5 Зеркало, форма и кроссворд

Вместо предисловия

Этой книге не повезло так, как повезло, например, Джойсу. Фанаты Джойса соорудили гигантские схемы романа (того же Улисса , писал о нем здесь), снабдили каждую фамилию комментарием, в результате чего книга выросла на треть, но любой читатель, зашедший «с улицы», сразу же понимал, перед ним что-то великое, просто он тупой, и не до конца может понять это самое «великое». Но говорить о Джойсе как хулить Бога, находясь в храме — паства этого не простит.

У Павича нет такой паствы. Схемы произведений Павича никто не составлял, скромные комментарии к отдельным фамилиям написал переводчик, и никакого устойчивого «ядра», объясняющего всем, почему именно это произведение Павича вершина его творчества, не образовалось. Поэтому любой «захожанин» в церковь Постмодернизма в литературе им. Милорада Павича просто не понимает, что попал на мессу, таинство. Недоуменно пожав плечами он выходит, не увидев, что перед ним совершилось чудо.

Форма

В строгом соответствии с постмодернистскими заветами содержание произведения вторично, а форма первична. Кстати, больше всего удивляет именно эта претензия — «история не увлекла». А история Улисса вас увлекла? А история Гессе ? История здесь просто «ткань», из которой автор плетёт совершенно невероятные узоры — узоры пересечения форм и смыслов, играя с читателем не по сюжетному канону, а по канону формы, когда важнее не то, какие события произошли, а как они вошли в текст, как они резонируют с другими частями текста.

Суть этого произведения не в сюжете, а в том, как разные части этого произведения согласуются между собой (в этом и есть смысл кроссворда, не написать 100 слов, а найти пересечения, и на основе одних слов вывести другие). Павич визионер и экспериментатор именно с самой тканью повествования, в то время как сюжет мог быть абсолютно любой — хоть путешествие собачки, хоть зарисовки рабочего коллектива. Главная красота этой книги — в точках вхождения и точках выхода, как разные куски казалось бы несвязанного текста переплетаются друг с другом.

Зеркало

Книга состоит из двух частей, и, представьте себе, что это одна часть. Просто часть закончилась, и автор поставил после неё зеркало, перпендикулярно столу, и первая часть отразившись, стала второй. Но если первая часть из мира людей, человеческая, простая и понятная (линейное повествование, ясный и даже примитивный сюжет, логика, поведение и пр.) то вторая часть «дьявольская». Она находится во вражеском и странном мире зеркала, там все изменено. Сюжет напоминает сатанинскую пародию на первую часть — если в первой части главный герой ищет прошлое, т.е. своего отца, то во второй части главный герой ищет будущее; из архитектора в первой части герой превращается в убийцу, производителя химического оружия; и даже столкновение с пожилым монахом в первой части оборачивается общением с сатаной во второй.

Переход в «мир зеркала» второй части сделан настолько явственно, что странно, почему на это люди не обращают внимания. Черт бы с ним с сюжетом — но люди с пропавшим голосом становятся певицами, правши становятся левшами (и наоборот), а прошлое становится будущим. Даже главный герой поменял имя, став из Атанаса Свилара Афанасием Фёдоровичем Разиным. Вопрос, если у главного героя иное имя, иной отец, он говорит на другом языке, занимается другим делом, живет в другой стране, встречается с женщиной, с которой не встречался первый герой — один ли это герой? Автор отвечает да, но мы то понимаем, что это и есть его тёмный двойник из зазеркалья.

Поразительно, но единицы читателей поняли эту историю с «зазеркальем». Первую часть, «линейное повествование» из реального мира они хвалят, а вторую часть, темную, с рваными повествованием, где герои только темные пародии на самих себя — начинают ругать. Хотя, казалось бы, автор чётко разбросал все подсказки, и даже две части свёл воедино, разделив их разными книгами, да и в самом повествовании второй части проскальзывает регулярно общение с читателем «в зеркале», пресловутое разрушение четвертой стены в литературе.

Кроссворд

Вторая часть, конечно, представляет собой намного больший интерес, чем первая — всегда интересно посмотреть, что там происходит в аду. И автор четко даёт понять — чего там не будет, так это линейности повествования. Автор предлагает вступить с ним в игру, наподобии кроссворда. Изощренная перекличка с первой частью «идиоритмиков» и «кенобитов» меняет саму структуру повествования части второй. Нам предлагается не одна история, а несколько историй. Все они крутятся вокруг главного героя, «сменившего имя», вернее, его брата из дьявольского зазеркалья, но пересекаются очень условно, и в единое полотно не связываются.

Пересечения этих историй есть другая плоскость этого романа. Этим обусловлено и два подхода, которые предлагает автор, — либо мы можем читать каждую историю отдельно (вертикальное чтение, более сложное, придется побегать по книге). Мы поймем логику каждого сюжета, но потеряем пересечения этого сюжета с другими сюжетами. В противовес ему стандартное «горизонтальное» чтение — фактически, читать по порядку. Мы постоянно будем натыкаться на пересечения в разных сюжетных линиях, правда, самих сюжетных линий видеть не будем.

Вероятнее всего, главная ошибка читателей — начинать читать этот роман «горизонтально», т.е. исповедуя тот же подход, что и при чтении первой части. Напоминаю, это «зазеркальный» текст с кардинально иной природой, пусть и находящийся с первым текстом под одной обложкой. На мой взгляд, правильно читать это сначала по вертикали, а потом по горизонтали. Зная сюжет, «горизонтальное» прочтение будет открывать вам дополнительные точки пересечения. Ведь, по факту, вертикальный текст дает объяснение началу только в конце, и пересечение главного героя и дьявола в сюжетной плоскости фактически ничтожно, тогда как оно определяет всю логику оставшихся частей книги.

Плюс ко всему, Павич разбросал по всему тексту некие «точки соприкосновения», языковые ловушки, когда разные герои в разном контексте, не связанные друг с другом сюжетно, начинают или говорить одинаковыми пословицами, либо рассказывать похожие притчи (разумеется, в горизонтальном тексте сначала притча будет упомянута, и только потом рассказана — не расслабляйтесь).

«— Подделка под золото золотом не станет, подделка под призрак призраком обратится.» — встретится нас несколько раз, каждый раз в разном контексте, но каждый раз намекая на события «зазеркального» мира, проникновение «мира живых», которые для мертвых все-равно что мертвые, в «мир мертвых», который для них свой мир, т.е. живой.

Признаюсь, кое-где намеки Павича прям излишне толстые, но даже их недостаточно для того, чтоб массовый читатель их понял. История Плакиды — абсолютно же все понятно, охотник заснул, глядя на чудовище, а проснувшись увидел вместо чудовища себя, читающее, как и он, заклинание, покоряющее чудовище охотнику. Загадка — кто же теперь из них чудовище? «Призрак превращался в Плакиду, негромко читая молитву, побуждающую зверя покориться охотнику.» — вроде бы, очень толстая игра, но, похоже, недостаточно толстая.

Язык

Сущность зазеркалья кардинально отличается от сущности реальности. То, что в первой части было лишь метафорами, во второй части начинает превращаться в реальность, и наоборот. Автор мастерски использует потенциал народного фольклора, его фактуру, исторические аллюзии, чтоб продемонстрировать эту особенность текста, нигде явно её не обозначив. Язык Павича как одно из самых прекрасных, так и одно из самых пугающих читателей явлений его текста. Все эти истории про красавцев с одним усом, если воспринимать их буквально, вызывают скорее недоумение у неподготовленного читателя — объяснять же, что это метафора человеку, который не догадался сам, что это метафора — дело заведомо неблагодарное.

Не надо искать в книгах Павича «созерцание пупа» как действие, ищите в этом красоту морской волны, на которой вы покачиваетесь. Например, история о четырнадцатом апостоле, который учился у Христа не жизни, но смерти — прекрасная логика для зазеркалья. Кстати, в книге гигантское количество религиозных аллюзий — будь у Павича пиар такой же, как у Джойса, все бы это давно разобрали и систематизировали. Но что поделать — судя по всему литературоведение Павичем толком и не занимается, зачем оно вообще нужно, когда есть Джойс столетней давности, не правда ли?

Вместо послесловия

Это великое произведение, вероятно, вершина творчества Милорада Павича. Я бы поставил эту книгу гораздо выше, чем Улисса Джойса. К сожалению, никакой рекламы этой книги нет, и вдумчивого читателя она не особо находит — массы стараются её читать просто как обычную книжку, не понимая, что перед ними именно образец искусства формы, а не сюжета, искусства плетение кружев из слов, но не самих слов, вершина игры автора с читателем, но не игры читателя с автором. Блестящая книга, но рекомендую её далеко не всем — только подготовленным читателям. Если вы не готовы вникать в суть этого текста, серьезно его анализировать, останавливаться, размышлять, а потом перечитать вторую книгу еще раз (забавно, да — первую книгу надо прочитать один раз, а вторую книгу — два), уже в другой логике (я, опять же, советую сначала вертикально, потом горизонтально) — даже не беритесь. Получите фрустрацию и недоумение — ничего больше. Если же вам нравится думать, что разорванная на части душа никогда не будет одинока — милости просим.

Павич, чёртов гений, будь ты проклят в зазеркалье и благословляю тебя в нашем мире!