5

"Мне было семнадцать, когда я прочитал "Страдания юного Вертера", - вспоминает Людвиг Тик. Четыре недели я утопал в слезах, но не из-за Вертера, а из-за невозможности жить и чувствовать как он. Я был одержим одной мыслью: тот, кто готов видеть мир таким, каков он есть на самом деле, должен думать, как Вертер, быть таким, как он... И лишить себя жизни? Некоторые так и поступили . А еще тысячи молодых людей жили с разорванным в клочья сердцем, надолго, если не навсегда, потеряв веру в себя".

Последнее время ловлю себя на мысли, что разучилась писать - письма, отзывы на просмотренное/прочитанное, просто разучилась выражать хоть что-то через записи. А ведь писательство - классическая терапия меланхоликов. Посмотрите на Вирджинию Вулф и ее Дневник писательницы - сразу видно, что человек только так и выживал, дневниками да книгами: "Печаль сходит на нет, когда я пишу."

Без страдальцев, во все времена увековечивавших беды на бумаге, вся эта небольшая, но интересная книжка была бы просто хождением по воде - понятно, что всегда были те, с кем что-то было не так, но бог их знает, что именно. Художественная литература меланхоликов описывала, а попутно и создавала - почитает впечатлительная молодежь Гюисманса и начинает хотеть быть как дез Эссент; разбери теперь, триста лет спустя, кто правда не знал, куда себя деть, а кто просто прикидывался, и кто, самое главное, это начал - чувствую ли я так, потому что чувствую, или так сейчас принято?

Зато есть диагнозы, медицинские записки, личные письма. Юханссон приводит множество примеров, выдержек, но немного удивляет тем, как много всего собирает в одну кучу - к меланхолии у нее отнесены и древнее оборотничество, и слезоточивость, и фуга (потрясающая штука фуга: все надоело - встал и пошел, через неделю тебя найдут в Константинополе), и нынешний наш синдром усталости тоже здесь. Всему виной, пишет автор, чувство потери.

"Слeзы людские непреходящи. Если кто-то начинает плакать, где-то кто-то перестаeт." (с) В ожидании Годо.