши жизни сейчас на репите. И книга страшна тем, что закрыв ее уже не получится успокоить себя тем, что это было давно, что это пережито, что это не про нас. Я чувствую, что я в аду. Надеюсь не в Кинговском.

P.s. Творчество Светланы Алексиевич вызывает немалый общественный резонанс. Неоднократно на нее подавали в суд, ее книги препарировали, пытаясь найти фальсификацию фактов. Я не знаю где ложь и где правда, но одно я знаю точно, война - это хаос, она подруга костлявой смерти, она сеет ужас и трагедии. Она забирает, разрушает, приходит за дарами в каждую семью и превращает даже самых лучших из нас в чудовищ. А разве приятно найти чудовище в себе? А если нашел, как заставить себя об этом забыть?
Войну надо убить.

Об этой книге не хочется много писать, о ней хочется долго молчать.

Эта книга осталась. Я всё читала у Светланы Алексиевич. И летом прочитала эту.
Правда или ложь? Достойна ли книга быть прочтённой? А ведь был суд над Светланой, а потому, что принимая одну позицию, мы никогда не видим вторую.
Вот без разницы - афганцы или нет, евреи или нет, русские или нет. Война метёт всех. А ведь некоторым парнишкам было меньше лет, чем мне сейчас. И ведь воевали, уходили и не возвращались. На глазах матерей вечные слёзы, на душах - комки боли, на губах единый вопрос: "За что?". Никто не вернет тех ребят, никто не вернёт им психического спокойствия, ни одна война не проходит бесследно для каждого человека, кто прикоснулся к ней, кто хотя бы однажды направил дуло в висок.

Это мерзко, когда по какой-то прихоти зажравшихся правителей вынуждено страдать огромное количество народа, которому всё это не нужно. Разве только интернациональный долг, только и это не спасает и не делает войну милосерднее. Во время войны жизнь превращается в существование, полное лишений и страха, а каждая смерть так бездарна, никчёмна, абсурдна, и при этом всего лишь одна из многих, словно люди - это насекомые, которых спускают в унитаз. Многие войны возникают практически из-за ничего, в них явно нет необходимости, а уж когда парнишки не знают, за что воюют. Их воспитали бойцами, они ушли на фронт, не зная другой жизни и понимая, что нельзя иначе. Война по сути своей - легализованное убийство, которое при мирной жизни считается уголовным преступлением, а во время войны оправдывается высшими политическими целями. И нет слов, чтобы выразить боль матерей, потерявших своих сыновей. Своих мальчиков. Нет слов, чтобы выразить боль девушек и жён, так и не увидивших вновь открытые и ясные глаза своих любимых мужчин. Это ничем не оправдаешь. Да и как это не оправдывай, убийство останется убийством - это всегда очень мерзко.

Война сейчас - это давно уже не мужественные солдаты, с победой возвращающиеся домой. Это Афган и Чечня. Война - это не лекарь человечества, не двигатель прогресса и не её клизма. Это даже не естественный отбор. Война - это когда тебе выдают новую форму и автомат, посылают в бой, а потом сверху накрывают миномётным огнём. Война - это когда ты наступаешь на мину, а тебе отрывает обе ноги. А ведь дома тебя ждёт жена и маленькие дети. Война - это когда твой лучший друг смотрит на тебя и говорит, что всё будет хорошо, а у самого кишки вываливаются наружу. И всю эту скорбь Светлана Алексиевич донесла до народа через воспоминания.. через слёзы. Я просто не представляю, насколько она сильный человек, ведь читать больно об этом, а собирать эти диалоги - какие нервы нужно иметь? Какую волю? Как глядеть в глаза?

Любая война - это приказ. И можете даже не спорить. Многие не выдерживают там, многие - здесь. Те, кто там не был, никогда не поймёт вернувшихся из этого ада. Отдан приказ, и поэтому люди будут убивать, убивать без разбора, задыхаясь от ненависти, отвращения, ужаса или немого восторга, что он, дескать, герой! А где-то плачут несчастные матери, и дети оставшиеся сиротами. Они погибают от голода, отчаяния, нехватки лекарств. А в сердцах выживших прочно укореняется желание мстить. Мстить за сломанную жизнь, за отнятых войной близких. Так было всегда, на протяжении всей истории, и так будет, пока человечество наконец не истребит себя.
Противно, граждане, жить. Жить, зная, что завтра то может не наступить. Некоторое время после этой книги мне было тяжело засыпать. И это страшно. Хотя вообще вся Алексиевич - это дозированное и очень аккуратное чтение.. Иначе слишком не хочется жить.

Но эту книгу нужно читать. Как и всё, что пишет Алексиевич. Её жанр удивительный. Она показывает другую сторону, не всегда выгодную, но тоже имеющую место. Вы можете и не соглашаться с ней, но ведь она пишет жизнь.. она проводит тонкую грань между жизнью и последним вздохом. Она собирает по кусочкам боль женщин, боль солдатов, боль тех, кто случайно оказался на войне.
И эта боль искренняя и самая страшная.
Ведь нет ничего страшнее, чем обнимать своего любимого в последний раз (не зная об этом).
Ведь нет ничего страшнее, чем знать, что тебя обманули.
Ведь нет ничего страшнее, чем хоронить свою кровинушку.
И нет ничего страшнее войны.

И не важно, какие флаги развиваются ввысь - просто знайте, победителей не будет. Будут только выжившие, мертвые и лишённые.

Война это в первую очередь боль, смерть и страх, а потом уже все остальное. К сожалению войну часто романтизируют и показывают с какой-то "хорошей" стороны. Эта же книга стала изнанкой войны, очень страшной и непривлекательной, именно такой какой и должна быть литература о войне. То, что произведение является документальным и создано на основе множества интервью с женщинами (в основном) которые воевали и лечили, добавляет ему трагичности.

Автор проделала большую работу, на протяжении многих лет она искала женщин которые воевали или обслуживали военных во время второй мировой войны, и брала у них интервью. Страшно представить как много материала не попало в книгу, скорее всего самое страшное тоже было отфильтровано, хотя ужасов войны и в окончательной версии книги достаточно. Для того, чтоб читатель мог углубиться в войну женскими глазами, Светлана Александровна подобрала материалы так, чтоб показать войну глазами женщин разных профессий. Здесь собраны как военный профессии: снайпера, танкистка, женщина-сапер и т.д., и не военные: от врачей, санитарок, поваров до прачек.

Истории самые разнообразные, человеческие, люди все разные и это отлично отображается в книге. Большинство героинь шли воевать добровольно, некоторые жаждали попасть именно на передовую. Многие были верны идее, а некоторые шли, чтоб отомстить за близких. Самое страшное, что в основном шли воевать совсем молодые девочки и чем они младше, тем сильнее на них влияла пропаганда и "вера". одна из собеседниц автора так и сказала "мы верили в Сталина". Самое страшное, что и сейчас можно воздействовать так на молодежь, что она пойдет стрелять... Сейчас конечно все сложнее, больше рычагов воздействия на неокрепшие умы.

Какие же страшные вещи рассказывали героини книги, при чем не только о том, что было во время войны, но и то, что происходило после нее. Женщины боялись признаваться, что воевали, боялись, что их не возьмут замуж (и я могу понять тех мужчин которые не хотят жениться на тех кто убивал). А страшнейшие истории как тех кто попал в плен называли "предателями" и объявляли врагами народа, а как же было их семьям, просто нет слов...

Книги Светланы Александровны Алексиевич проникают глубоко в душу и оставляют в сердце шрамы, сложно вспоминать о них без содрогания и сложно не плакать при прочтении. Сила подобной литературы поражает, очень хочется, чтоб каждый на себе ощутил эту силу и навсегда начал ненавидеть войну.