4

Проблема в том... что все мы родились не в большом мире бесконечного пространства, а в маленьком мирке размером с орех. Лучшим из нас удаётся только добраться до скорлупы и обследовать её изнутри.

Первое, что я узнала об этом романе, и пожалуй, главное, что о нём нужно знать, прежде чем приступать к чтению, — он очень сложный. То есть, он действительно очень сложный. Чего таить, временами мне хотелось сделать лицо примерно вот как у девушки на обложке.
В общем-то, это именно та вещь, которая подходит для углублённого разностороннего и многоуровневого анализа, разбора по косточкам и написания исследований. Подозреваю, отчасти для того она и сделана. Очередной литературный шарик-в-шарике-в-шаре — не то авторское метание бисера перед самим собой, не то изысканное лакомство для узкого круга ценителей. Так что я даже не собираюсь претендовать на понимание этой книги, а просто выскажу, что мне удалось из неё вычитать.
Как я уже сказала, роман замысловато сделан со всех сторон:
Во-первых, сложное содержание. На первый взгляд перед нами — компания друзей, которые время от времени встречаются, заскакивают друг к другу в гости среди ночи, беседуют на умные темы, веселятся, обманывают и ссорятся. Всё как у людей. Только эти люди непрерывно всё усложняют. Ищут скрытые смыслы в своих взаимоотношениях, в поступках друг друга, в самих себе и вязнут во всей этой слякоти, которую сами же и намесили.
А с другой стороны, попробуй докажи, что нет их, этих скрытых смыслов, и что люди не манипулируют друг другом, не обкрадывают друг друга и не пьют друг у друга кровь. Даже закадычные друзья — или они-то, может быть, в первую очередь. Как бы мы ни желали любого рода близости, в конечном итоге мы похожи на закрытые комнаты, в которых иногда могут быть смежные двери, но если уж ты снаружи, то ты снаружи, а если ты внутри, то внутри. И не пытайся открывать чужую дверь, если не уверен, что готов увидеть, что на тебя оттуда вывалится.
Во-вторых, сложная форма. Полностью понимаю, почему эту вещь называют роман-пьеса. Написанная ещё до того, как её автор стал крупным драматургом, и вышедшая в новой редакции уже ближе к закату авторского пути, она хранит следы и драматургии, и модернистской прозы. Долгие диалоги и полилоги (естественно, без ремарок) прерываются потоками сознания, заменяющими в данном случае театральный монолог (причём кто из персонажей их «произносит», приходится, естественно, только догадываться), а одна глава и вовсе демонстрирует уникальное сочетание диалогов с внутренней речью героев (то есть, психологическое, с позволения сказать, пространство романа становится каким-то стереоскопическим). У вас ещё мозги в косичку не заплелись от моих жалких попыток поверхностного анализа? Я же говорю, это китайский шарик-в-шарике-в-шаре.
А карлики? Лично я поняла так, что это та пыль и мерзость, которая заводится время от времени в закрытой комнате каждого из нас, оживает и начинает бурлить, своевольничать, создавать иллюзию активной жизни, плевать, гадить и мусорить. Какое-то время мы только заботливо кормим своих этих карликов, не решаясь догадаться, что нужно только открыть дверь и вымести их наружу. А когда наступит такой момент, кто-нибудь обязательно будет стоять под дверью, подняв руку, чтобы постучаться.
Конечно, есть ещё в этом романе всякие послевоенные аллюзии и отсылки к Шекспиру (возможно, даже через Элиота), библейские цитаты и щепотка социального абсурдизма, но мы ведь не будем об этом, правда же.