3

Боялась-боялась, а на самом деле Шах-наме читается на удивление легко, нередко вызывая из памяти почему-то Евгения Онегина.

Синдухт рыдала, муку обретя:
Из чрева скоро выйдет ли дитя?
Пришел мобед и влагу дал хмельную,
Искусный лекарь усыпил больную,
Рассек без боли чрево, заглянул,
Младенцу он головку повернул
И бережно извлек его оттуда, -
Никто не видывал такого чуда!

Прелесть же, в древнеиранском эпосе наткнуться на кесарево сечение. Но это редкость, гораздо чаще все сказания строятся так: жил был богатырь, однажды он родился, рос-рос и вырос слонотелым красавцем-силачом-удальцом, непременно царевым сыном, благородным аки лев. И встречает он луноликую деву, непременно цареву дочь, вражеского племени, любовь-морковь-все дела, ну и пошло поехало. Из страсти с первого взгляда вырастает моментально тут махач Турана с Ираном, там Кабула с Тураном, здесь Ирана с Кабулом. По кругу. Ну чисто Елены Троянские в Иране жили.

Из всей череды несколько однообразных богатырей и не менее однообразных войн можно выделить лишь благородного Рустама и его битву с сыном. Рустам - ни разу не царев сын, а просто некий благородный герой, у которого все почти что хорошо и благородно. Да, велик, благороден, на чужих царевн почти не соблазнялся, ну с одной вот только разок по ее просьбе, неблагородно же даме отказывать, и вот от сей царевны сын народился. А уж от сына-то проблеееееем. Неблагородных... И ведь интрига прям, сын отца или отец сына.

А еще Шах-наме нередко борщит вот такими рифмами:

Живет во мне отвага - для тебя.
Моя поездка - благо для тебя.

Ну, мясо-говядина, что уж там.