5

Вольный перевод для неговорящих по-английски:

It is now clear that Krzhizhanovsky is one of the greatest Russian writers of the last century.
—Robert Chandler, The Financial Times

(Теперь понятно, что Кржижановский — один из величайших русских писателей последнего столетия).

Krzhizhanovsky wanted to perform imaginary experiments with the nature of time and space. Outside, in the streets, the Communist state was busy performing such experiments for real. In response, Krzhizhanovsky’s prose has a recklessly unstable tone in which delighted examination of impossible worlds can slip into ferocious political sarcasm… . It is a method for investigating how much unreality reality can bear.
—Adam Thirlwell, The New York Review of Books

(Кржижановский хотел провести воображаемые эксперименты с природой времени и космоса. Снаружи, на улицах, коммунисты проводили такие эксперименты в реальности. На это проза Кржижановского отвечает безрассудно непостоянной манерой повествования, в которой восхитительный процесс изучения невозможных слов может перетечь в беспощадный политический сарказм... Это метод постижения того, насколько много нереального сможет выдержать реальность).

А пока The Financial Times и The New York Review of Books пишут все эти громкие и загадочные слова, мы в России так и не знаем как следует «одного из величайших русских писателей» и даже усиленная пропаганда ЛайвЛиба, флэшмобов и просто хороших рецензий не может изменить того факта, что печатается он досадно мало, в библиотеках и книжных особенно не светится и даже во всемогущем Интернете его возможно добыть, в основном, у букинистов и «по кускам».

Между тем Кржижановский действительно завораживающе талантлив, и «выстрелить» в своё время ему помешала только суровая реальность жизни. Ну, не печатали советские издатели притчи и философские фантасмагории. Даже после того, как приняли Кржижановского в Союз писателей. И удивительное дело выходит: вживую его новеллы и рассказы собирают залы, люди рукоплещут явному таланту, а печататься более-менее связно он сможет только через четыре десятка лет после смерти, затерявшись в потоке хлынувшей хорошей литературы.

Подогнать «Клуб убийц букв» под какой-либо определённый жанр невозможно. Магический реализм, постмодернизм, интеллектуализм, экспрессионизм (даже имажинизм, если верить определению самого автора) — много-много -измов, которые все вместе образуют бурный и плотный экспериментальный текст, настолько насыщенный всем и сразу, что обычные интертекстуально богатые романы с завистью плачут в тёмном уголке.

Коротко о сюжетной канве: существует некий тайный клуб, куда рассказчика опять же в качестве эксперимента приводит его знакомый, который там состоит. Эти полубезумные гении настолько уверовали в свой локальный вариант Логоса, что лёгким движением руки приравнивают искусство создания историй к настоящей нелёгкой работе демиурга. И именно это обожествление Логоса, Разума, Идеи (и ещё чего-нибудь пафосного с большой буквы) заставляет их прятаться за сюром и бессмыслицей, брать себе в прозвища ничего не значащие слоги, а главное — ничего не поверять бумаге, рассказывать истории «неокончательно», вслух, чтобы в любой момент повернуть всё с ног на голову, заставить сюжет истории укусить себя за собственный же хвост или подставить мягкое брюшко для препарирования. Каждая из историй, рассказанных в клубе, сама по себе является маленьким шедевром, состоящим из множества философских, социальных и общечеловеческих проблем. И все они потрясающе разные: притчи, антиутопии и фантастика, средневековый антураж и классические пьесы Шекспира, ух. Впрочем, все они находятся во власти своих странноимённых хозяев, которые изменяют не только их, но и себя. Конец всей этой истории открыт и неоднозначен, думается мне, что каждый должен сам приструнить неподатливый Логос и домыслить возможное окончание или отсутствие окончания всего действия вокруг «Клуба Убийц Букв».

Мощно, смело, потрясающе.