5

Одиночество, оказывается, может толкнуть на преступление.
Это я не о Шебе (хотя с юридической точки зрения она действительно преступница, а с человеческой — жертва своей неприкаянности, своего слабоволия, стремления быть ведомой, в конце концов) — это о Барбаре.
Эту бы энергию — да в мирных целях, как говаривали раньше.
И снова речь о Барбаре, потому что именно она, что бы мне ни говорили — главная героиня «скандального» романа, хотя изо всех сил прикидывается «пятым персонажем», высокоморальным и наблюдательным резонёром. Она — тот суфлёр, который своими шипящими подсказками оказался способен изменить весь ход пьесы.
О да, в наблюдательности ей не откажешь (чего только стоят её характеристики действующих лиц, её размышления о людях), и, погружаясь в первые главы романа, читатель со сладким стыдом предвкушает, что сейчас ему во всех подробностях расскажут инверсию «Лолиты» (ну как же, ей за сорок, ему — пятнадцать: скандал, скандал!..), да только недаром юный Конноли уже на середине книги практически пропадает с её страниц. Потому что не в нём смысл и потайной двигатель истории, а в Барбаре, которая с каждым эпизодом всё больше ужасает, становится всё мерзостней — не забывая при этом сохранять благостную мину при бессовестной игре.
Отдаю должное мастерству Зои Хеллер: к пониманию сущности Барбары она подводит нас с поистине ювелирным мастерством. Вот, например, малозначительная на первый взгляд веточка повествования: Барбара оспаривает благосклонность Шебы, которую уже твёрдо наметила себе в будущие подружки, у другой учительницы, Сью Ходж:

Признаться, меня зло брало от невозможности разоблачить Сью с ее бесстыдным фарисейством. А ведь Шеба всегда была так великодушна к Сью. Часами выслушивая ее бред, ни разу не позволила себе показать, что та ей до смерти наскучила. Шеба даже моих шпилек в адрес Сью не поощряла. Помню, в «Ла Травиате», когда Сью пошла в туалет и мы с Шебой остались за столом одни, я обозвала Ходж «глупой коровой». И совершила ошибку. Сдвинув брови, Шеба проговорила:
— Сколько сил, Барбара, вы тратите на ненависть к людям!

«Шпилька»?! Простите, шпилька — это язвительное замечание, колкость, тонко замаскированная под шутку, которую высказывают оппоненту в глаза. Назвать же кого-то за глаза глупой коровой — это элементарное хамство, грубость и злоба. Жаль, что Шеба проморгала этот звоночек.
То, как Барбара расценивает те или иные свои действия — это апофеоз центропупизма и одновременно выставка достижений самообманного хозяйства. Эта гадина, эта ядовитая тварь изобретательно оправдывает себя обстоятельствами, сея семена зла, разрушая судьбы и одновременно продолжая считать себя бедной овечкой, которая пасёт сама себя.
Показателен, мне думается, эпизод с кошкой. Одинокая старая дева, учительница, да ещё и с кошкой — казалось бы, штамп на штампе, что можно из этого выжать? Однако старое и больное животное медленно умирает в страшных мучениях, а Барбара озабочена только тем, как же она-то себя будет чувствовать без своей кошечки… которую, тем не менее, спокойно забывает в больнице, по первому свисту бросаясь на многообещающее (как ей кажется) свидание с человеком, которого она к тому же презирает.
Вот точно так же немилосердно она расправляется с Шебой, которая посмела не поставить дружбу с нею выше шпили-вили с каким-то несовершеннолетним. Ужас, ужас!.. Уверена: произойди обратное, Барбара всю свою неукротимую энергию бросила бы на защиту и оправдание Шебы.
И тот вопрос, который мучил меня полжизни — понимает ли плохой человек, что он плох, — тот, на который наконец-то лет пятнадцать назад утвердительно ответил мне Достоевский своими «Бесами», — снова встаёт передо мною во всей своей отвратительной и циничной наготе.