Рецензии

"Учусь радоваться небольшим частицам счастия - вот как этому скупому фрагменту света, который озаряет страницы моего дневника. Как этому тихому часу, когда все мое семейство сладко спит под мерный стук колес...

Луна в небесах - словно серебряная печать"

Время в этой книге словно стирает границы личного, и без того хрупкие до невозможности. Чужой дневник - что вообще может быть интимнее на свете дневниковых записей? - становится некой путеводной звездой для одной девочки, девушки, женщины, живущей через век, ее советчиком на долгие годы и долгой же загадкой.

Весь процесс чтения удивительно было наблюдать (и отыскивать самостоятельно) параллели жизней Ксенички из дневников и Ксении-реальной, нынешней, советской (а потом и российской). Героинь вообще многое роднит меж собой, даже странно становится при чтении: времена меняются, а боль, похоже, застыла извечной константой, ломающей судьбы... Так, непреходящая и непонятно откуда взявшаяся уверенность в собственной непривлекательности - именно она, возможно, и стала причиной необретения обеими героинями женского счастья. Непонимание со стороны родных людей и непонимание их же самой собой. Желание пожертвовать собственной жизнью ради счастья другого, принести в жертву свои лучшие годы - откуда это в них, молодых, красивых, умных женщинах? Одна пожертвовала карьерой и высшим образованием ради семьи и любви. Любовь предала эту девушку, семья вряд ли тоже осчастливила - умирала-то в одиночестве. Ксения-советская, напротив, ставку на такую призрачную субстанцию как любовь, никогда не делала - и счастья парадоксальным образом тоже не дождалась. Вот не задалось как-то с счастьем: есть карьера, возможность самореализации и заработка, но что-то гложет изнутри. Спасение - лишь в строчках на пожелтевшей от времени бумаги, а незнакомая женщина тихим голосом расскажет о собственной жизни и научит быть стойкой, сильной, милосердной, научит прощать и начинать с нуля даже тогда, когда кажется, и сил-то уже больше нет терпеть. Вот так через век протягивается ниточка от одного человека к другому, вот так оказывается истинно добро...

Исповеди двух женщин, сплетенные воедино, дарят читателю красивый образ сильных героинь, переживших многое и несломавшихся. Финал этой истории более чем оптимистичен, но отчего-то в него так хочется верить...

1

Общее у нас не кровь. а чернила. Фиолетовые, которыми писала Ксеничка, и синие, какими пишу я сама.

  Новый роман Анны Матвеевой ждет большое и славное литературное будущее. У камерной истории двух женщин, судьбы которых странным образом переплелись, вобрав полуторавековую историю страны, есть все, чтобы снискать любовь обычно не совпадающих в оценке  критиков и широкой читательской аудитории.

Дневники двух девочек-девушек-женщин, у которых одно на двоих только имя, Ксения, хотя и оно звучит по-разному. Ксеничка Лёвшина рождена на западной окраине Российской Империи в конце позапрошлого века, Ксана Лесовая в советском Свердловске начала семидесятых прошлого. Одна встретила мужчину своей жизни в юности, прожила с ним полвека и родила семерых детей, у другой мужа и детей нет.  Но, разделенные временем, они словно отражают друг друга, и сходства в их судьбах куда больше, чем различий.

Когда советская школьница Ксана Лесовая находит дневники девочки, жившей сто лет назад, она еще не знает, что встретила самого близкого друга и образец, по которому станет строить свою жизнь. Сначала в этом стенном шкафу для нее только вход в персональную Нарнию. Не фантастическую, а самую, что ни на есть, реальную. Где добрая, умная, талантливая девочка учится строить отношения с миром, мечтает заслужить любовь родных (еще не понимая, что одним любви достается больше, чем другим, просто так, ни за что), и ждет своего Принца.

Совсем такая же девочка, как сама Ксана. А вокруг позднесоветская жизнь, которая живущим там и тогда вовсе не казалась застоем. В класс приходит новенькая девочка, такая оторви-и-выбрось, которая выбирает тихую Ксану в подруги, но очень скоро становится подругой ее старшего брата, Димки. Папа как-то странно ведет себя и однажды Ксана случайно подслушивает его телефонный разговор с какой-то Танечкой, которая называет его папой. А еще, город в ужасе  перед маньяком, который насилует и душит девушек.

В дневниках Бесстужевка Ксеничка встречает своего Константина, которому предстоит стать светилом советской минералогии. Осуждаемая родными, живет с ним невенчавной - молодой ученый уже женат, и у него в том браке дети. Первая Мировая, Революция, Гражданская, рождение своих детей, попытки стать матерью старшим мужниным, постоянная нехватка денег, работа на износ, переезд из столицы в сибирскую глушь, болезни и смерть, и снова рождение детей, бесконечные заботы о семье.

В нашей реальности повзрослевшая Ксана бьется рыбой об лед, работая много и зарабатывая прилично, но все поглощает Долг (вот так, с большой буквы), образовавшийся после Катастрофы - подробности непременно узнаем, но ближе к концу. Не пугайтесь объема, начав читать, вы не сможете оторваться, Матвеева потрясающий беллетрист, интригу выстраивает филигранно, и внимание эта история держит как патентованный медвежий капкан.

Структурно роман довольно непростой, действие одновременно развивается в нескольких временных стратах:  есть два дневника в линейной хронологии, записи которых чередуются, а события перекликаются; есть рассказ от первого лица об условном "дне сегодняшнем"; в последней части добавляются реминисценции из старых дневников Ксаны, раскрывающие подоплеку  событий, с последствиями которых мы уже знакомы. В соединении стройная полифония, если проводить музыкальную аналогию, и замечательно соразмерное, гармоничное здание - если архитектурную.

В финале очаровательное камео, знакомящее героиню-рассказчицу с автором, и это не единственная в нынешнем году книга, на страницах которой мы встретим Анну Матвееву. В сенчинской "Русской зиме" она тоже появится, под другим именем, но узнаваемая, и это кажется обаятельной чертой современной русской литературы - создавать сообщество, где писатель не сам по себе, но член авторитетного общественного института и публичная персона.

   "Каждые сто лет" открыли мой книжный 2022, отличное начало. Спасибо Редакции Елены Шубиной и Веронике Дмитриевой, редактору этой прекрасной книги.

Бывает ли у вас так, что, когда вроде бы точно помните, как что-то происходило лет 10 назад, всё же в самых глубинах памяти немножко суетится маленький чёртик, подсказывающий, что всё же не совсем так было сказано, сделано, подумано? У меня бывает... И, поскольку в отличие от героинь книги, дневников я не веду, остаётся только гадать, насколько честно я помню событие. Не то, чтобы я специально хотела "подкрасить" в нужных местах, а просто действительно, как сказано у Матвеевой, память - большая затейница.
В книге, вернее, в историях двух женщин, чьи судьбы неразделимо переплелись именно из-за дневников, особенно ценна честность воспоминаний. Их двое - дворянская девочка Ксеничка перед самым сломом нормальной дворянской жизни и советская девочка Ксана перед самым концом советского периода истории. Начинают они вести дневник примерно в похожем возрасте, около десяти лет. Каждая где-то немножко представляет, как когда-нибудь дневник будет прочитан кем-то, и этот кто-то восхитится информативностью, стилем, событиями жизни. Но маленькая Ксеничка больше думает о своей роли летописца:

Геничка не права: я воображаю себя не сочинительницей, а летописцем с бесконечным свитком в руках…

Ксана же, у которой не очень складываются дружбы, не слишком привлекает немецкий, которым мама заставляет заниматься, больше использует дневник для собственного удовольствия, но тоже с некоторой надеждой на будущих читателей:

Начинаю новую тетрадь своего дневника. Она очень красивая и такая чистая, что хочется записывать сюда только хорошее. Или хотя бы умное, интересное для моих будущих детей… Может, спустя сто лет моя внучка или правнучка тоже случайно найдёт эти тетрадки и будет читать их втайне от всех, а потом начнёт вести свой дневник, подражая бабушке, и так будет продолжаться вечно, каждые сто лет!

Дневник Ксана - это в подражание Ксеничке, чьи дневники совершенно случайно попали к ним домой. Но девочка, зная, что её бабушку звали Ксения, искренне верит, что читает бабушкину историю. Оказывается, это вовсе не так...

Я слушала папу, а внутри у меня тогда всё прямо стонало: как же так, Ксеничка Лёвшина – не моя бабушка! Все эти польские и германские родственники, которых я уже привыкла считать своими, жизнь в Полтаве, Лёля и Геня, гимназии, балы – всё это было моим, и вдруг папа заявляет, что я не имею на Ксеничку Лёвшину никакого права. В моих жилах не течёт польская и немецкая кровь, а только обыкновенная русская. Никаких столбовых дворян по Шестой книге! Никакого графа фон Лёвенштейна, сражавшегося на Куликовом поле!

Однако Ксана Лесовая уже так привыкла к мысленному общению со своей "коллегой", что перестать читать и вникать в события - выше её сил. Тем более, что жизнь и судьбы обеих чем-то схожи. Даже не по событиям, а по полному совпадению жертвенности характеров. Ксеничка, мать восьмерых детей, положившая жизнь на алтарь великого мужа, и Ксана, незамужняя и бездетная, отказавшаяся даже от попыток как-нибудь устроить собственную жизнь ради семьи, в которой - не любящая её мать, вечно пьяная невестка и племянник с постоянно обостряющейся шизофренией... Они разные, но они как-то душевно рядом...

Времена, в которые жили Ксана и Ксеничка, не похожи ничем, кроме своей неопределённости, непредвиденных изменений, разрушения вчерашних идеалов. Обе героини - странные. Но это на мой, вполне практический и здравомыслящий взгляд, и после того, как прошло несколько дней с прочтения книги. А пока читаешь, тебя переполняют их эмоции, и, возможно, моментами душа становится чище от их чистоты:

способности к моментальному душевному восстановлению я сама не имею и воспринимаю её в других как некий изъян.

Объёмная книга подогревает ожидание развязки, и вот с этим немного проблемно. В общем-то понятно, что вряд ли роман закончится каким-то супер вотэтоповоротом, поскольку в самом повествовании резких движений нет. Концовка получилась, может быть, слегка смятая. Это можно было предчувствовать с момента, когда особенное внимание стало уделяться учёному Матвееву (и обязательно обратить внимание на фамилию!), минерологу, геологу etc., тому самому человеку, который, мягко говоря, пустил под откос жизнь Ксенички...

Очень хороший язык романа, не усложнённый сильными стилизациями, избежавший современного жаргона. Тут цитатник для всех жизненных ситуаций прекрасно можно пополнить:

Легко восхищаться Джокондой, но, если не знать, что её написал Леонардо, уверены ли вы, что проведёте рядом с никому не известной улыбающейся Лизой хотя бы минуту? Что мы видим в первую очередь – сам шедевр или табличку с именем автора?

И не только здесь, но повсюду, где живут люди, в шкафах белеют спрятанные скелеты, улыбаясь фарфоровыми зубами.

Думаю, это будет не последняя моя встреча с Анной Матвеевой. А уже совсем скоро встречусь с ней, как с автором Тотального диктанта. Кстати, для будущих участников: никаких нестандарных употреблений знаков препинания, вроде большой любви Арсеньева к тире или Рубиной к точке с запятой, не заметила))).

Не могу назвать себя большим почитателем современной русской прозы, но всё же встречались мне очень понравившиеся такие книги. Да и детскую литературу люблю, а ведь первая часть романа, да и дальше, частично, рассказывается от лица девочек, что сближает роман с одним из моих любимых жанров. А здесь что-то не сложилось, пошло не так и читать было не слишком интересно. Я узнала, что связывает через век двух ведущих дневники девочек, Ксану Лесовую из конца 20 века и Ксеню Лёвшину из конца 19. Я узнала подробности из их жизни и полюбовалась на прекрасно прописанные приметы времен. Но так до сих пор и не уверена, насколько эта история художественная, а насколько биографическая. Хотя история с маньяком склоняет весы в сторону придумки. С другой стороны К.К. Матвеев, профессор свердловского горного института существовал реально. Причем, я такие изыскания как Ксана не проводила, так зацепилась за один момент и по нему наткнулась на статью в вики.
Правда не понравилась мне смена рассказа с от первого лица на от третьего во второй части книги, хотя, этому, наверно, есть обоснование.
Действие происходит в трех временах: жизни Ксени с конца 19 века, детстве Ксаны, которая читает детские Ксенины дневники, и взрослой Ксаны в 2017-2018 годах. Уже к середине книги я изнемогала от усталости от неё, и только ждала, когда же она закончится. Мимолётные всплески интереса положения не спасали. Весь этот сколиоз и психические проблемы, измены и нелюбовь в семье. Слишком тоскливым для меня оказалось повествование. Оценка всё же положительная потому что ругать книгу вроде не за что, но как же я от неё устала.

Эпоха за эпохой сложились в большую история. Однозначно могу сказать, что я не испытала восторга от книги - монотонно, долго, полунамеками и полутонами раскрывалась история. Из дневников героинь - Ксеничка и Ксаны выросла история, вполне жизненная, плавная и текучая. Но мне не хватало движения, героини как сонные мухи - понятно, что некоторые жизненные обстоятельства исправить трудно, но я читала и не верила в такую беспросветность.
Героиня № 1 - Ксеничка - рождена в обедневшей семье, которая продолжает носится со своим дворянским сословием. На рубеже веков, а чуть позже - в начале жизни советского государства - это оказалось никому не нужно. Но Ксеничка живет своими идеалами - любовь и жизнь фактически идет под откос. Муж - не муж, дети рождаются один за одним (в итоге я запуталась в их количестве и судьбах, ну не суть важно), теряется нить жизни, на себя, свое образование, свои цели не остается ни сил, ни желания.
Одновременно появляется героиня № 2 - Ксана в детстве/юношестве. Там полно детских травм (спасибо родителям), неустроенности в жизни, развал Союза, начало жизни в новой России - ощущение тоски и безысходности. На этом фоне возникает уже взрослая Ксана с кучей своих проблем - и тут я погрязла в чтении. Ни много ни мало, дней 20 я мучала героинь - или они меня. Какие-то постоянные долги, катастрофы, безденежье - Ксана практически повторяла путь Ксенички. И не смотря на то, что время другое, все неслось под откос.
Разделенные временем героини, связанные прочитанным и написанным дневником, разные по сути женщины, но одинаково несчастливые в жизни. И при этом, я ожидала иного финала - какого-то итога, случая, чего-то определенного. А с существующим - хочется продолжения, чтобы понять - все так и дальше монотонно пройдет и закончится, ведь перед глазами предстали целые поколения неустроенных и недовольных жизнью. По итогу мне показалось достаточно депрессивное чтение, не пришедшееся мне по душе.

В городе Полтаве в конце 19–го века жила - была девочка.
Звали её Ксеничка Лёвшина.
Девочка вела дневник, которому поверяла все – от истории своей семьи (потомки славного дворянского рода) до крупных девчачьих горестей (нос большой и некрасивый).
Дневник, начатый в детстве, Ксеничка, Ксения, Ксения Михайловна вела всю жизнь, то бросая, то снова записывая то, что рассказать и выплакать ей было некому.

Вторая девочка жила - была в городе Свердловске, на дворе был конец века 20-го.
Звали девочку Ксана Лесовая. Она тоже вела дневник. А ещё в старом «крапивном» мешке она нашла стопку тетрадей, которые оказались дневниками той, первой, Ксении - Ксенички Лёвшиной.
Через сто лет протянулась тонкая ниточка и связала двух Ксений.

И вот на дворе уже 21-й век.
Давно нет в живых Ксении Лёвшиной, а Ксана Лесовая давно уже не девочка, Ксения Сергеевна - солидный переводчик с французского, английского, немецкого.
Берется за все предложения, мотается по Европе, вся в делах, в заботах – долги, болезни близких, утраты. Всем должна, за всех в ответе – мама, племянник, вдова брата.
Нет ни семьи, ни даже собственной личной жизни…

Почему же практически всегда в её дорожной сумке лежит одна из тетрадок той, другой Ксении?
Ксения - младшая давно уже знает, что между ней и Ксеничкой нет родственных уз, так почему же повсюду ищет её следы - в Лозанне, в Петербурге, в Хабаровске?
Знает, что Ксения - старшая в конце пути сочла свою жизнь ничтожной и напрасной.
Так почему же ее дневники десятилетиями служат опорой Ксении - младшей?
Ксения пишет книгу о другой Ксении, решив, что обычная жизнь обычного человека достойна быть описанной и прочитанной.
И она абсолютно права.

Такое простое и сложное счастье,
Такая короткая долгая жизнь…

Были ли когда-нибудь на земле времена тихие, благостные? Чем дольше живёшь на свете, чем больше книг прочёл, чем больше историй наслушаешься, тем крепче убеждение, что люди всегда найдут повод...

История мальчика Спиридона, прозвищем Сычонок, из маленького городка где-то под Смоленском - ещё один кирпичик в стену уверенности: спокойные времена сказка, забобона. Новая вера пришла на Русь, и часть людей уже приняли её всей душой, а другие неистово держатся старых богов.

Странную веру на Русь принесли греки. К чему, ежели жить по такой вере не мочно? А по вере Хорта и Мухояра – живи. Та вера не прещала ни драться, ни побивать вусмерть. А по этой – не леть. А все одно грызут друг другу живот. И у того хрест, и у этого. Речь едина. А – грызут.

Но Спиридон, который в своих странствиях приобрёл ещё целую кучу имён - Василёк, Лелека, Пойке Рунки - сначала ни о чём таком и не думает. Отец - плотогон первый раз берёт его в путешествие.

Спиридон на реке! Идет вместе с батей в далекие дали! Свершилося!

Радость мальчика была недолгой. Разбойники, которые буквально полдня назад были мирными жителями приречной веси, убили всех, кроме мальчика, который совершенно случайно, по телесной надобности, видите ли, отошёл от стоянки. Всего-то за ради дубовых плотов полегли три крепких мужика.

И где-то там, в верховьях реки, и свершится отмщение, и произойдут кудесы: выйдут из полона тьмы батька Василий Возгорь Ржева, драчливый друг его Андрей Зазыба Тумак да умелец Игнат Страшко Ощера.

Думаю, цитаты уже достаточно ярко дали представление о языке книги. Людям, совершенно незнакомым с древнерусским, может быть сложно воспринимать текст. Некоторые страницы выглядят примерно так:

Лично мне понравилось, что автор уважительно относится к умственным способностям своих читателей, и сноски не повторяются на уже объяснённых словах. Зато какую атмосферу времени это создаёт! Хотя я в некоторых местах поспорила бы о правильности употребления аористных форм глагола...)))

Куда держит путь одинокий мальчишка? Да, я так и не сказала, что мальчик немой. Это ещё более усложняет его дорогу, потому что он не может ничего объяснить, попросить, даже имени своего назвать - отсюда и множество имён, которыми снабжают его встречные-поперечные. Сначала какое-то время он живёт в монастыре. Оказывается, что у него дар звонаря.

- Отрок смышленый. На лету все схватывает. Я, может, и гораздно сыграть сумею, но без живого серебра. А у него оно есть, поет, – отвечал убежденно Леонтий.

Но из головы не выходит подслушанная беседа между отцом и его другом, что далеко в Арефинских горах живёт волхв, который мог бы парнишку вылечить...

Мечта о настоящей речи его томила сильнее всего на свете, даже сильнее желания вернуться к матери и успокоить ее, сильнее чувства отмщения за смерть отца и его товарищей.

И вот как раз в поруб этого монастыря привозят того волхва - князь приказал те края от старой веры очистить... И Спиридон решается: помогает Хорту сбежать...

Средняя часть романа слегка затянута, особенно одинокое путешествие через лес, было бы оно покороче - была бы однозначно высшая оценка. Но и так сумбура в голове книга оставила на пять баллов. Почему люди не меняются? Куда деваются личности, похожие на Ефрема, грешника, который сам себе назначил покаяние - в лесу мост построить и содержать его в порядке?

Такие-то мосты все соединят, брега и сердца человеков.

И Спиридон не ведал никакой светлой веры в этих лесах, на этих реках, да, видно, и на дальних морях – нигде. Нигде не было светлой силы… Токмо аще там, на верху Днепра, у Серебряного моста… Но как это далёко.

Не вдаваясь в религиозную составляющую книги, всё-таки приходится отметить несомненное православное мировосприятие, хотя, возможно, это именно от языка возникает такое впечатление.

Въ нача́лѢ бѢ́ сло́во, и сло́во бѢ́ къ Бо́гу, и Бо́гъ бѢ́ сло́во.

Поскольку книга - начало трилогии, надо понимать, что у Спиридона всё будет хорошо, свой родник - ну, может, не тот, из которого истекают три великих реки и который мог бы дать ему речь, как величайших дар - олафу, но какой-то, дающий просветление и надежду, он найдёт.

А пока...

Ой ты, Горе мое, Горе серое… Лычком связанное, подпоясанное!.. – напевал горбун. – Уж и где ты, Горе, ни моталося… На меня, бедную, навязалося… Уж я от Горя во чисто поле… Оглянусь я назад – Горе за мной идет…

Толи от самих рассказов, толи от ситуации, происходящей в то время, когда пишется эта рецензия, толи от наложения одного на другое.

Сама книга, как сборник рассказов, очень остро вскрывает определенные проблемы и далеко не только личностного характера. Нежелание, невозможность, неблагодарность, неумение, неспособность и это только маленькая часть того, что приходит сейчас на ум. Только все эти слова относятся ни в коем разе не к писателю, и конечно не к самой книге, а скорее к ситуациям, к тем моментам, тем аспектам и тем историям, которые описаны в ней.

Так, например рассказ «Очнулся» повествует нам о мужчине, который раз в год в отпуск навещает своих родителей в деревне и отдыхает там и телом, и душой, занимаясь своим скажем так любимым хобби. Только вот никак, уже достаточно взрослый мужчина не поймет, что родители его уже достаточно пожилые люди, и что нужно бы им помогать. Что они уже не все могут сделать самостоятельно и уж тем более не могут обеспечить ему полноценный отпуск, к которому он привык. Поругавшись с соседями, наш отдыхающий эгоист, совсем не думает о том, а что будет когда он уедет обратно. Неужели он искренне верит в то, что жизнь без него замирает в ожидании его появления.

А что, касается рассказа «В залипе», то думаю, в его герое каждый найдет свое отражение. В жизни каждого был день, а то и несколько, когда всемирная паутина в прямом смысле этого слова цепляла нас и не давала выбраться часами, когда одна новость, пост, твит, завлекал и оплетал, увлекая все глубже и глубже в недра всемирной сети. А тем временем настоящая жизнь замирала парализованная. А потом, сумевши наконец выбраться из цепких лап, мы думали о том, как же быстро пролетело время, а я так ни чего и не успел.

Ну и конечно центральный рассказ «Петля». Прототипом героя, которой стал Аркадий Бабченко – журналист, оппозиционер. Сейчас это читать достаточно сложно, не страшно, так как это не страшная сказка, а скорее факт жизни. При чем в настоящее время имеющий очень схожие моменты. Поэтому и не страшно, скорее обидно за то, что время идет, а петля продолжает ощущаться на шее.

Как итог после прочтения очень хочется вздохнуть свободнее.

Это моя первая книга Анны Матвеевой и, надеюсь, не последняя. Автор уже состоявшаяся писательница, но знакомство наше всё откладывалось.
Две основные героини – 2 девочки в 10 лет. Они разделены в сотню лет и тысячи километров. Конец XIX и XX веков. Российская империя и Советский союз.
Девочка Ксения находит мешок с дневниками другой девочки, тёзки, родившейся за 90 лет до неё. Она понимает, что это её бабушка. На фоне происходящих вокруг событий, эта девочка в дневниках становится самой близкой её подругой.
Посвящение книги и дневник XIX века сразу наводят на мысль, что это желание автора рассказать свою родословную.
Разница в 90 лет. Как так? Речь всё-таки о прабабушке? По ходу романа этот вопрос прояснится.
Как девочки любят копаться в своих финтифлюшках, фенечках и т.п., так и здесь в повествовании как будто идёт перебор разных безделушек, интересных обычно только хозяевам.

«Может, спустя сто лет моя внучка или правнучка тоже случайно найдёт эти тетрадки и будет читать их втайне от всех, а потом начнёт вести свой дневник, подражая бабушке, и так будет продолжаться вечно, каждые сто лет!»

Написано очень хорошо, при чтении не сомневаешься, что это правда.
Вторая часть неожиданно отходит от дневников. Повествование идёт уже от третьего лица.

«На фото была представлена типичная инстаграмная красотка в купальнике – ни ста граммов своего. Пухлые губки, пышные волосы, грудь в виде воздушных шариков и живот дощечкой».

Удивительное совпадение. Один из персонажей дневника «бабушки» вдруг появляется в «12 стульях» Ильфа и Петрова. Аж холодок по спине, как будто Матвеева заглянула на миг туда, куда нельзя заглядывать людям.
Третья часть возвращает нас в эпистолярный жанр Ксении Лёвшиной, но Ксения Лесовая ведётся от третьего лица. Где-то в середине романа есть вставочка о ведении дневника от третьего лица. Маленькая поблажка самой себе.

«Так хочется быть волшебницей хотя бы для кого-то…»

Каждый эпизод цельный, но тем не менее, подводит к следующему, но не в сюжетном смысле, а в литературном. Ощущения, аналогии событий, причины из далёкого прошлого сегодняшних поступков и т.п. Такой эмоционально-интуитивный клиффхэнгер.

«В лужах плясали пузыри – крупные, как ожоги второй степени».

Автор коварно расставляет якоря событий, о которых мы подозреваем заранее.

«Самое интересное в мире чтение – это дневники».

Разногласия между родителями ломают детей. Наверно, причина большинства бед современной цивилизации – ошибки в воспитании детей или его отсутствие.

«Удивительно, что даже перед лицом смерти (а я не сомневалась, что примерно через часик, если не раньше, мы все скончаемся) я почувствовала радость оттого, что мама и папа обнимаются и смотрят в одном направлении, пусть даже на ядерный гриб...»

В плане феминизма, этот роман бы получил негативные отклики. Но здесь дело не в том, что описываются нравы ещё до переворота 1917 г., но в чести и достоинстве человека независимо от времён.

«Коли имеешь смелость любить чужого мужчину, будь готова любить – и воспитывать – его детей».

В жизни любой семьи есть чёрные страницы, у кого-то больше, у кого-то меньше.

«за каждым освещённым окном Парадного квартала скрывается отдельный мини-ад. И не только здесь, но повсюду, где живут люди, в шкафах белеют спрятанные скелеты, улыбаясь фарфоровыми зубами».

Эта простая истина подана весьма изящно и вовремя. Вообще, несмотря на салки со временем, всё здесь подано вовремя.

«Общая у нас не кровь, а чернила – фиолетовые, которыми писала Ксеничка, и синие, которыми пишу я сама».

Эпизод с кладбищем очень силён.
Порою события и герои накладываются друг на друга так явно, что понимаешь - всё-таки это неправда. И тогда Автор соскальзывает с волшебного неопределённого межвременья в искусственный пазл. Из первой половины, в которую веришь, читатель попадает во вторую, где количество совпадений переходит естественную границу. Бессознательно, читатель на себе испытывает неслучайность совпадений.
Судьбы их как листья вяза – асимметричны, несмотря на кажущуюся симметрию.

«в её жизни, говорит она, случались и более странные совпадения. И что если б она написала об этом книгу, то её признали бы за фантастику!»

Осознанность эффекта невероятности совпадений у автора на высоте. Отсутствие апломба творца делает текст приятным.
Так, как у Матвеевой про Париж я ни у кого ещё не читал.

«мы с ним как раз гуляли по аллее виадука Искусств и дорогу нам то и дело перебегали жирные крыски, похожие на палки сервелата».

В «уродливой кристаллизации любви» неожиданно проявилась поспешность высказаться о своём деде. Это краткий пересказ его кипучей деятельности и старание быть более объективной. Серьезная научная деятельность несовместима с семейными ценностями.

«С минералами иметь дело проще, чем с людьми».

Люди, обладающие выдающимися способностями в какой либо научной области, обычно невыносимы с житейской точки зрения.

«Когда мать умирает, взрослые дети плачут о своей молодости. О том, что им больше некому жаловаться».

Роман писался около 10 лет и авторская версия в 2 раза больше изданной. Поразительная цельность и обдуманность для такого срока.
В итоге роман превращается в нечто очень личное. Чувствуется женственность в этой прозе. В этом смысле это женский роман.
А как хорошо вы знаете свою родословную? Необязательно писать роман, но геологическое древо составить можно. Благодаря кому вы здесь и сейчас?
Кажется, за годы написания этот роман для автора стал тоже в какой-то части собственным дневником. Ведь дневник это необязательно тетрадь с неразборчивым почерком. Это и страничка в соцсетях, для кого-то это его чертежи и схемы, для кого-то узор грядок на собственном огороде или шрамы на теле, а для кого-то шрамы на сердце.
Мы все, каждый в силу своих способностей и возможностей, пишем свои дневники.