4

Как же давно я хотела почитать Нила Стивенсона. Он представлялся мне гигантом, нелюдимым трудоголиком, творящим в своей берлоге вещи неординарные, по-настоящему грандиозные и удивительно изящно взрывающие мозг. И вот я одолела “Анафем”... Неординарно? — В значительной степени. — Грандиозно? — Однозначно! — Взорвало ли мозг? — Спровоцировало несколько локальных взрывов, но полной аннигиляции не произошло.

Это такая добротная фантастическая эпопея, в которой много непредсказуемых поворотов. Место действия — высокотехнологичная планета с весьма любопытным мироустройством и порядками. Пожалуй, это всё, что я знала, приступая к талмуду, и потому каждый новый сюжетный виток повергал в недоуменное изумление, ибо я предполагала разное, но мои прогнозы никогда не сбывались. Обидно чувствовать себя настолько непроницательной, хотя так, определённо, интересней.

Хитрюга Стивенсон — коварный обольститель. Он беззастенчиво заигрывает с читателем. Для начала он хочет произвести впечатление, представив длинную историческую хронику некоего Арба. Затем пытается увлечь рассуждениями о разного рода научных и философских теориях. Потом напускает тумана, намекая на грядущие события. И окончательно покоряет дальнейшим развитием задуманного. А когда ты улетел в заоблачные выси и смотришь на происходящее едва ли не из космоса, всё выглядит очень серьёзно, очень масштабно и, как ни странно, вполне доступно простому смертному, имеющему лишь общее представление о физике, химии, астрономии, философии и прочих задействованных науках.

Хитрюга Стивенсон — большая умница. Он поместил свою историю в мир так непохожий и одновременно так похожий на наш. Он может смоделировать в нём абсолютно всё, и, если это невозможно совершить в земных условиях, то на другой планете “земные” условия можно немного подкорректировать, чтобы необычное сделать повседневным.

Хитрюга Стивенсон — эгоистичный засранец. Даже представить сложно, какого жару он дал переводчикам, скорее всего ни на минуту об этом не задумываясь. Ведь он не только нашпиговал текст научными и философскими теориями (скорее всего, как имеющими реальные прототипы, так и выдуманными); для своего мира он изобрел язык (даже не один) и придумал культуру, полную обрядов и условностей, которая, наверняка, непросто поддается переводу.

И, наконец, хитрюга Стивенсон — неистощимый выдумщик. Он умен, сосредоточен, многословен, плодотворен, изобретателен, неутомим. Гигантским объемом и таинственным названием он создает иллюзию того, что эта литература чрезвычайно сложна и затейлива, что она под силу лишь каким-то безликим “избранным”. На деле, она и правда не проста, она требует чуть больше терпения, чтобы вчитаться в повествование, и чуть больше времени, чтобы переварить разжеванные автором тонкости, но если преодолеть этот этап, становится ясно, что чёрт не так уж страшен.

Так вот, я давно хотела почитать Нила Стивенсона. Есть! Он оказался не тем, чем я ожидала: его герои не вызывали во мне сочувствия и сопереживания, возможно, потому что в них слишком много рационального и слишком мало импульсивного, зато его сюжет, тоже неожиданный и много раз преподносивший сюрпризы, всё с лихвой окупил. Я прочитала Нила Стивенсона. И это как физическая нагрузка после длительного пассивного времяпрепровождения, когда чувствуешь усталость и приятную боль в мышцах. Я прочитала Нила Стивенсона и пока сама не до конца это осознала, но понимаю, что хочу ещё.