5 В мире глазами Гарпа все мы просто «терминальные случаи».

Как оказалось в последствии, к этой книге я возвращаюсь раз за разом мысленно после прочтения. Этот автор стал для меня открытием, потому что я не видела такого филигранного сочетания классического слога и абсурдизма в одном тексте. Это как сыр с плесенью в составе торта: необычно, изысканно и вкусно.

«Наши весельчаки, обиженные и возбужденные выпивкой, взгромоздились на своих слонов и двинулись прочь с этой выставки чужого счастья, разумеется налетая на оставшихся слонов, потому что их слоны тоже изрядно опьянели после стольких ведерок пива, поднесенного хозяевами. Хоботы пьяных слонов мотаются туда-сюда, словно плохо пристегнутые искусственные ноги.»

Книга рассказывает об обычном человеке с вполне обычной жизнью, но написано это живо и завлекающе. Сначала меня шокировало описание момента зачатия Гарпа, были мысли «автор, что это за больная непотребщина, продолжай». Потом необычный ход с публикацией трех отрывков его произведений как писателя, такие книги внутри книги. Спустя пару месяцев я до сих пор помню это произведение в мельчайших деталях. Ирвинг позволил залезть в сознание заурядного человека и рассмотреть его тараканы вдоль и поперек. Он хорошо раскрыл и тему материнства, и тему отцовства, и института брака. Персонажи легко запоминались и хорошо вырисовывались в голове.
Многие моменты вызывали недоумение, но это было органично, потому что сама книга казалась каким-то сном из параллельной реальности, где все возможно и все нормально. Например, как Гарп откусил ухо псу в отместку. Или невозможность сыну пойти на похороны своей матери Дженни и тот факт, что ни у кого не вызвало это отторжение. Что мать написала такой честный роман о своей жизни и своем сыне, но не подумала, как он будет с этим жить. Очень понравился "феномен" подводной жабы, которая настигала семью как предчувствие чего-то ужасного и неотвратимого. Книга создала впечатление монументального романа, отдельной вселенной, в которую можно занырнуть и вынырнуть через 2 недели. Просто браво, Джон Ирвинг!