Рецензии

Помню, когда-то мне очень нравилась цитата из Цветаевой о том, что писание стихов - труд, и их чтение - тоже труд. Если читатель устал после моих стихов, говорит нам Марина Ивановна, значит, хорошо потрудились и я, и читатель. Жаль, не нашла точную цитату, но смысл понятен.

Мы с Владимиром Владимировичем Личутиным оба упахались как кони (я - точно) и, если судить по этому критерию, роман близок к гениальному. О, как это было тяжело.

Специально взяла эту книгу в долгострое, но не справилась за месяц. После первого тома не хотелось приступать к следующим. При этом тема церковного раскола мне интересна, по ней я совсем мало знаю, а период для истории страны немаловажный. Личутин получил за роман Государственную премию - явно не за красивые глаза ее вручают. Личутин к тому же мой земляк и регулярно приезжает к нам на различные мероприятия, связанные с книгами. Но всего этого оказалось недостаточно, чтобы проглотить трехтомничек.

Я вообще-то люблю интересные стилистические решения. Весь роман написан тяжеловесным, витиеватым, архаичным языком и первые страниц сто я даже была под гнетом очарования. Но потом очарованность прошла и осталось ощущение, что к твоим ногам привязан здоровенный каменюка, который тянет тебя в сон и в другие книжки. Тяжелый, драматичный сюжет постепенно ускользает из виду, заслоненный словесными украшательствами.

Мелкой поступочкой, спинывая босыми ногами сено, высоко настланное по полу, старушишка навестила дальний угол мыльни, нарочито томя родильницу, разогревая ее сердце. Постоянно что-то пришамкивая, будто баенника улещала, принесла госпоже берестяную коробейку, принакрытую кисейным пологом. Девки уже оболокли Федосью в шелковую исподницу, образок повесили на грудь, прибрали волосы, срядили в две высокие тугие косы, скрутили надо лбом высоким кренделем, положили поверх лазоревый повойник, обшитый золотым позументом. А Федосья млела, подчиняясь дворне, невмочь сдержать улыбки. Не слухом, но сердцем ловила старушечьи причеты, подстегивала, приторапливала повивальную бабку, и нутро родильницы полнами окатывал благостный слезливый жар.

Это произвольный отрывок из первого тома. По нему, в частности, видно, что автор обожает мелкие подробности, за что его нельзя осуждать, но когда три страницы посвящены описанию убранства комнаты или чьего-то наряда - это утомляет и отвлекает от сюжета. Работа проделана огромная, но слабенькой мне она оказалась не по зубам.

В адрес этого произведения было много критики, наряду с похвалами. Сам Распутин был не совсем доволен повестью, написанной после длительного писательского перерыва. И мне, простому читателю, не все в ней понравилось. Но никакие недостатки и шероховатости не лишают эту повесть той особой распутинской пронзительности, щемящего ощущения в сердце. Пожалуй, эта повесть не будет понятна тем, кто вырос уже после "перестройки" 90-х годов, тем, кто не задел ее хотя бы краешком своего сознательного детства.
Описанная Распутиным действительность может показаться слишком мрачной: сплошные преступники и насильники (причем, все кавказского происхождения - один из противоречивых моментов книги), наркоманы и проститутки, разрушение русской культуры и языка, потоки грязи и разврата с экранов телевизоров (с последним нельзя не согласиться и в наши дни). Многие примут это за брюзжание испуганного старика. Но дело в том, что именно такой людям представлялась жизнь в те годы:

Представлялось ей, что от недавнего прочного мира, в котором прожила она сорок лет, теперь уже ничего не осталось, все вокруг, как после гигантского смещения породы, завалено обломками, часть их рельефно благополучной грядой выжало наверх, другую, большую, часть разбросало в жалком беспорядке, но там и там не только противоположные силы, а вовсе никакие силы, а лишь руины, застывшие в непохожих формах. То вдруг картина менялась и руины получали осмысленное построение, выстраивались в незнакомый, но все-таки порядок, по крайней мере в очередь к порядку, и казалось, что надо только перетерпеть это страшное время, охранить детей и собственные души - устроится же когда-нибудь жизнь, не может не устроиться!..

Именно такой душевный раздрай переживали мои родные: родители, бабушки и дедушки. Я прекрасно это помню! Особенно пожилое поколение, которое видело разрушение того, что было из пепла выстроено их руками, кровью и потом. Кто-то сумел быстро приспособиться к новому времени, а кто-то был в совершенной растерянности от происходящего вокруг.

Всегда казалось само собой разумеющимся, заложенным в основание человеческой жизни, что мир устроен равновесно, и сколько в нем страдания, столько и утешения. Сколько белого дня, столько и черной ночи. Вся жизненная дорога выстилается преодолением одного и достижением другого. Одни плачут тяжелыми, хлынувшими из потаенных недр, слезами, другие забывчиво и счастливо смеются, выплескиваясь радужными волнами на недалекий берег, и в любом крушении всегда оставалась надежда взойти на него и спастись. Теперь этот спасительный берег куда-то пропал, уплыл, как мираж, отодвинулся в бесконечные дали, и люди теперь живут не ожиданием спасения, а ожиданием катастрофы.

В центре повести - женщина, почтительно называемая автором Тамарой Ивановной, мать семейства, стержень, за который держатся ее супруг Анатолий, дочь Светка и сын Иван. Это образ настоящей русской женщины, способной остановить коня на скаку и справиться с горящей избой. Настоящая мать, Тамара Ивановна с не дрогнувшей рукой, наплевав на все официальные законы, становится на защиту своей изнасилованной дочери. Вместе с автором мы задаемся вопросами: каким должно быть наказание за преступление, что и когда считать преступлением, и что можно назвать справедливым судом?
Все герои повести - очень яркие и емкие. Анатолий - один из тех, кто не смог справится с ударом времени, не обнаружил в себе ни капли жизненной хватки. Его друг Дёмин - его полная противоположность, сумел наладить кой-какой бизнес, оставшись при этом честным и порядочным человеком. Отец Тамары Ивановны - Иван Савельевич - с горечью, но мудрыми глазами наблюдающий стремительно меняющуюся жизнь. Иван - сын Тамары Ивановны - носитель исконно русского имени, увлекающийся русским языком. Он старается идти против течения даже в мелочах: все смотрят телевизор, а я не буду! все идут на дискотеки, а я не пойду! все занимаются бизнесом или пробуют наркотики, а я пойду на строительство церкви! Иван - это олицетворение надежды новой России, которая все же помнит еще себя, и, поплутав в мутных водах, рано или поздно пристанет к твердому берегу.

Это время, время виновато... не время в продолжительности дней, несущих неизбежные перемены, а время в своем уродстве и низменных изувеченных страстях... это оно лишает нас рассудка и лица!

Неприятно хорошая книга. Неприятно потому, что темы, раскрываемые Поляковым в повестях, рассказах и пьесах, обращены напрямую к той самой неприглядной правде жизни, которой мы жили 20 лет тому назад. И жили 10 лет назад. И живём сейчас. Хорошая — бесхитростный язык, которым вещи и явления названы своими именами, не может не привлекать.

Демгородок (повесть)
Острая сатирическая фарсовая вещь, написанная непосредственно по следам событий августа 1991 г. — сентября 1993 г. Отсюда и тон повести — жгучий, едкий, полуфельетонный, чем-то напоминающий советские сатирические журналы "Крокодил" (на русском языке) или "Перец" (на языке украинском). Соответственно такими же прописаны и персонажи. Господи, неужто это всё были мы?.. Хотя... а кто сказал, что уже "были"? Может быть "есть"?..

Небо падших (повесть)
Точнее названия не придумать. История "падения" разных людей и целого мира под названием СССР и "социализм". История падений нравственно-этическо-моральных основ и принципов, крушения систем ценностей и истин, развала человеческих взаимоотношений и торжества деловитого партнёрства и сотрудничества-совражества во всём, начиная от любви и заканчивая жизнью и смертью.

Красный телефон (рассказ)
Одни выбирали Любовь и нищету, другие — богатство и ... и что?

Левая грудь Афродиты (пьеса)
Море. Гостиница для новобрачных. Древнегреческого происхождения старик-метрдотель со странной фамилией Паркинсон. Левая грудь Афродиты (да-да, той самой!). И новобрачные пары. И перекрещивающиеся как у Эриха Берна трансакции, из-за чего сюжетные нити переплетаются в паутину бытия. Как распутать? Кто распутает?

Халам-бунду (пьеса)
А вот эту пьесу я смотрел в театре. И с удовольствием посмотрел бы ещё раз, хотя сюжет, понятно дело, слегка подзаветрился и пообвял. :-))

Контрольный выстрел (пьеса)
Эх, Автор, Автор (укоризненно качаю я головой)! Нет бы оставить концовку романтической, так потянуло тебя в реализм...

Общая оценка 9 из 10. Хотя спервоначалу думал, что выше 7 баллов не поставлю. Наверное просто очень люблю театр, и потому чтение пьес, по которым я уже соскучился до невозможности, вытянуло всё общее впечатление о книге. Хотя, чего лукавить-то, книга на самом деле хороша, просто "Небо падших", будучи написанной весьма и весьма сильно, след оставила с привкусом... нечистоты, что ли... Но это просто тема там такая, и особенности моего личного восприятия :-(

Книга далась мне с некоторым трудом. Т.е. читалась очень неровно. Первые страниц 300 (из 670 в ридеровском исчислении) вообще тянулись как бесконечная лента самого глубокого в мире питерского метрополитеновского эскалатора — довольно странное содержание и не менее странный смысл читаемого напрочь тормозили интерес к повествованию. Тормозили настолько выраженно, что пришлось прерваться на две более лёгкие и приключенческие повести, потому что сопротивление собственного читательского "Я" начинало зашкаливать. И то ли выполнил свою работу перерыв, то ли помогло переключение на облегчённое приключенческое содержание, но только со второй половиной произошло нечто особенное — содержание стало понятным и внятным, а авторский язык более привычным и удобоваримым. Причём эта довольно неожиданная для меня самого перемена была столь разительна, что уже было всерьёз помышлявший о том, что пожалуй чтение придётся бросить, я по прочтении книги до конца ставлю ей твёрдые 4 (четыре) **** звезды.

Об чём книга, спросите вы? Э-э-э-э-э... промямлю я... Наверное это философизированные размышления автора о возможных и наиболее вероятных судьбах мира в целом и России в отдельности в начале 21 века (книга написана в 1999–2001 гг.). Размышления эти облечены в форму воспоминаний некоего довольно рядового человека о семейных событиях, о судьбах старшего брата, отца и самого себя, и были бы они совершенно рядовыми, и эти события, и воспоминания о них, ежли бы не совершенная и судьбоносная особость жизненных коллизий всех членов этой семьи. Ну и происходит всё это на фоне цивилизационных катаклизмов социально-политического и финансово-экономического характера и мирового масштаба, в которых перекраиваются и весь мировой порядок и вся история человеческой цивилизации. А некоторая антиглобалистическая направленность повествования делает его ещё более актуальным и интригующе-заманчивым, тем более, что многие описываемые в книге вероятные угрозы вовсе не исчерпали свою вариативность.

Просто любимое!!!

Никогда ни о чем
не жалейте вдогонку,
если то, что случилось,
нельзя изменить.
Как записку из прошлого,
грусть свою скомкав,
с этим прошлым порвите
непрочную нить.

Никогда не жалейте о том,
что случилось,
Иль о том, что случиться
не может уже.
Лишь бы озеро вашей души
не мутилось
Да надежды, как птицы,
парили в душе.

Не жалейте своей доброты и участья,
если даже за все вам —
усмешка в ответ.
Кто-то в гении выбился,
кто-то в начальство...
Не жалейте, что вам
не досталось их бед.

Никогда, никогда ни о чем
не жалейте —
поздно начали вы или рано ушли.
Кто-то пусть гениально
играет на флейте,
но ведь песни берет он
из вашей души.

Никогда, никогда ни о чем
не жалейте —
ни потерянных дней,
ни сгоревшей любви.
Пусть другой гениально
играет на флейте,
но еще гениальнее слушали вы.

Почему-то здесь в отзывах говорят больше о книге "Грех и другие рассказы", хотя эта страничка только для рассказа "Грех", о котором, как и об авторе, хочу сказать несколько слов.. Ощущения самые разнообразные. Автор, конечно, современный и своеобразный, чувствуется, что может писать, и писать неплохо. Но чего-то ему не хватает. Толи опыта, но он уже и не так молод. Толи манеру себе такую выбрал, подделываясь под современную псевдонародность, а точнее под стиль говора какого-то слоя общества, игнорирующего правила русского языка. Не исключаю, что человек просто хочет привлечь к себе внимание, кстати,что ему удается, к себе своей манерой письма. Из всего, что я прочел ("Санькя" и три рассказа), мне бросилось в глаза, что хотя он пишет о современности, но темы берет мелкие, в основном, сплошная бытовуха, иногда настолько подробная, что теряется основная мысль произведения. "Грех"тоже не отличается глубиной, хотя читается и легко. Но о чем он? Молодой семнадцатилетний сексуально озабоченный парень проводит лето в деревне, в основном бездельничает,пробует копаться в себе,хочет переспать со своей двоюродной сестрой, но не решается,хотя она и подает ему сигналы. В конце концов уезжает, чтобы избежать греха. А вокруг этого натолкано всякой бытовухи, не всегда требуемой сюжетом, например, сцена, как резали свинью. Не знаю, может быть я прочитал еще не лучшие его произведения и для меня еще впереди открытие настоящего Прилепина, но пока он для меня еще не ясен.

Уф! — размашистым движением руки вытер я взопревший от натужного и довольно тягостного четырёхдневного чтения лоб.
-Что дочитал? — заинтересованно откликнулась на мой облегчённый выдох многолетняя подруга и коллега Оля (здесь, на LL более известная как Хойти или Clickosoftsky ).
-Личутина... — ответствовал я, и Ольгино лицо отрепетовало мне понимающей улыбкой и согласным покачиванием головы — понятное дело, что Личутин такому книгочею, как Ольга, был и знаком и понятен.

Книга написана автором на пороге нового столетия и тысячелетия заодно ж, в конце 90-х — в начале нулевых, а книжные события происходят в конце перестройки и на переломе, в самую горячую пору жизни России в новейшем историческом периоде — во второй половине 80-х — начале 90-х. Перед нами проходят жизни коренных северян — архангельских людей — бывшего русского Ивана Жукова, переменившего запись в паспорте и ставшего Ротманом и евреем, его супружницы Миледи (да-да, это имя, а не нечто от мсье Дюма) и всех прочих упоминаемых в романе жителей небольшого северного, зимой промораживаемого лютыми студёными ветрами городишка. Для обострения внутриличностного и межличностного конфликта автор выстраивает тесный треугольник отношений, состоящий из трёх вершин — двух мужских, и одной женской. И по ходу раскручивания спирали этой запутанной самими героями книги спирали отношений возникает плоскость того социального и политического катаклизма, каким были события тех лет в русской северной глубинке — и перестройка с её антиалкогольным перехлёстом и перегибом, и переход на свободные рыночные отношения в 92 году, и горбачёвско-ельцинский конфликт, бывший всего только тенью истинного и более глубокого конфликта, последствия которого все мы сейчас пожинаем. Многие авторские мысли по поводу происходящего не бесспорны, а отдельные и попросту вызывают отторжение и неприятие в силу перехода на личности и сваливания на оскорбительный тон и уничижительные реплики в адрес некоторых уважаемых мной лиц (например, Булата Окуджавы, вдоль которого автор тоже умудрился пройтись яростно и гневно), но тем не менее нужно быть честными и признать за автором право так или иначе переживать всё происходящее в те годы со страной и с народом российским. Концовка романа довольно безрадостна и пессимистична, но ведь и все мы на пороге 21 века не испытывали эйфорию, разве что самые отдельные, ухватившие самый сладкий кусман общественного пирога личности, так ведь они эту книгу и читать-то навряд ли станут.

Книга ориентирована на любителя посконного своеобычного русского языка, обогащённого местечковым северным сленгом и насыщенного всякого рода малоупотребительными, однако литературными выражениями и словечками — понеже, яко, взопревши и прочие русизмы мелькают на страницах весьма плотно и составляют неотъемлимую часть личутинского текста.

Как-то так...

Для того времени, когда была написана эта публицистическая книга Аннинского, учитывая тот политический, экономический и социальный хаос в стране, определять место России в мире, ее взаимоотношения с другими странами и народами, как и русской нации с другими нациями, мягко говоря, было несвоевременно. Страна находилась на переломе, в переходный период от социализма к капитализму, который продолжается до сих пор, а такие вопросы следовало бы рассматривать в период стабильности. Несмотря на эти замечания, в книге есть много интересных и достаточно глубоких высказываниях во взаимоотношениях русских с другими национальностями, в том числе и в России.

...мы сегодня, под градом насмешек и издевок,вынуждены просить у "растленного" Запада все то, что с презрением топтали и высмеивали в течение десятилетий как плоды неудовлетворенного мещанского вожделения. И не только технологию, но берем и "мусор", плывущий к нам в потоке массовой культуры
Так вот я хочу сказать: соотечественники, не бойтесь. Да, это унизительно, горько, больно,но если уж выпало нам пройти через такое - пройдем с достоинством. И побыстрее/blockquote>.
Так что в книге можно найти много полезного и интересного.

Лучше никто не сказал: https://www.youtube.com/watch?v=QlJYxk4TO1g

Хотя - нет: https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%97%D0%B0_%D1%80%D1%83%D1%81%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9_%D0%BD%D0%B0%D1%80%D0%BE%D0%B4!

-Ты кто такой? - наезжает Паниковский на Шуру Балаганова.
"А ты кто такой? - не поддается Балаганов.

Кто мы такие - русские?
Какие мы - русские?

Мы проиграли в "холодной войне", мы разрушили существовавший 70 лет порядок вещей. Перед этим было то же самое - до основания, а затем... Тогда всё получилось - "затем".

Надорвались в гонке и соревновании? Хрень, конечно, полная. Конкретные проблемы управления по вековой привычке перевели в эзотерику и метафизику. Причем в метафизику дурного тона и стиля: традиционализм. "Мы всегда так живем... Траву кушаем, век на щавеле, скисли душами, опрыщавели".

О негативной идентичности "заставил" меня вспомнить мой друг tortila в одном из содержательных диалогах. "Негативная" - это когда в силу разных причин идентифицировать себя с какой-то группой - стрём. Но сегодня - чуть о другом.

Книжка и причина её появления именно в это время - традиционная: если угодно - саморефлексия, если угодно - самокопание. Но очень полезная книга, очень! Посмотреть на себя со стороны этих самых "народов мира" - полезное и нужное занятие.

Рекомендую к прочтению.