17 февраля 2020 г., 17:25

36K

Утерянные триллеры Л. М. Олкотт как яркие примеры раннего феминизма

26 понравилось 1 комментарий 6 добавить в избранное

Оставим в стороне ее «нравственное чтиво для детей» и воздадим почести ее нашумевшей беллетристике

Автор: Стефани Сильверн

Луиза Мэй Олкотт сейчас на пике популярности. Очередная экранизация «Маленьких женщин» стартует этой зимой (версия Би-би-си транслировалась всего год назад в качестве эпизода телесериала-антологии «Masterpiece» («Шедевр»)), в октябре были опубликованы две самостоятельные поваренные книги, основанные на этом же романе, а летом вышел новый сборник очерков «Сестры Марч», включающий работы Кейт Болик, Дженни Чанг, Кармен Марии Мачадо и Джейн Смайли, — наследие романа бессмертно.

Поколения филологов изучали личную жизнь Олкотт (медсестра на Гражданской войне, так и не вышла замуж, возможно, лесбиянка), дотошно исследовали левую политическую активность ее семьи (ее отец был не только трансценденталистом и аболиционистом, но и верил в абсолютное равенство всех рас), и дивились ее окружению в детстве: маленькая Луиза Мэй знала Эмерсона и Торо , встречала Фредерика Дугласа и его жену, а друзьями ее матери были Лукреция Мотт и Сестры Гримке. Куда меньше внимания уделено ее прогремевшим «кроваво-мелодраматическим историям» — дешевым триллерам, которые она писала в начале карьеры, чаще всего используя псевдоним А.М. Барнард.

Этой работой Олкотт была страстно увлечена, пока финансовые нужды ее семьи не заставили приступить к тому, что она называла «нравственным чтивом для молодых».

«Я чувствую в себе естественное стремление к бульварному жанру, – говорила она. – Меня посещают дивные образы, и я надеюсь, что осмелюсь запечатлеть их на бумаге и представить публике. Но как могу я вмешиваться в добропорядочную серость Олд-Конкорда? В родном старом городке не знают ярких оттенков с тех пор, как здесь были красные мундиры. Я далека от того, чтобы нарушать эту естественную палитру негармоничным цветом. И что мой отец подумает... Нет, дорогой, я всегда буду несчастной жертвой достойных традиций Конкорда».

Как только «Маленькие женщины» привели ее к славе в 1868 году, уже не было возврата к «дивным образам», даже в роли анонима. Написанное ради денег «нравственное чтиво» заставило забыть все остальное: даже если бы она хотела, время было занято запросами ее издателя и требованиями хронической болезни (некоторые полагают, что она страдала от последствий лечения ртутью, некоторые – что от волчанки).

Прошло почти столетие, прежде чем всплыли бульварные рассказы, написанные Олкотт в молодости. В 1942 году букинисты Мэделин Стерн и Леона Ростенберг нашли упоминание псевдонима А.М. Барнард среди бумаг Олкотт в Хоутонской библиотеке Гарварда. Женщины заподозрили, что тайные чувственные истории Джо Марч из «Маленьких женщин» намекают на существование таковых у самой Олкотт, и оказались правы. На протяжении следующих пяти лет было обнаружено большое количество рассказов и новелл, что навсегда изменило репутацию Олкотт как скучного почтенного детского автора.

Ее рассказы о запретной любви, манипулировании и убийстве позволяют нам взглянуть мельком на темную сторону жизни женщин 19 века. Немногие из них имели время или возможности чтобы вообще писать, не говоря уже о психологической свободе, которой Олкотт обладала в силу нетрадиционного воспитания; еще меньше из них получили такой же опыт в кровавой войне, который позволил Луизе Мэй сочинять непристойные и жестокие сюжеты как у ее коллег-мужчин, только с женского ракурса.

В основе своей эти работы 19 века можно назвать эквивалентом сегодняшних «бытовых триллеров» – психологических триллеров, написанных женщинами – отчасти уничижительный термин ставит их ниже других представителей жанра (это обычное дело, подводить что угодно под категорию женского – «женская литература», как любой «женский труд», не может быть чем-то стоящим).

Олкотт в качестве А.М. Барнарда, или анонима, делала то, что сейчас делают Гиллиан Флинн , Рут Уэйр , Рэйчел Хоузель Холл , Пола Хокинс , Тиффани Д. Джексон , Луиза Кэндлиш , Фелисия Йап , Грир Хендрикс и Шина Кэмел. В центре ее произведений был домашний психологический террор между друзьями и членами семьи, в частности, по отношению к женщинам, обостряющемся в браке или романтических отношениях. Но среди ее персонажей были не только жертвы, но и коварные, мужеподобные, грубые особи, еле сдерживавшие свои гнусные замыслы и желания.
Хотя эти произведения совершенно разные, но новелла Олкотт «Загадочный ключ, и что он открыл» (англ. The Mysterious Key and What it Opened, 1867) похожа на «Поворот ключа» (The Turn of the Key) Рут Уэйр (переписанный «Поворот винта» Генри Джеймса, 1898): старый странный дом, загадочная смерть, сбитая с толку молодая женщина, чудаковатый молодой человек, работающий в поместье, и, конечно же, ключ, открывающий правду. Так же мы можем сказать про роман Гилианн Флинн «Исчезнувшая» – Эмми Данн похожа на антигероиню Олкотт, роман «Жена между нами» Грира Хендрикса и Сары Пекканен – любовный треугольник, и роман «Девушка в поезде» Полы Хокинс – опасность злоупотребления наркотиками и то, как они замутняют суждения.

Как и многие женщины того времени, Олкотт была вынуждена использовать мужской, или как минимум гендерно-нейтральный псевдоним, чтобы публиковать свои скандальные рассказы. Не была бы она рада узнать, что сегодня такие писатели, как Райли Сейгер и А. Дж. Финн , обращаются к женоподобным именам, чтобы их книги продавались?

* * *


Большинство анонимных работ Олкотт были опубликованы в 60-х годах, но ее увлечение запретными темами началось раньше. Одно из самых прогремевших произведений «Признание Агаты» (англ. Agatha’s Confession) – ужасающая история любовной одержимости и мести – было опубликовано в марте 1857 года в газете «Сатудэй ивнинг» и переиздано 10 лет спустя во «Фрэнк Лесли Чимни Корнер» под названием «Трижды искушенная» (англ. Thrice Tempted).

Начало в стиле Джейн Остин : простушка-неудачница Рут (Агата, в первоначальном варианте) собирается выйти замуж за Уолтера Стрэтсея, мужчину двадцати пяти лет, богатого наследника, последнего из древнего шотландского рода Стретсеев, который (само собой) «доблестно сражался, получил много наград, и он нежно любит меня». По закону жанра, Лора, светловолосая и симпатичная подруга Рут (ранний образец «дрянной девчонки» (вероятно, автор отсылает нас к фильму «Дрянные девчонки» (Mean Girls), 2004 – прим. пер.)), при любом удобном случае принижает Рут, говоря, что брак по любви это «просто смешно», ведь Рут «странная и не похожа на других девушек», то есть, непривлекательна – самый страшный из грехов… Что ж, возможно. Враждебность завистницы все растет, особенно когда она узнает про титул Уолтера и понимает, что Рут станет леди Стрэтсей после свадьбы. Как только жених наносит визит, Лора сразу начинает его соблазнять, что у нее, конечно же, получается, но наш Уолтер так благороден. Он говорит Рут, что должен уехать на время, дабы не поддаться чарам ее подруги.

Несколько недель спустя Рут узнает, что Уолтер и Лора переписываются. А на следующий день ей говорят, что в городе, куда очень кстати Лора едет по поручению, разразилась смертельная лихорадка. Рут приходит в голову, как было бы здорово, если бы соперница подхватила болезнь и навсегда бы пропала из виду, но чувствует угрызения совести и останавливает подругу как раз на пути к деревне: она шла по аллее, а ее красивые локоны развевались позади. К несчастью (или к счастью), Лора все-таки заболевает: она уже была в зараженном городе пару дней назад.

Сидя у постели больной, Рут, влекомая злыми помыслами, поглядывает на занавески, колышущиеся в опасной близости от пламени лампы. «Ей овладело зловещее спокойствие, и когда пламя вдруг осветило комнату, она только улыбнулась – то была жуткая улыбка». Лора просыпается, кличет (кого же еще) дорогого Уолтера. Напоминание о возлюбленном (а что он подумает, если Рут станет хладнокровной убийцей) приводит нашу героиню в чувство: она переносит Лору с кровати и сама устраняет разгорающийся пожар.

Рут понимает, что это уже слишком: Уолтер должен выбрать одну из них. Даже сейчас, больная, Лора находит силы поиздеваться над подругой, обозвав ее «романтичным дитем».

Итак, мы снова видим Уолтера, пристыженного, как и полагается подлецу. Рут освобождает его от обязательств, связанных с помолвкой. Теперь он должен выбрать одну из девушек, но Рут предупреждает, что «плохой друг не может стать хорошей женой». И, подумать только, когда он идет посмотреть на Лору, то находит ее бледной и холодной – она умерла. По словам докторов, сильное впечатление от встречи с Уолтером под воздействием болезни стало роковым. Рут сожалела о старом друге, хоть и желала такого исхода с самого начала. Быть великодушным легко, когда угрозы нет. Она идет провожать ее в последний путь с чистой совестью. «Покойся с миром, Лора. Я прощаю тебя, как и сама надеюсь быть прощенной». Рут убирает со лба Лоры лежащий поперек локон и чувствует испарину. Она жива! Однако пульс не чувствуется, и после повторного прикосновения лоб оказывается холодным. Так может мертва? Но Рут сердцем чует, что жива. Тем не менее, «Уолтер снова мой, и она больше не может разлучить нас». Героиня делает глубокий вдох, чтобы собраться с духом, и закрывает гроб.

Получив свое «жили долго и счастливо», Рут не чувствует себя счастливой. Каждую ночь ее тревожат кошмары (веяние новеллы «Сердце-обличитель» Эдгара По). Приближается день свадьбы, и Рут верит, что это событие наконец-то успокоит ее разум. Она ждет, но жених не появляется. Униженная, она наблюдает за тем, как гости, шепчась между собой, расходятся, оставляя ее совсем одну. Вечером Уолтер возвращается, чему Рут несказанно рада, но его лицо «измождено и обуреваемо страстями», а «глаза широко раскрыты от ужаса». Она попросила рассказать, что случилось, и в ответ услышала, что прошлой ночью «белая фигура с пустыми глазами и бледными щеками« пришла и рассказала ему «грустную историю о лжи и зле» и «поведала о тайном преступлении, без чего не могла обрести покой, как блуждающая душа». «Это Лора! Она вернулась из могилы чтобы снова навредить мне, отняв у меня все!» – кричала Рут (довольно комично, в некотором смысле). «Нет, – сказал Уолтер, – это была ты, все еще спящая своим кошмарным сном, пришла рассказать секрет, разрушающий твою жизнь». Но Рут перекладывает вину на Уолтера: «Это ты довел меня до этого! Я любила тебя больше, чем себя, а она стояла между нами!» И перечисляет все случаи, когда ей приходилось защищать себя от вредоносной Лоры, и, конечно, она обрадовалась ее смерти, после всего, что ей пришлось терпеть, но она мертва, и надо двигаться дальше. С новой силой охваченный ужасом, Уолтер восклицает: «Она мертва, спасибо, Господи! Но еще не была, когда ее похоронили!»

Оказывается, наш жених с подозрением относился к Рут после смерти ее подруги, и после лунатической исповеди пошел проверить могилу. «Нет сомнений, она была похоронена заживо! Она перевернулась в гробу и, будучи слишком слабой, чтобы сломать его, умерла страшной смертью. Может, Господь и простит тебя, Рут, но я – никогда». (По справедливости, она намекала тебе, что «плохой друг не может стать хорошей женой».)

Этот женский персонаж не только совершил убийство, хоть и в пассивной форме, чтобы избавиться от соперницы, но и не испытывает угрызений: «О, Уолтер, будь милосерден, я столько выстрадала из-за нее!»

* * *


Не самое лестное изображение, конечно, но все-таки «Трижды искушенная» может быть истолкована как феминистский рассказ совершенно так же, как экземпляры 21 века. Протагонист – несомненно ранний вариант антигероини – разрушает гендерные стереотипы в различных аспектах. Она не «хорошая», хотя внешне пытается выдать себя за таковую; ее переполняют бессердечные, неженские эмоции и побуждения, которые женщины были тщательно обучены подавлять в себе. В отличие от своих литературных современников, она даже не была наказана за содеянное, чтобы рассказ был приемлемым: она не попадает ни в тюрьму, ни в ад, не остается без денег на улице, не заключена в психушку, она даже не особенно сожалеет – она просто не получает желаемого. Возмездие настигло ее в том плане, что парень ей не достался, но по сути она страдает так же, как страдала бы, если бы Лора осталась жива, а возможно даже меньше: хоть Рут за него и не выйдет, но она и не увидит, как он женится на ее подлой подруге.

Самое удивительное, что читатель практически вынужден больше сочувствовать ей, чем осуждать. Такая моральная двусмысленность – редкость для времен Олкотт (да даже и в наше время). Лора была отвратительной в том смысле, в каком женщина может быть такой по отношению к женщине, – мужчины 1850-х с трудом могли понять эти тонкости, не то что писать про них. Злодеяния Лоры мелкие, но безжалостные: постоянные унижения, высокомерие, соблазнение жениха подруги с выставлением напоказ, будучи гостем в ее доме.

На самом деле с персонажем Лоры происходит то же самое: мы сочувствуем ей так же, как и ненавидим, ведь наказание намного перевесило ее преступление. Быть похороненным заживо – распространенная фобия того времени; настолько распространенная, что существовала целая индустрия «безопасных« гробов, снабженных дыхательными трубками и колокольчиками. Судьба Лоры была почти так же ужасна, как была бы и в 1857 году (кстати, еще одна возможная отсылка на По – «Преждевременное погребение»).

Типичные женские персонажи того времени были либо хорошими, либо плохими, и ничего среднего. Олкотт представила такой своеобразный третий вариант как протагониста, так и антагониста, которому читатель склонен прощать отвратительное поведение. С уверенностью можно сказать, что помимо По Олкотт была под влиянием «Ярмарки тщеславия» Уильяма Теккерея .

А мужской персонаж? Он просто деталь сюжета. Он занимает очень малое место в рассказе, он просто объект конфликта двух женщин; с тем же успехом вместо него могло бы быть ожерелье или кольцо, и ничего бы не изменилось.

«Трижды искушенная» – это также суровое изображение зацикленности на браке как на главной цели в жизни женщины и того, как далеко они готовы зайти, чтобы достичь ее. Легко представить, как Олкотт читает
«Гордость и предубеждение» и думает: «А что, если добавить сюда мрачности?»

* * *


Некоторые из работ Олкотт были настолько эпатажные, что они вообще не выходили в печать. Одной из таких был рассказ-триллер «Долгая роковая любовная погоня» (англ. A Long Fatal Love Chase), написанный в 1866 году (опубликован не был до 1995).

Героиня по имени Розамунд (возможно, отсылка к опере «Прекрасная Розамунд» (англ. Fair Rosamond), об обреченной любовнице Генриха 2, умершей от яда, или к произведению Марии Эджуорт «Розамунд», которое Олкотт скорее всего читала в детстве) живет со своим старым бессердечным дедушкой. Книги – ее единственные друзья, она совсем не знает, как устроен этот мир, что делает ее легкой добычей. Филипп Темпест (очевидный символизм был в моде (Tempest (англ.) - шторм, буря, волнение – прим. пер.)) – социопат-манипулятор, лучший ученик ее деда. В их первую встречу она, смотря на висящую в холле картину, говорит ему, что он очень похож на Мефистофеля (можно только догадываться, почему у них в холле висит изображение демона). Розамунд сразу же жалеет о своих словах, чувствует себя грубой и извиняется (спойлер: не стоило этого делать). Он, пользуясь таким случаем, буквально берет ее за руку – и в наше время достаточно фамильярный жест, а в 1866 году просто немыслимо дерзкий – и говорит, что простит ее, если она побудет гостеприимной некоторое время. Затем он спрашивает, может ли остаться, несмотря на то, что он уже сам себя пригласил, и прекрасно зная, что она обязана сказать «да» не только из-за общественных нравов (он гость), но и из-за своей оплошности. Далее флирт, нахальный, двусмысленный, скатывающийся на неггинг. Когда она спрашивает, хотел бы он выпить чаю с ней или наверху с ее дедушкой, он отвечает: «С тобой, если не боишься моего опасного общества». «Я люблю опасность», – парирует она. Розамунд поочередно то дерзкая, то покорная; кажется, она обладает природным умом и независимым характером, который сдерживало ее воспитание в изоляции.

Но она по уши вляпалась. К тому же, Филипп Темпест старше ее вдвое – ей 18, а ему 35. Конечно, они женятся менее чем через месяц.

Филипп любит Розамунд по-своему, с ядом и унижениями, но она начинает понимать, что ей не обязательно это терпеть. В одной из самых запоминающихся бесед Филипп допытывается, сколько еще его выходок она готова вытерпеть: «Ты меня возненавидишь и бросишь, если я...«. Она все отвечает, что будет предана браку. Наконец он спрашивает: «Предположим, я сделаю так, что остаться со мной будет невозможно. Низок и лжив, я стану недостоин твоей любви во всех отношениях, и единственным правильным решением будет уйти, как ты поступишь?» На этот раз она дает другой ответ: «Я уйду и…»

Он прервал ее торжествующим смехом: «Умру, как это делают все героини…»

«Нет, буду жить, забыв про тебя», – был неожиданный ответ.



И тут – сюжетный поворот – оказывается, он уже был женат до того, как женился на Розамунд.

Героиня уходит, собираясь забыть его и жить дальше, как и говорила. Филипп преследует ее, потому что он жестокий нарцисс. Он идет за ней, куда бы она ни пошла, по всему земному шару. По пути она встречает священника, который пытается ей помочь.

В конце (сейчас будет еще один спойлер) Филипп таранит своим кораблем лодку, перевозящую защитника Розамунд, в надежде убить его и добраться до нее. Ему бы ликовать, а вместо этого он не спит всю ночь: нечто страшное, что он даже не осознает, не дает ему покоя. На следующий день он спешит навестить Розамунд и узнает, что «смерть наложила на нее свою печать». Старик встал перед ним: «Пришли посмотреть на свою работу? Здесь она в безопасности и наконец свободна. Вы сказали, что будете охотиться за ней до самой могилы, так и произошло. Вы довольны?» Но даже это не останавливает Филиппа от преследования. Как безумный Ромео, Филипп Темпест вонзает кинжал в свое собственное сердце, держась за Розамунд, со словами: «Я был у нее первым и последним; она будет моей даже в могиле!»

Ужас этого рассказа не только в реальном преследовании, но и в психологическом терроре, которому Розамунд подвергается покидая этот мир. Во времена, когда большинство всей душой верило в загробную жизнь, это больший ужас, чем может показаться современному читателю. Это означает, что женщина никогда не может быть в безопасности, никогда не может быть свободной, даже после смерти. Кроме того, это навязчивое преследование вовсе не романтическое, оно опасно, оно контролирующее. Рассказ читается как предостережение, актуальное и сегодня.

* * *


Олкотт видела угрозу повсюду – мужские потребности, жизнь женщины в мужском мире, брачные обязательства (в этом рассказе она существовала даже для той, что готова была бежать на край света). Даже будучи «старой девой», Олкотт была в оковах эпохи, требовавшей замужества (или хотя бы замужества ее известных персонажей). В своем дневнике она писала: «Девушки в письмах спрашивают меня, за кого же вышли замуж сестры Марч, будто это единственная цель и завершение жизни женщины».

Возможно из-за того, что «Долгую роковую любовную погоню» не пустили в печать, Олкотт обращается к той же теме в рассказе «Современный Мефистофель» (англ. A Modern Mephistopheles) – еще более явный намек на «Фауста» – в 1877 году. Рассказ впервые был опубликован анонимно, затем переиздан Братьями Робертс через год после смерти писательницы.

В самом начале рассказа мы видим испытывающего трудности писателя по имени Феликс Канарис (всего лишь девятнадцати лет), который обрекает своего «первенца сердца и разума» – рукопись – на огонь, и со своей гибелью примиряется так же: в истинно романтической манере он просто отказывается от еды и сидит на стуле, ожидая смерти.

До того, как это все случилось, Феликс встретил Джаспера Хэллвайза (ноль очков за тонкость (фамилия Helwyze созвучна со словами «hell» (ад, черт) и «wise» (мудрость, знание) – прим. пер.)). Они заключают сделку: Джаспер сделает Феликса успешным и богатым, если Феликс обещает сделать все, что он скажет. Частое появление этой темы в творчестве Олкотт заставляет задуматься, не чувствовала ли она, что сама заключила подобный договор: успех в обмен на душу. Но что интересно: дьявол в ее произведениях является настоящим человеком, а не падшим ангелом или призрачным видением. Казалось, ей бесконечно нравилось исследовать банальность зла без обращения к духовным сферам.

Бывшая любовница Джаспера Оливия говорит ему, что «властолюбие сильно в таких мужчинах, и растет благодаря тому, чем питается». Джаспер, как и Филипп Темпест, нарцисс-манипулятор, терзающий беззащитных людей, окружающих его. Однако Джаспер не совсем одноплановый персонаж: «Будь он лучшим человеком, он бы не грешил, будь он худшим – он не мог бы страдать; будучи таким, какой он есть, он делал и то и другое, и, не имея никого другого для изучения, заглянул глубоко в себя, и ужаснулся от увиденного». Он порочен, но переживает внутренний конфликт из-за этого.

Возможно, он злодей, но героем рассказа является не Феликс, главный персонаж, а его жена Глэдис, которая ведет себя не так, как ожидает Джаспер. Он считает ее легкой добычей, но вместо этого она идет ему наперерез, умирая в конце при родах (новорожденный сын Феликса также умер). В отличие от Розамунд, она может сбежать, и ее смерть освобождает ее мужа от Джаспера. Также она не такой активный персонаж, как ее предшественница, и возникает вопрос: не в этом ли частично кроется причина того, что этот рассказ вышел к печати, в отличие от предыдущего?

Связанный с «Современным Мефистофелем», «Шепот в темноте» (англ. A Whisper in the Dark) повествует о женщине, жертве газлайтинга, помещенной в лечебницу против ее воли, чтобы дядя смог украсть ее наследство. Она борется все время, в какой-то момент выбрасывает наркотический напиток в огонь и кричит на доктора, требующего подчинения: «Я самый лучший судья своему здоровью, и мне не станет лучше от ваших возражений и ненужной суеты. Это мой дом, и вы сделаете мне одолжение покинув его, Доктор Карнак. Это моя комната, и я требую, что вы немедленно оставили меня в покое». После того, как жестокий дядя и его сообщник-доктор убиты взрывом, героиня сбегает из учреждения, и вот, счастливый конец, но не совсем. Олкотт разрушает «жили долго и счастливо»: «...но все эти годы, спокойные и процветающие, висит надо мной тень прошлого, стоит перед глазами образ умершей матери, и отдается эхом этот призрачный шепот в темноте».

* * *


Одним из любимых авторов Олкотт была Шарлотта Бронте . Налет готики чувствуется во всех ее работах, но особенно в новелле А.М. Барнарда «Под маской, или Женская сила» (англ. Behind a Mask, or A Woman’s Power) 1866 года о роковой гувернантке Джим Мьюир (обыгранное «Джейн Эйр» ), которая находит работу в поместье Ковентри, принадлежащем богатой семье. Мы узнаем, что Джин совсем не та, за кого себя выдает. В итоге все мужчины в нее влюбляются. Все возможные неприятности случаются, пока ее обман наконец не обнаружен, но поздно: Джин уже стала Леди Ковентри, выйдя замуж за одного из наследников поместья, к большому разочарованию всей семьи. Литературные критики видят в этом рассказе хронику социального класса и феминистической деятельности, интерпретируя его как версию «Красавицы и чудовища», в которой Джин Мьюир играет обе роли.

Хоть и не триллер, короткий рассказ «Моя таинственная мадмуазель» (англ. My Mysterious Mademoiselle) с неожиданной развязкой до сих пор достаточно хлесткий. Мужчина едет в поезде, чтобы навестить больную сестру. Рядом сидит юная девушка. Мужчина очень стар для нее, но это не мешает ухаживанию, сопровождающемуся поцелуем руки, трепетанием ресниц и угрозой, что при расставании потребуется нечто большее. Его цели относительно девушки, конечно, «грязные», но он делает вид, что «ничего такого»: «Бедняжка, не переживай, я тебе друг, а не враг, поверь мне, и позволь помочь». Девушка спрашивает, как она может отплатить за его доброту, на что он отвечает: «Когда мы будем прощаться, попрощайся со мной по-английски» – поцелуй в губы, другими словами.

Мужчина настойчив, и все выглядит в соответствии с общественными нравами – он испытывает судьбу, она застенчива, он знает (не говоря об это прямо), что он хозяин положения, и сам решает, брать от нее или нет то, что он хочет.

Но вот поезд въезжает в тоннель, и на некоторое время его поглощает полная темнота, и ничего не видно. После тоннеля оказывается, что девушка ушла, а на ее месте сидит темноволосый юноша. Мужчина хочет знать, где же девушка, но, конечно, ей был этот молодой человек, просто он избавился от маскировки. И, чтобы ситуация была еще более нелепа, парень оказывается его племянником, едущим в том же направлении. После того, как шок прошел, они весело смеются над розыгрышем, который выставил мужчину животным, и благодаря которому он теперь живет с тем фактом, что приставал к своему племяннику.
Олкотт была сторонницей того, чтобы женщины сняли корсет и надели брюки. Это может быть иллюстрацией этого принципа для мужчин, или просто игрой с гендерными ожиданиями для шокирующего эффекта. В самом конце «с необузданным нахальством озорника» племянник спрашивает: «Дядя, должен ли я сейчас попрощаться с тобой по-английски?»

* * *


Многие сюжетные повороты и неожиданные развязки в историях Олкотт сегодняшние читатели могут посчитать избитыми и предсказуемыми (или сомнительными), но в 1850-1870гг они впечатляли гораздо больше. Ее видение женщин как чувственных, вспыльчивых и противоречивых существ шло вразрез с общепринятыми нормами, даже феминистическими. Ее характеры могут показаться банальными сейчас, но в свое время были немыслимыми.

Этих рассказов много: «Месть доктора Дорна» (англ. Doctor Dorn’s Revenge – опубликован анонимно в 1868), «Графиня Варазофф» (англ. Countess Varazoff, анонимно в 1868), «Роковые заблуждения» ( англ. Fatal Follies анонимно, 1868), «Призрак аббата» (англ. The Abbot’s Ghost, под псевдонимом А.М. Барнард в 1867), «Интриги и противостояние им» (англ. Plots and Counterplots, анонимно, 1865), «Потерянная в пирамиде, или Проклятие Мумии» (англ. Lost in a Pyramid, or, The Mummy’s Curse, под псевдонимом А.М. Барнард в 1869) и т.д. Из-за того, что на протяжении долгого времени столько всего было скрыто, мы только сейчас начинаем понимать место Олкотт в американской литературе и социальной истории.

Женщина, намного опередившая свое время во всех отношениях, бок о бок со своей истинной сущностью боролась против своего публичного лица. Она, как ее героини и антигероини, шла против ограничений своего века задолго до появления феминистской классики типа «Желтых обоев» Шарлотты Перкинс Гилман и «Истории одного часа» Кейт Шопен .
И все же многое из опубликованного так хорошо продавалось, что издатель просил еще и щедро платил ей. Читатели скорее всего чувствовали, что это нечто нестандартное: за авторством А.М. Барнарда, но с женским восприятием – необычная, свежая перспектива (так же как было с «Исчезнувшей» в 2012 году). И они явно жаждали этого.

Через сто пятьдесят лет после «Маленьких женщин» мы должны наконец признать Луизу Мэй Олкотт одной из величайших писательниц Америки наряду с традиционными каноническими фаворитами, такими как Твен , По и Готорн . Мы должны уважать ее как первопроходца феминизма и пионера психологических триллеров, а не только как автора единственной детской книги. Олкотт оставила обильный объем работ, даже если ее вклад в беллетристику был больше, чем в литературу.

Возможно, Луиза и считала себя «несчастной жертвой достойных традиций Конкорда», но в конце концов она покончила и с этим.

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ

В группу Клуб переводчиков Все обсуждения группы

Авторы из этой статьи

26 понравилось 6 добавить в избранное

Комментарии 1

Сегодня уже смешно слышать про эпатаж, когда люди уже не знают, чем удивить соседа

Читайте также