5

Кто из нас в детстве не выискивал диковинных зверей на абстрактных ковровых узорах, не испытывал внутренний трепет во время поездок в поезде, не мечтал стать героем книги или фильма, не придумывал собственные миры? Порой живость воображения и поиски чего-то важного не исчерпываются в детстве и продолжаются в юности – такие люди слывут мечтателями, их поступки называют ребячеством, надеясь на то, что с возрастом все это перегорит, пройдет, улетучится, зашпаклюется прозой жизни. Ведь в большинстве случаев так и бывает. Но есть люди, у которых эта штукатурка будней и забот постоянно отваливается, обнажая мечты, фантазии, душевные порывы. Такой человек при всем своем желании никак не может вписаться в рамки, определенные его окружением и обществом, в котором он живет.

Таков Мартын, герой романа «Подвиг». Его мечтательность, живость воображения и рискованность, помноженные на приглушенную, неотчетливую, но постоянно пробивающую свои побеги в самых неожиданных местах тоску по родине, дают в результате тот самый случай, когда круг нельзя поместить в квадрат. То и дело вываливается этот круг-Мартын из тесных квадратных рамок, к которым пытается себя приладить, и снова катится, не имея ни целей, ни привязанностей. Его финальное решение – это не минутный порыв души, не чудачество, не шалость, это давно задуманный и тщательно продуманный план, реализация которого, видимо, должна была наконец успокоить его метущуюся душу. Был ли это действительно осознанный путь к смерти или все же предполагался шанс выжить, только рискнув жизнью – решать читателю.

Себя же я увидела в другом герое романа, Дарвине. Это как раз тот самый случай, о котором я писала вначале – большинство юных чудаков и фантазеров с возрастом становятся «толстокожими», пригашают внутренний огонь, прилаживаются к требованиям повседневности, привычным для общества нормам и правилам, а от воспоминаний остается «одна выцветшая вывеска». Когда-то родные души, Мартын и Дарвин, встретившись спустя пару лет, оказываются чужими друг другу. Хотя последующее волнение Дарвина за друга, его действия, направленные на поиски Мартына, искреннее переживание за его судьбу уверяют нас в том, что он все же сохранил теплые чувства к товарищу.

Не могу не написать о Соне. С одной стороны, странная девушка, с другой – очень естественный женский образ. Не думаю, что Соня виновата в судьбе Мартына, хотя наверняка будет винить себя за это. Конечно, обзаведясь семьей, вряд ли Мартын решился бы на такой шаг. Однако Соня отказывала не ему одному: один со временем нашел новую привязанность, другой «реанимировался» с помощью творчества. Мартын же Сони особо не добивался (так лишь, в духе «была не была»), считая, видимо, что все должно произойти естественно, если на то судьба.

Конечно, конечно, невозможно не упомянуть набоковский стиль и слог – то, чем он завораживает, затягивает в воронку повествования, насыщает живительным нектаром читателя, неравнодушного к хорошему литературному языку и оригинальным авторским приемам. Также обожаю набоковский лаконизм: в небольших по объему романах он умудряется написать так много и о столь многом! Воды здесь нет, здесь каждое слово много весит, повествование одновременно и «концентрированное», и легкое в чтении.