- Некрасов хотел...Русская женщина...Она...- наш двоечник Вузняк всё никак не мог ответить на вопрос Веры Ивановны о смысле поэмы Николая Некрасова "Русские женщины". Но тут прозвенел звонок и спас несчастного.
- К завтрашнему дню учим стихотворение "Размышления у парадного подъезда" - поднявшись со стула, строго сказала Вера Ивановна. - Пятёрку получит только тот, кто выучит его полностью.

Последняя фраза была адресована мне и Ирочке - двум отличникам по литературе, чьи сочинения неоднократно зачитывались перед скучавшим классом. Преподавательская тактика Веры Ивановны заключалась в том, чтобы раздувать соперничество между наиболее способными учениками, которые должны были затем вдохновить своим примером и весь класс. Поэтому такая тонкая провокация несомненно тронула наши с Ирочкой нравственно чистые души и морально ответственные сердца. "Я вот обязательно выучу", - вызывающе заявила мне Ирочка на переменке. "Ну и учи себе", - буркнул я в ответ, твёрдо решив не отставать. Стихотворение было большим, две или три страницы, это вам не "Белеет парус одинокий".

Вечер был загублен. Я с грустью посматривал за окно, где ребята со двора играли в "царя горы", взбираясь и падая с огромной кучи снега. Стоит ли говорить, что я был готов променять все причитания поэта о страданиях народных на дружескую компанию? Но ответственность перед заданием давила, крепостные стонали, и текст с трудом, но запоминался. На следующий день по пути в школу я ещё раз его повторил, и снова - перед уроком.

- "Размышления у парадного подъезда".., - задумчиво протянула Вера Ивановна. - Кто-нибудь выучил стихотворение полностью?
Поднялись две руки. По классу прокатился смешок, ничуть не смутивший довольную учительницу.
- Ирочка, прошу, - чуть сладковато протянула Вера Ивановна, усаживаясь поудобнее.
Ирочка поднялась и начала:
"Вот парадный подъезд. По торжественным дням,
Одержимый холопским недугом..."

Читала она без запинок, с чувством, именно так, как нравилось нашей учительнице, сорок лет проработавшей в школе. Но когда Ирочка ещё не дошла и до половины, в дверь неожиданно постучали. Вера Ивановна пошла открывать, сделав движение рукой: "Не прерывайся". Мы, конечно, вытянули шеи, чтобы посмотреть кто пришёл.
За дверью был кто-то важный, потому что Вера Ивановна, не оглядываясь, слушала примерно минут пять.

Тем временем, Ирочка начала запинаться, а мы заулыбались. Но тонким движением пальцев она придвинула к себе учебник по литературе. Книга была открыта на нужной странице, и Ирочкин голос возвысился до небывалой торжественности. Она закончила читать ровно за мгновение до того, как дверь закрылась, и Вера Ивановна вернулась к классу. Я просто задохнулся от возмущения столь явной несправедливостью. Из моей головы вмиг вылетели все некрасовские строчки.

- Молодец! - радостно сказала Вера Ивановна, выводя в журнале пятёрку. - А теперь послушаем Ванечку!
И уставилась на меня.

Далее в течение нескольких минут класс сначала со скукой, а потом с нарастающим весельем, наблюдал за раскрасневшимся под пристальным учительским взглядом Ванечкой, несколько раз запоровшим стихотворение в середине. До конца рассказать мне его так и не удалось. Невыученные стихи чрезвычайно огорчали Веру Ивановну, вспоминавшую в такие моменты, что прекрасным пионерам времён её молодости на смену пришли какие-то безответственные гоблины. Она посадила меня на место ещё до конца второй страницы. Это был коллапс - ну и двойка в журнале, конечно.

С тех пор поэзию я недолюбливаю. Есть в ней что-то нечестное.