Цитаты

Всего пива в мире не хватило бы, чтобы Дэвис снюхался на барбекю с Тейт Бонакко. Дэвис был… порядочный, вот какой. Это качество не бросалось в глаза, это было тихое, врождённое благородство. Основополагающая его черта. Когда мы впервые встретились, он показался мне до того приличным, что я поняла, отчего Мэдди зовёт его «папочка-лапочка». Со временем я осознала — всё, что говорит Дэвис, он говорит всерьёз. Если дал обещание, он его выполнит.

Шестьдесят, восемьдесят, сто двадцать футов на голубой глубине, невесомость, монотонный ритм дыхания, бурлящий в ушах. Погружение опустошало, успокаивало. Мимо носились идеальные косяки рыб, как живое течение. Морские звёзды и огурцы слепо ползли по своим несрочным делам. Проплывали черепахи, тяжёлые и величественные. У морских созданий нет бровей, рты неподвижны, каждое лицо застывает в вечной маске. Все дельфины улыбаются, все мурены чуть рассержены, все морские коньки удивлены. Они смотрели на меня не мигая, не осуждая, и глубина подо мной казалась бесконечной. Прошлое и в воде было со мной, но это было уже неважно; море поглощало всё.
Среди этой красоты, такой пёстрой и необъятной, я чувствовала свою крохотность на фоне огромного, дикого мира. Он позволял забыть о себе и в то же время ощущать себя. Он защищал от попыток умереть.

Четыре женщины сидели на полу в окружении покинутых стульев и чайного столика, заваленного сухими лаймовыми корками и бумажными тарелками с остатками хумуса и лукового соуса. Все сжимали в руках бокалы с моим драгоценным джином. Судя по тому, что осталось в бутылке, они уже пропустили по бокалу, может, и по два, пока я укладывала спать Мэдди.
— Какой верблюд? — спросила Лавонда. — Это его тотемное животное?
— Не, не, — сказала Тейт с самодовольным видом пьяного философа. — Я поняла. Она хочет сказать, что Фрэнсис… копит запас на чёрный день.
Все снова залились смехом.

Женщины повернулись друг к другу, по комнате волнами прошли напряжение и шёпот. Если Ру будет слушать, они хотели говорить. Они хотели иметь тотемных животных, хотели их обсуждать. Мне тоже передалось всеобщее возбуждение, но это был клуб Шарлотты, а она — моя лучшая подруга. Лицо Тесс Робертс сияло, Лидди Слей, напротив, явно чувствовала себя неловко, искала спасения. Тейт насупилась и посылала Шар сигналы, чтобы та прекратила этот цирк. Все мы колебались, будто стояли на вершине горы и лёгкий порыв ветра мог сдуть нас куда угодно.

Очень важно, когда вы впервые видите волшебство, узнать его, понять, что это именно оно. Потому что второго шанса может не представиться

Лора попыталась сгладить ситуацию, вежливо задав девушке несколько вопросов про ее специализацию, ее мечты и устремления. Это было такое проявление любопытства, которое в юности воспринимается почти как публичное оскорбление, но с возрастом понимаешь, что только вопросы такого типа взрослые могут спокойно задать подростку.

Я ещё в школе научилась тайком смотреть на других девчонок. Чем больше я рассматривала их, тем грустнее мне становилось. У самых мерзких девчонок были самые красивые фигуры, как будто стройные ноги, упругая грудь и чистая кожа давались как награда за гнусность.
Они не заслуживали тех тонких, звонких тел, в которые их поселили. Интересно, думала я, каково это — бегать, не чувствуя, как трясётся жир, как каждое движение становится унизительной конвульсией? Интересно, я тоже стала бы стервой? Если да, решила я, лучше уж оставаться жирной, но доброй.

Люди часто говорят: не знаю, как она с этим живёт! — но при этом сами мирятся с гораздо худшими явлениями. Никто не держит за руку свой самый страшный грех. Наши поступки тяжелы, и мы лишь ждём, когда они пойдут ко дну. С каждым днём они погружаются всё глубже, в такие тёмные места, куда не может добраться свет.

Лора, как правило, давала хорошие советы. «Стой прямо, а то в тридцать будет болеть спина». «Носи хорошую обувь, а то в тридцать будешь расплачиваться за плохую». «Привыкай вести себя разумно, а то в тридцать будешь расплачиваться за свою глупость».
Энди был тридцать один. И она так дорого расплачивалась, что была, по сути, банкротом.