Рецензии на книги — Эдуард Кочергин

Ежегодно в преддверии победных праздничных майских дней я читаю книги о Великой Отечественной войне. Читаю потому, что воевал мой дед по матери, читаю потому, что воевал мой 17-18 летний отец, читаю потому, что уже после войны родной брат отца подорвался на мине, читаю потому, что с детства приучен чтить память об этой войне (не Второй Мировой, а именно Великой Отечественной)... В прошлом году это были книги писателя-фронтовика Виктора Астафьева. В этом году я выбрал для чтения книгу-дневник Анны Франк, счастливо совпавшую выбором ещё и потому, что она у меня была в подборке книг Флэшмоба 2013. И по договорённости с Ольгой-Хойти Clickosoftsky затеяли с ней мини-флэшмоб на двоих, уговорившись прочесть книгу В.М. Санина "Когда я был мальчишкой". Других отчётливых планов читать что-то ещё…

У нас в семье существовала легенда, что дядька мой сидел. Отголоски этой легенды долетели до меня в малолетстве, но поскольку от детей в моей семье, как и во многих других, скрывали самое интересное, узнать подробности никак не удавалось. Сам дядька на сидельца походил мало: весёлый, безалаберный, не дурак выпить, любитель всякой западной музыки, о которой мало кто тогда знал. Правда, у дядьки была татуировка, но на блатную она походила мало. Спросить человека в глаза, сидел ли он в тюрьме и по какому поводу, было всё же неловко. Теперь мучаюсь любопытством, а узнать больше не у кого. Выросла я на московской окраине, так что с московской шпаной знакома не понаслышке. И с детства усвоила, что шпана эта не слишком отличается от прочих граждан, просто любит форсить и живёт по своим, особым,…

…Лёва поднимает воротник куртки, чтобы мокрый снег — или всё-таки дождь в серых хлопьях? — не набивался за шиворот, торопливо закуривает помявшуюся цыгарку и выбегает на улицу, потому что снова пришло время сдачи отчёта, Фокс звонит где-то там в тревожный колокольчик и набат, так что надо уйти от всего этого. Когда же Фокс поймёт, что не обязательно читать книги, если можно прожить их по улицам, улочкам и подворотенкам? Лёва садится на 16 трамвай и едет до Лиговки, потому что именно там должна начинаться «Ангелова кукла», хотя нет там давно уже ни рынка, ни такой концентрации маргинальных элементов (разве что в бессмертных развалюхах у Обводного, где между психлечебницами и школами для трудных детей нет другого варианта). Хорошо хоть не трамвай десятый номер, а то Лёва на площадке мог бы…

Очень спорная книга. Будь я моложе, я приняла её бы безоговорочно. Теперь же... Чем дольше я живу, тем больше, как мне кажется, вижу нелюбовь к своей стране. Возможно, это произведение - своего рода "Отверженные" В. Гюго. Писатель любит людей, всех искалеченных и вычеркнутых властью, потому что его самого пытались вычеркнуть ещё в детстве. Любви к уродцам, пьянчугам, старухам в книге очень много. Но звучит эта любовь укором России. Проникнуто болью нескончаемой, сталинскими репрессионными слезами, военными потерями. Причём не теми потерями, которые понесла вся страна от фашизма, а потерями от государственного устройства, всегда несправедливого к каждому книжному образу, ломающего его судьбу. При этом сам автор книги стал художником, оформлял спектакли в лучших театрах страны. Понятное…

Да! Моя Отчизна так обширна, так раздольна, Бог ее храни, что у нас не может быть фашизма. Всюду может, а у нас ни-ни. То ли на него не хватит пыла, то ли дисциплины, господа, что у них уже все это было, а у нас не будет никогда. Ведь и наши, помню, ретрограды, чей погромный зуд необъясним, Гитлеру когда-то были рады, всякое подписывали с ним, а потом спасали пол-Европы, и сияла гордая Москва. И сегодня злобные холопы тут не составляют большинства. Наших чувств опросы не измерят, не охватят наш видеоряд, потому что местные не верят никогда тому, что говорят. Дряни много, а фашизма нету. Если от коричневой чумы кто-нибудь опять спасет планету, думаю, что это будем мы. Родина, мы все твои поклонники, мы и не хотим иной судьбы — самые бессмертные покойники, самые свободные рабы. (Д. Быков)

Ав…

О книге Эдуарда Кочергина писать трудно. О ней вообще было бы удобнее не знать. Вот широко и ясно открытые глаза, весна в душе и прочие приятности. А открыл самую первую страницу и жизнь прежней уже быть не может, задохнулась от боли, забилась в судорогах, раззявила рот в безмолвном крике. Потому как нет страшнее истории непридуманной, истории прожитой и рассказанной обыденно. Так как принято, в ночи, на маленькой кухоньке, с переполненной пепельницей. И только изредка скрипнет табуретка от избытка тяжести душевной.

И как пережить все это, как пересказать, как простить... Простить людей, которые вот этого мелкого ползунка извлекли из под стола, где он с наслаждением играл, а иной раз и жевал, стружки и отправить в страшное место, где выжить нельзя. Где сливочное мороженое делают из…

Очень хотела купить и прочитать эту книжку. Во-первых, я очень люблю "Ангелову куклу", которая меня в своё время потрясла. Во-вторых, после прочтения прошлым летом "Лестницы Якова" Улицкой я заинтересовалась работой театрального художника - решение спектакля в пространстве, и рисование, и архитектура, 3-Д в театре. Купила и подарила бате. И надо сказать, что ему очень выгодно дарить книжки - он их обратно отдаёт, чтобы и я прочитала.

Книга эта не только про театральных художников. Это очень интересные заметки про Планшетных крыс. Оказывается, так называется вообще любой выдающийся мастер на театре (кроме актёров и режиссёров): художники по свету, бутафоры, рабочие сцены, плотники, макетчики, машинисты.

До революции в машинисты шли старые боцманы. И это сравнение сцены с парусником -…

Очень человечная книга! По форме - это книга воспоминаний, состоящая из рассказов. Стиль рассказчика прост и незатейлив. Но мне это очень даже по душе - подкупает правдоподобностью, обаянием рассказчика-очевидца, от первого лица, бывалого человека из народа, а не писателя, изучавшего "материал": будто сидишь рядом и слушаешь рассказ о былом. Так ведь обычно и рассказывают, с повторениями, когда один из проходных героев повествования становится главным героем следующего рассказа, а каждый следующий рассказ продолжением предыдущего. То, что я люблю. Как бывало рассказывала моя бабушка. И, кстати, многое совпадает в описаниях послевоенной жизни! То самое, о чем раньше было в книжках не прочитать и в фильмах не увидеть.

Трудное и героическое время военного лихолетья, послевоенные годы…

Мы ведь имеем право на любые чувства. В том числе на грусть, обиду, злость. Злиться, если кто-то принял за нас решения. Грустить от разлуки с дорогим человеком. Обижаться, если с нами поступили несправедливо. Тем более, если несправедливость тотальная, глобальная, ничем не поправимая. Когда в результате сталинских репрессий отца арестовали и расстреляли, мать посадили в тюрьму, а маленького мальчика отправили в детский дом. В далекий Омск, в маленький пригородный поселок Чернолучье… Такую несправедливость невозможно забыть, такую грусть нечем восполнить. А злость… У маленького мальчика не было злости, а была простая неподлежащая сомнению мысль – надо вернуться домой. В Ленинград. Найти маму. И все будет хорошо.

Многие книги и авторы проходят мимо меня. Такими далекими тропами и дорогами,…

Ну как такой книге можно поставить оценку? Как оценить жизнь и нелегкие воспоминания о детстве. Поставить отлично, не получается, то что там написано от отличного далеко. Плохую оценку, тем более нельзя ставить, это же человеческие переживания, память. Поэтому поставлю 4, как нейтральную оценку. Художник Эдуард Кочергин в своих воспоминаниях рассказывает далеко не лёгкий период своей жизни. Своё детство. Это тот период, когда все вокруг должно быть красивым, когда на мир можно и нужно смотреть с широко открытыми глазами, когда нужно играть в детские игры, заводить друзей и лопать конфеты. Но мало того что Кочергин родился в '37 году и его детство прямиком попадает на период Второй Мировой войны, его родителей арестовывают как шпионов. И мальчика вместо того чтобы отправить к…

Случалось вам встретиться с человеком по одному поводу, а потом случайно брошенное слово или пустячная случайность переводили вашу беседу в совсем другое русло? И собеседник открывался вам с совсем другой стороны, и открывал вам сокровенное? Потом удивляешься, как же так все повернулось, и радуешься, что изначальному плану не суждено было сбыться. Вот так у меня получилось с Кочергиным. Я твердо для себя решила, что буду знакомиться именно с русским театральным художником, который работал с самим Товстоноговым, лауреатом государственных премий, заслуженным деятелем искусств, а ту, другую часть его биографии, мы как-нибудь обойдем стороной. Ха! Читатель предполагает, книга располагает. С трудом, но я все-таки достала копию "Записок планшетной крысы", принялась читать, честно пыталась…

Воспоминания потрясающего человека. Воспоминания о том, как он, маленьким мальчиком, бежал из детского дома для детей врагов народа, бежал из Сибири в Питер, где он раньше жил с маткой и отцом. И бег этот продлился почти десять лет - убегал летом, на поездах добирался до следующей области и осенью сдавался обратно в детдом. А весной - опять бежал на запад.

Будучи художником Кочергин рисует нам мощное эпическое полотно народной жизни - вся палитра человеков проходит перед глазами. От шмары, рисующей вождя, до сельских мадонн, забирающих с поездов своих мужей-обрубышей, перемолотых войной. От мрази, избивающих мелких человеческих детенышей в детдомах, до людей с человеческим теплом и помощью. И даже нечеловеков запечетлел, нелюдей, нищих, пытавшихся искалечить ещё сильнее (чтобы больше…

Рождённые в года глухие, Пути не помнят своего. Мы - дети страшных лет России- Забыть не в силах ничего. А. А. Блок. Не скрою, что этот-же самый эпиграф у меня взят для другой рецензии на книгу А. Приставкина Кукушата, или жалобная песнь для успокоения сердца. Но только лишь потому, что речь в обеих книгах идет о детях репрессированных родителей в 40-ее годы прошлого века . С одной оговоркой, что здесь автор сам является одним из них и книга представляет собой его воспоминания о тех страшных и одиноких годах, когда его после ареста матери определили в один из детдомов для детей "врагов народа".

Стоит ли говорить о том, что судьба этих детей была не менее тяжелой и трудной , чем у их родителей, единственно , их не водили на допросы, но им также приходилось где-то свыкаться со своим…

Я была за кулисами нескольких театров. И пусть это были не знаменитые, элитные занавесочки, а портьеры провинциальных зрелищных домов, это было одно и то же. Правда. Старые истории. Конечно же, в столичных театрах они были более изысканными и интересными. Чего стоит только история последней княгини Оболенской, которая претендует на бесплатное кресло в седьмом ряду. И которое ей представляют. Да! Но об этом — тсссс... В провинции таких историй не было. Да и актёры были очень зашорены. Они мечтали вырваться. Они надеялись быть замеченными. На самом деле, в труппе театра было много достойных актеров. А повезло одному — Георгию Буркову. Хотя слово "повезло" может и не для него. Но ведь "выстрелил", "засветился" и стал узнаваемым и успешным. И как тут быть другим провинциалам?! Убого ведь.…

Это не автобиографические рассказы одного человека, это — биография целого поколения. Жестокая и мрачная. История тяжелых послевоенных лет. Без фанфар и победных маршей, без шаров и цветов. История народа-победителя из каменных трущоб, коммуналок, свалок. Здесь нет чистеньких и сытеньких, хотя рассказы про театры и цирк, конечно же, не так уродливы, хотя и беспощадны порой не меньше, чем про воров, проституток и нищих. Кочергин — отличный рассказчик. И в каждом эпизоде чувствуется художник. Он умеет подмечать главное и от этого герои просто оживают на страницах книги. Какое характеры! Какие образы! И ещё. Почему-то его проза не вгоняет меня в депрессию. Много в его рассказах страшного и даже жуткого, но человек, который в раннем детстве узнал, что такое репрессии и ссылки, который выжил…

Сколько уже читано-перечитано таких вот историй про беспризорное детство, про побеги из детприемников, про бродяжничество и встреча с с хорошими и плохими людьми. Но вот, на минуточку! Эта книга — не выдуманная история. Эдуард Кочергин рассказывает про своё детство. Будучи сыном репрессированных родителей, он попал в детский дом очень рано. Причем он не говорил по-русски, понимал только польскую речь и года два поэтому совсем молчал, пока не наступил момент, когда молчать уже было нельзя. Эдуарду повезло. По какой-то счастливой случайности, его вывезли из Ленинграда в начале войны, до блокады. А вот потом начался долгий путь домой. Мальчишка сбегал из разных детдомов, путешествовал по бескрайней России по железной дороге. Он рвался в Питер-Ленинград, он хотел найти маму. Глядя на…

Удивительно легкая книга о тяжелых воспоминаниях. В чем-то она напомнила мне «Василия Теркина», где о суровостях войны рассказывается с шутами, прибаутками и гордостью. Должна признать, что избегаю историю 20 века всеми возможными способами, окружая себя стеклянными, но стенами, взращивая себя в тепличных условиях. Но годы идут, и я все проще и чаще прибегаю к военной литературе (а на пенсии поди только ей и буду интересоваться).

О детях репрессированных родителей 40-ых годов я даже как-то и не думала. Взрослых в те года представляла, а что с детьми делалось, нет. Помню рассказы дедушки, что он на заводах работал, какие-то танковые механизмы производил, и, наверное, к этому все мое представление и сводилось. А о том, что их в приюты сгребали, в ужасных условиях содержали, все постоянно…

Книгу прочел по совету товарища. Очень хвалил. И я понимаю почему. История ребенка, сироты, который всеми силами стремиться домой к маме, через разоренную войной страну. Такая история никого не может оставить равнодушным априори. А тут изложено таким языком! Талантливые люди талантливы во многом. Меня каждый раз удивляет и возмущает, когда выходят произведения описывающие издевательство над людьми, репрессии, ГУЛАГ и крайнее пренебрежение к человеческой жизни в сталинские годы, даже автобиографические, откуда-то берутся люди, которые обзывают это антисоветчиной и враньем. Какая-то страусиная позиция, мне совершенно непонятная. Вот же живой человек, описывающий собственный опыт! Про Кочергина ничего не знал. Не будь этого совета, не знал бы и сегодня. И я искренне рад, что открыл для…

Читать книги о детях войны это всегда больно и страшно. Это же книга не просто о детях войны, а о сиротах. Знаете, такие книги порой дают нам стимул может жить. В нашем современном двадцать первом веке мы наверно не все может ощутить ту боль, то бедноту которое тогда испытали те дети. И поэтому, читая такие книги нам сложно порой понять, каково это? Здесь рассказывается о мальчике, которой через бегство пытался выжить, пытался узнать эту жизнь. Автор показал нам, какого было это выжить в то время. Книга никого не может оставить равнодушным, она нам как бы показывает, что такое жизнь детей в то время. Я читая эту книгу, пыталась понять, а такое учреждение, как «Детдома» в то время имели ли, то значение или совсем другое? Мне кажется другое! Дети…

Тяжелая книга . И хотя написана порой даже с юмором , читать было морально тяжело. Все те испытания, через которые прошел автор книги Эдуард Кочергин,-а это автобиография, заметки автора о своем детстве, о том трудном пути из Сибири в Ленинград, просто не могут оставить равнодушным никого. Ведь это путь ребенка к маме длиной 6 лет. Можно только удивляться как ребенок выжил в тех нечеловеческих условиях, как добрался до нее . И главное, он ведь был не один такой- целое поколение таких вот детей "врагов народа" к которым относились так же как к врагам народа или шпионам. Об этом книга автора. Даже не верится , что ребенок мог говорит как урка, но автор этот факт не скрасил- по другому и не могли они говорить ,те дети если вся их жизнь была связана с ними, другого они не слышали…