5 Кто украл куклу?

"Незнакомая дочь" Элены Ферранте – это книга для тех, кто любит психологические загадки.
Обратите внимание, на обложке кукла.
Вспоминается из старой рекламы: "Кто украл мой чай?"
Тут дело серьезнее. Кто-то украл куклу, и мы даже знаем, кто, но зачем???

Взрослая женщина, преподаватель университета, мать двух взрослых дочерей, давно совершеннолетних, во время отдыха на море в Неаполе каждый день наблюдает на пляже молодую женщину с ее маленькой дочерью. Дочка не расстается с куклой. В какой-то момент наша героиня, ее зовут Леда, уносит куклу с собой.

Маленькая девочка неутешна. Тут можно вспомнить педиатра и психоаналитика Дональда Винникота, который писал про переходные объекты в жизни ребенка. Эти объекты в чем-то являются символами материнской груди. На физическом уровне это может быть палец, соска, салфетка, край одеяла, клочок шерсти и т.п.; и любимая игрушка.

Зачем героине, взрослой женщине, понадобилась кукла? Книга – это ее попытка рассказать о своем поступке.

"Первопричиной стал мой невольный поступок, и именно потому, что он был совершен неосознанно, я решила никому о нем не говорить. Сложнее всего рассказать о том, чего сами мы толком не понимаем".

Что чувствует взрослая женщина 47 лет, когда наблюдает за молодой женщиной; она вспоминает себя молодой матерью двух девочек. Что символизирует собой кукла? Куклу может одушевить только ребенок. Взрослые знают, что кукла неживая. Но и кукла может быть ребенком; и ребенок - куклой, если мать не видит в нем личности, а только воплощение себя, свою часть; и мать может быть куклой (вещью), когда позволяет ребенку употреблять себя: сосать, будить ночью, играть с собой, как с куклой.

"...я стала куклой для Бьянки в первые годы ее жизни. ... я пыталась сохранять самообладание и быть хорошей матерью. Я лежала на полу, изображая больную, и позволяла себя лечить. Бьянка давала мне лекарство, чистила зубы, расчесывала волосы. Иногда я засыпала. Бьянка была еще маленькой и не умела обращаться с расческой, поэтому выдирала мне клоки волос, и я просыпалась, чувствуя, что глаза у меня слезятся от боли".

В книге даже не одна кукла; их три. Украденная кукла чужого ребенка. Любимая кукла героини, которую она подарила своей старшей, чтобы она выдирала волосы кукле, а не ей (наверное)) Но девочка полюбила другую – "уродливую тряпичную куклу с волосами из желтой шерсти, которую откуда-то привез отец. Мне было очень горько". Особенно потому, что дочка обращалась с куклой небрежно. Я прямо тут вспомнила, что в 16 лет лет решила сохранить свою куклу Барби и ее сшитые мной одежки для своей дочки и тоже отдала ей, и тоже моя дочка отнеслась к моему подарку очень спокойно)) Такой вот обмен переходными объектами.

Книга Элены Ферранте – великолепная история о материнстве; о том, что такое материнство; говорят же, что играя с куклой, девочка учится быть матерью ("... любая мать — это дочь, которая играет"). Но вот вопрос, можно ли уйти из парадигмы, где мать – кукла для ребенка; или ребенок – кукла для матери. Может, для этого и нужны неживые куклы? Нужно ими как следует наиграться, поотрывать им головы и ноги, измазать фломастерами, обстричь куклу под горшок – помню, мы однажды с сестрой сыграли в парикмахерскую и оболванили всех кукол, мать была сильно зла! – чтобы потом не обращаться, как с куклой, со своим живым ребенком? Некоторые так и не могут этому научиться. Дети для части матерей остаются куклами – если мать лучше знает, как одеваться взрослому ребенку, какое образование получить, с кем жить и обязует всегда чувствовать то, что мать хочет, жить, как она хочет. Ведь неживая кукла чувствует то, что ты сам ей велишь, и одета так, как ты ее одела. Ладно, я уже отошла от темы.

У Элены Ферранте хронология материнства разворачивается в полном объеме: когда дети маленькие (и мусолят твой сосок до трещин и вырывают волосы); и когда большие. Наконец свобода! Но желанна ли она, если ты уже привыкла, что ребенок всегда с тобой, если не реально, то символически. Героиня об этом тоже пишет:

"они тоже часто мне звонили, особенно Бьянка, которая всегда была более настойчива и требовательна ко мне, – но только чтобы выяснить, подойдут ли синие туфли к оранжевой юбке, не могу ли я найти листки с записями, оставленными в такой-то книге, и срочно ей отправить, и готова ли я, как обычно, терпеть вспышки их злости, переживать вместе с ними их неудачи, даже теперь, когда мы живем на разных континентах и нас разделяет огромное небо".

Кажется, Леда украла куклу, потому что нуждалась в переходном объекте. Ей 47 лет, у нее кризис опустевшего гнезда. Дочери оперились и улетели. Она смотрит на незнакомую молодую Нину на пляже с ребенком. Что она хочет? Новую дочь. Но какого возраста? Маленького ребенка? Она слишком хорошо помнит, как это не просто; да и вообще, в 47 лет уже не рожают. Это тоже кризис любой женщины — осознание, что детей больше не будет. Яйцеклетки заканчиваются, да и вообще... Не с кем, и не по силам пережить еще раз весь процесс — от рождения до совершеннолетия. Она нафантазировала себе в незнакомой Нине с ребенком свою новую незнакомую дочь. А если Нина – ее дочь, то и переходный объект она должна вручить ей как мать, поэтому она крадет куклу ее дочери, а потом возвращает.

(Это сугубо мои фантазии, если что. Эта книга вообще стала скорее толчком для моих мыслей. Сюжет как таковой я не пересказываю.)

Итак, кукла как символ перехода переходного объекта из одних рук в другие, символ связи матери и дочери. Я дарю тебе куклу, чтобы ты смогла ее одушевить; чтобы у тебя была кукла, а потом ребенок! Но этим значением символика не исчерпывается. Куклу купали на пляже, кормили, внутри куклы полно какой-то дряни: коричневой жижи. И даже червяк. Червяк, между прочим, символизирует зародыша. Кукла должна быть беременна, потому что тетя кукольной хозяйки уже на сносях. И девочка тоже хочет, играет и в дочки-матери, и в беременность одновременно.

Леда вычищает из этой куклы коричневую жижу, "абортирует" щипчиками для ногтей червяка, покупает кукле новую одежку. Я оставлю неполной историю в своем пересказе, вдруг кому-то захочется прочесть и найти свои смыслы всей этой глубинно женской эпопеи. Этой женской жизни – с куклой, беременностью (или абортом), материнством, выращиванием, расставанием с детьми, невозможностью более родить, с попыткой справиться с этой невозможностью через удочерение "незнакомой дочери" – посторонней молодой женщины на пляже.

Мне особенно понравилось, что незнакомая дочь вполне себе желает удочериться.

"Когда я тебя увидела, сразу решила: хочу быть как эта синьора.
– Что во мне такого особенного?
– Ты красивая, умная, по тебе заметно, что ты много знаешь".

Пожалуй, на этом и поставлю точку. Рекомендую всем мамам взрослых дочерей))