Рецензии на книги — Витольд Гомбрович

Так охарактеризовал Витольд Гомбрович свой роман «Фердидурка», написанный в 1938 г. Замечательное, сложное произведение, которое, к сожалению, остается малоизвестным для отечественного читателя. Хотя в 1969 г. сам Гомбрович отмечал, что роман «Фердидурка» «тридцать лет назад написанный, своим молодым задором завоевал уже почти все страны Запада». Модернистский и парадоксальный роман-фантазия, в котором наличествует и философская повесть, и гротеск с сатирическими интонациями и сарказмом. Что можно сказать о фабуле данного произведения? Главный герой Юзек, от лица которого идет повествование, написал книгу «Дневник времен возмужания». Как говорится в романе:

Тщетно друзья отговаривали меня от такого заглавия и советовали вообще поостеречься малейших намеков на незрелость. – Не делай…

Книга "Порнография" имеет такое же отношение к порнографии как, например, початок кукурузы. Но при этом название вполне обосновано, так как иначе чем "порнографией" разворачивающиеся события не назовешь. Читателю предстоит стать немым свидетелем нижайшего поведения, мерзостных мыслей и поступков, читатель в какой-то степени становится соучастником, заговорщиком, предателем. И мне это не понравилось, с одной стороны потому, что мне было интересно, к чему всё в итоге приведет, а с другой стороны, мне хотелось отшвырнуть книгу и сделать вид, что я ее не читаю, что мне наплевать. К очевидным минусам могу также отнести бесконечно унылый слог, до зевоты скучный. Но я книгу, что называется, добила, и в конце получила вкусную плюшку за терпение. Роман написан от лица некого писателя по имени…

Чужая душа - потемки, а чужая голова - тем более. Что там в этой чужой голове происходит, что за шестеренки там крутятся, что за идеи там рождаются и что за планы внутри планов там возникают, понять невозможно. А если бы и была такая возможность - вскрыть черепушку и увидеть не подрагивающий серый мозг, а все потаенные мысли, - то скорее всего мы бы ужаснулись и закрыли бы эту самую черепушку на фиг. Чужая голова - потемки, а во мраке, как известно, обитают чудовища.

Вот, например, приехали два мужика к друзьям в деревню. Приличные два мужика, способные к интеллектуальным беседам и склонные к прогулкам на природе. И вот ведут они эти беседы и гуляют прогулки, всё чинно-благородно, а тем временем в их головах творится ад. И ладно бы это был настоящий такой ад с кровью и кишками аля…

пот каблуки пыль домишки поля камешки собака кусты воробей дом сад рот выверт верхняя губа пансион жратва редиска ти-ри-ри губы воробей губки муж редиска рука воробей ти-ри-ри выверт редиска ти-ри-ри треугольник грабли стрелка царапина жара палочка воробей палочка губа редиска ти-ри-ри рука пальцы муж палочка ладонь дышло комбинация стук жаба воробей губы стук чайник кот крюк кот воробей палочка кот свинство или херувимство воробей кот жара рука вилка ложка экстаз палочка воробей кот губы рука коляски тряска губа хаос ксендз сутана тортик кот тортик кот берг берг берг воробей котус ти-ри-ри берг берг бемберг палочка воробей кот берг кухарка берг воробей палочка камни воробей палочка кот мед мед мед мешанина крючок рукав воробей палочка кот берг ботинок людвик палец рот берг тушеная…

Книга попала в руки по чистой случайности и, честно говоря, я ее не понял. Вернее, не нашла у меня она какого-то отклика, хотя тема то затронута животрепещущая. Читателю предлагают своего рода инсталляцию первородного греха на относительно современный манер и Антихрист здесь свой – обходительный, мастер слова, режиссер по жизни, такой безукоризненный аристократ, который дирижирует пустоту и хаос вокруг себя. В какие-то моменты кажется, что это не Антихрист во плоти, а плод воображения рассказчика, уж очень складно получается у него манипулировать окружающими. Но в другой момент понимаешь, что это вполне себе человек во плоти, просто хорошо знающий людскую натуру, а люди вокруг него выдают себя за других. Такие вот люди-ширмы, люди-фасады, люди-декорации. Не зря этот гений в одном из…

С Витольдом Гомбровичем я познакомилась несколько лет назад, прочитав его роман “Порнография”, который произвел на меня сильное впечатление. И вот теперь дебютное произведение “Фердидурка”, уже без восторгов, но в принципе норм.

Перед нами чистый воды абсурд, к которому, признаюсь, я не была готова. В “Порнографии” был сюжет, был настоящий драматический конфликт, были персонажи, которых если и нельзя было полюбить, то эмоции они вызывали. Здесь же ничего этого нет. Книга от ума, а не от сердца, как говорит одна моя хорошая подруга. Но стоит признать, что ум у Гомбровича недюжинный, поэтому определенное интеллектуальное удовольствие я получила. Но к этому удовольствию пришлось продираться.

В начале мы знакомимся с главным героем Юзеком, господином тридцати лет и неопределенного занятия, по…

Но с другой стороны… Как портрет-гештальт, «Дневник» представляет собой множественное изображение, которое может быть интерпретировано и осмысленно по-разному. Строгий и требовательный читатель решит, что герой «Дневника» человек высокомерный, язвительный, заносчивый, болезненно самолюбивый, завистливый, обидчивый, грубый. Но с другой стороны, благожелательно настроенный читатель найдёт героя умным, проницательным, аристократичным, ироничным, восприимчивым, прямолинейным, ранимым, а трудный характер объяснит «недоброжелательной семейной атмосферой». Слова-слова-слова. Герой «Дневника» не терпел ни брани, ни восхвалений. Ни эмоциональных, суетливых отзывов, ни бесстрастного рационального анализа. Он жаждал искренности.

Из содержания: «созидание себя на глазах у публики». О писателях –…

Вечер. Тени. Сени. Лени. Мы сидели, вечер пья. В каждом глазе — бег оленя В каждом взоре — лет копья.

Пятница

Четыре сорок четыре. Свет. Вода. Телеграфный Стиль заставляющий вспомнить папу Хэма  быстро мутирующий в модернистский экспрессионизм. Ускользающий сюжет. Разрозненная мозаика несвязанных сцен.   Старая шарманка о бессмысленности и абсурдности бытия. Очередной  заезженный цирковой номер с жонглированием словами стоя на голове. Нить рвется.  Где я ?

Кто я ?

Мне  вновь выпал жребий  черпать  десертной ложкой сублимацию чужую боли, что принесёт только опустошение. 

Открытые двери. 

Идёт дождь. 

Гул в ушах. 

Кто я ?

Где я ?

Тишина. 

Бог. Религия. Насмешка. Антитеза. 

Мрак.

Каждая строчка чистая неразбавленная тоска. 

Как же мне надоел этот  выпендреж.

Рвутся нити

Я вечно возвращаюсь назад и совсем…

Космос как причастие: что ж, для первого причастия всё прошло лучше некуда, учитывая, что я не очень-то усердно готовилась и из троицы Гомбрович-Шульц-Виткевич наиболее поверхностно была знакома именно с Гомбровичем. Единственное напутствие, которое могу дать непричастившимся еще его потенциальным читателям - не напутствие даже, а констатация факта: в "Космосе" вы увидите только деревья. Лес придётся додумывать самостоятельно.

Удивительно, сколько эта маленькая книга вызывает свободных ассоциаций. Причем все они если не космического размаха, то, по крайней мере, велики и весомы. Так, меня на протяжении всего "Космоса" преследовал "Взгляни на дом свой, ангел": твердящееся в первом "воробей, палочка, кот" накладывается на рефрен второго - "камень, лист, ненайденная дверь"; и так…

В японской культуре существует оппозиция поведенческих категорий хоннэ и татэмаэ. Хоннэ обозначает реальные, истинные желания и чувства человека, которые допустимо показывать только в кругу очень близких людей, а татэмаэ подразумевает поведение и манеры, которые японец демонстрирует публично. Условно говоря, суть художественного метода польского писателя Витольда Гомбровича заключается в том, чтобы заставить героя использовать «хоннэ» вместо ожидаемого и приличествующего случаю «татэмаэ». Конечно, будь герои Витольда Гомбровича японцами, автору было бы сложно придумать правдоподобную ситуацию, в которой проявление истинного намерения «в общественном месте» не выглядело бы безумием (или следствием сильного алкогольного опьянения). Но в условиях европейской действительности – всё гораздо…

Гомбрович и в последнем своем романе не отступает от излюбленного направления – вниз, к уменьшению, к измельчанию. Маленькие вещи, незначительные вскользь подуманные мысли. Веточки, вилочки, мухи, запах мочи у сарая… из этого он выстраивает свой Космос, бесконечностью и непозноваемостью не уступающий «тому космосу». Весь этот мир для нас незаметен, он живет своей жизнью. В это хилое зазеркалье попадает герой романа. Не сам, через проводника, как и полагается. А потом маленький мир стал управлять большим. И все стало совсем плохо…

Гомбрович исследует восприятие мира сознанием, зараженным меланхолией. Человек замученный нереализованными желаниями, постыдными страстями, каким-нибудь глубинным извращением пропускает все окружающее через мутный экран восприятия. Все приобретает для него новое…

Эта книга несётся, струится, околдовывает, бежит, пролетает сквозь. Но в то же время не понятно, не до конца осознать могу, нравится, чарует, влюблена ли я в стиль автора. Он такой рваный, вычурный, отточенный. Как поток сознания, только разум у Витольда, главного героя, слегка окумаренный. Иногда складывалось ощущение, что я барахтаюсь в медленно со склона едящей крыше. Но я продолжала препарировать книгу с удовольствием маньяка.

Всё начинается с пары (юных) Гени и Кароля. Ими же и заканчивается. Идеальная ли пара? Вряд ли. Каролю явно не мешало бы походить на пару сеансов к дядюшке Фрейду, в принципе, они могли бы и туда вдвоем походить. Но Каролю нужнее. Только... Если их я отправила к Фрейду - к кому мне отправлять гг? И Фридерика? Долгое время я вообще думала, что это один и тот же…

Витольд Гомбрович, как и два других из "троицы", "трех мушкетеров формы" – Бруно Шульц и Станислав Игнаций Виткевич - интересен мне, прежде всего, как представитель литературы ближайшего соседа – Польши. Учитывая, что "Фердидурке" я начала и отложила, "Космос" осилила, предварительное знакомство с Гомбровичем могу считать состоявшимся. Очень трудно выразить цельное впечатление. Потому что сам Гомбрович нецелен: ускользающ и осколочен. И "Космос" и "Порнография" (в меньшей мере) производят впечатление попытки рассказать не договаривая. Интересно, что оба произведения были написаны в 60+ летнем возрасте, сюжеты обоих разворачиваются в Польше, в то время как автор уже более 20ти лет проживал в Аргентине. Думаю, чтобы понять Гомбровича, нужно ознакомиться с его трёхтомными "Дневниками"…

"Транс-Атлантик" - весёлый, задорный, искрящийся молодостью текст Гомбровича, порой напоминающий Беккета и Ходоровски.

Полуавтобиографическим романом, написанным в эмиграции, автор ударил сразу по двум лагерям. Первый - косный, тяготеющий к традиции и (соц)реализму польский (а что изменилось с тех пор? не знаю как в Польше, а в России до сих пор не любят экспериментов и нового), второй - современный писателю аргентинский интеллектуальный истеблишмент (в предисловии упоминает Борхеса). Для своей Родины - экспериментальный, гротескный, взрывающий табу, для эмиграции - молодость, задорность, польская словесная стилистика (думаю, одному из лучших переводчиков с польского Юрию Чайникову вполне можно довериться).

Герой Витольд Гомбрович, приплывает в Аргентину с вполне реальными людьми -…

И снова предисловие… и я обречен на предисловия, не могу без предисловия и принужден к предисловию, ибо закон симметрии требует…

Эх, что ж тебя Витольд не любят так братья славяне, что книги твои не купить. Фердидурку я долго искал и ждал когда появится в продаже и вот он этот момент книга заказана, и я в предвкушении увлекательного чтения. На месте издателей я бы долго извинялся перед паном Витольдом, если бы встретил его на небесах, за такое издание его книги. Издательство Кристалл имейте совесть, как можно издавать на такой бумаге, ей только причинное место подтирать.

Следовало бы также установить, объявить и определить, есть ли данное сочинение, роман, воспоминание, пародия, памфлет, вариации на темы, подсказанные фантазией, негодование – и что в нем перевешивает: шутка,…

Личный Космос неповторим. Все его законы и флуктуации не пояснить и тайны невозможно познать пришельцу. Так и мне Космос "мятежного гения польской литературы", ставшего "культовым", Витольда Гомбровича не открылся. Что-то я поняла. Что это (если не искуственно надумано): попытка освободиться от гнёта памяти каких-то личных событий и проблем, мучительно медленно, пошагово раскладывая цепь явлений и ассоциаций, смешивая реальное и подсознательное, очевидное и надуманное, познать неизвестные связи произошедшего? Как любая экзистенция, этот поток сознания и подсознания понятен лишь тому, кто генетически предназначен "вращаться" на сходной с авторской орбите: мыслить и чувствовать подобным образом. Космос Гомбровича какой-то "рассыпанный". В нём нет цельной картины событий и персонажей.…

Третья, после "Космоса", "Порнографии" и углубления в биографию автора (особо интересную в связке с именами Бруно Шульца и Игнасия Виткевича), прочитанная мною книга Витольда Гомбровича. Гомбрович - созерцатель и подглядыватель за чужой жизнью, его главный герой от имени автора - пассивный или злокозненный попутчик деятельных "героев второго плана". На протяжении всех трёх произведений автор уныло интриговал, но так и не сумел своими средствами убедить меня в увлекательности собственного соглядатайства. Свежесть подхода и случающиеся интересные мысли захлебнулись в нагромождении словоблудия. Эта, последняя в совокупности, книга довела меня до состояния отвращения к чтению художественной литературы в целом (надеюсь, ненадолго) и вдохновенно взяться за дела, откладываемые уже два года.…

Вот, благодаря KillWish, дошли у меня руки вне плана и до Гомбровича, о котором столько хорошего слышала. Мне сразу Виан вспомнился. Абсурд и ирония очень в его стиле. Красочная поэтическая образность. Каламбуры и другие языковые выверты. Нерв и эмоциональная заряженность. Сердцедер  здесь где-то совсем рядышком по смыслу. Хотя откровенная мизантропия и гипертрофированный реализм тут скорее Селина напоминают. И точно как у него, у Гомбровича фигура автора и его разглагольствования перед читателем с внутрирамочными вставными притчами временами прерывают повествование.

Среди основных хронотопов тут закоснелость академической среды, свобода нравов в среде городского мещанства и помещичье противостояние с прислугой. На примере школяров типичная иерархия любого мужского коллектива показана…

Уже к концу первой главы я поняла, что faire d'hideurque бесполезно. Форма чужая. Не по размеру. Так что я - против. Не жалкое ли это занятие - сочинять себе свободу? Личного чтения не получилось, а "научно-объективное" было бы предательством по отношению к автору: восприятие "Фердидурке" как экспериментального романа, "бракосочетания литературы и философии", "классики постмодернизма" недопустимо, когда автор требует страсти и "праздничного слова". Или молчания.

Каждая книга обладает свойством оставлять отпечаток в сознании человека. Одни впиваются в тебя навечно, другие задерживаться не смеют, прямо как люди! С "Дневником" же моя история сложилась по-другому! Книга, со всеми почестями и хвалами была вручена на мое 25-летие лучшим Другом, уже изучившим "Дневник" в свой первый раз, ещё за несколько месяцев до торжественного момента. А между тем, почти каждая наша встреча, каждый разговор и его взгляд, взгляд, взгляд: кричали— "Прочитай"! Кричали, чтобы я обзавелся "Дневником", умоляли, просили! Но я предпочел выжидать, потому что чувствовал свою неготовность к такому серьезному "заплыву"! Друг тем временем от прочитанного пробывал в восторге, экзистенциальной эйфории и одновременно в бунте,в бунте против людской глупости. Я выжидал! Но…