4 "Каково это — быть островитянином в толпе".

Физическое существование одиноко по сути своей: застрять в теле, что неумолимо движется к распаду, сжатию, растрате, поломке

Как те самые "Чудные плоды", да, Диги?
Привет, кстати, проходи, не стесняйся. Сегодня мы будем говорить об одиночестве. Ты улыбаешься? Почему? Давно тебя не было у меня в гостях. Впрочем, я и сейчас пишу больше по памяти наших вечеров, ведь ты почему-то приходишь лишь в тёмное время суток. Но без тебя мне пишется одновременно и в разы сложнее, и в разы свободнее. Надеюсь, ты не обижаешься? Была бы ты здесь - ты бы продолжала молча улыбаться и смотреть на меня, изредка вставляя свои ядовитые ремарки. Но хватит о нас, моя Диги.

Как же это чудесно — искать и, главное, находить братьев в своем одиночестве, при помощи искусства. Оливия Лэнг проделала громадную работу. И, что куда приятнее осознавать, она сделала это, как мне кажется, в первую очередь для себя. Чтобы избавиться от гнетущего чувства одиночества. И ей удалось. Посредством поисков своих "собратьев" в искусстве найти то, что она искала - себя в себе.

По правде сказать, беда состояла вот в чем: то, где я была, не находилось нигде.

Началось наше с Диги путешествие с картин Хоппера, воплощающих собой одиночество. Вы можете потратить пару минут свободного времени и тоже посмотреть, убедиться, что так оно и есть. Смотришь на эти картины - и тебя окутывает холодным ветром сквозящего одиночества. Автор книги рассматривает картины Хоппера и его личную жизнь. То бишь, рисует нам его и как художника, и как человека. Ведь творчество неотделимо от реальной жизни творца, даже если через свои произведения автор пытается бежать в другую действительность. И это интересно, писательнице удаётся сделать это ненавязчиво, даже красиво. Также ей в какой-то момент удалось убедить меня, что я читаю мысли образованного, мыслящего, читающего и интересующегося миром и людьми человека. Это было приятно.

Второй художник, с которым нас знакомит автор — Уорхол. Тут уж мне было не понять. Диги злобно с меня смеялась, а я лишь грустно вздыхала. Не вижу я в его творениях одиночества, не вижу в них ничего, кроме изобилия цветов. Тем не менее, читать про его жизнь было тоже интересно. Одинокий, жаждущий внимания и любви, но не знающий, как с ними обращаться.

Далее было про одиночество в толпе. Одиночество в словах. Неспособность говорить. Метаморфозы одиночества. Как твои правильно понятые слова помогают не чувствовать себя одиноким. Или хотя бы не настолько. Здесь Диги растворилась, покинув меня на какое-то время, словно ей претит эта тема. А я продолжала читать о том, как перекликалось личное одиночество автора и попытки его избежать с попытками бегства Энди (Дреллы - Синдерелла и Дракула) - о телевизоре и макбуке.

Затем был Войнарович. Нам с Диги понравилось о нём всё. Начиная с его биографии, пропитанной болью, все тем же одиночеством, непониманием, отверженностью, непринятием и саморазрушением, и заканчивая его творениями. Он, как и Уорхол, будет ещё часто упоминаться в тексте, то тут, то там - призраком шагая по тексту.

Про Генри Дарджера сначала было любопытно, потом стало раздражающе и даже подбешивающе. Здесь рассказывалось про опыты над макаками Харлоу. Психология. Интересно. Но подбешивало, что автор выбрала весьма неоднозначную и противоречивую личность, которую все заклеймили. Эдакая нотка оправдательности, геройства и тяги к "таким же изгоям". Оливия Лэнг, конечно, молодец, что отнеслась к попытке понять весьма ответственно и перелопатила очень много материалов об этом человеке и материалов от этого человека, но всё же...

Ещё здесь были Вивиан Майер. О ней я ничего почти не запомнила, а Диги, будь она здесь, укоризненно покачала бы головой.
Клаус Номи - Шпербер. похож на Витаса. С грустной биографией и весьма странным образом и голосом. С него началась довольно любопытная и вызывающая противоречивые эмоции тема СПИДа и стигматизации.

Далее мы плавно перешли к интернету, Джошу Хэррису и его опытам. Его проект quiet напомнил мне "Дом-2" на максималках. Только там была смесь битников и интернет-гиков. Про интернет и одиночество написано было много, Диги была видна неотчетливо, я не могла читать её эмоции. Наверное, мне в тот момент хватало своих - грусти, немного пустоты, интереса.

И последнее. Здесь была ещё Зои Леонард и её "Чудные плоды". С них начала, ими и заканчиваю.

Я немного соврала насчёт последнего. Мне также хотелось бы поделиться своими воспоминаниями и мыслями, рожденными во время чтения. Это будет быстро и, надеюсь, не утомительно. Во-первых, мне сразу вспомнилось, насколько часто ко мне подходят одинокие люди просто поговорить, стрельнуть сигарету или как-то ещё обратить на себя внимание. От этого воспоминания было, опять же, грустно. Во-вторых, я только читая эту книгу подумала о том, что Коробочка у Гоголя - просто одинокая старушка. Из-за темы о тяге к накопительству и тому, как это связано с одиночеством, поднятой в этой книге. Подумала ещё о том, что сама порой оставляю какие-то мелкие вещи (типа билетиков на концерт или из общественного транспорта), чтобы момент был жив, не умирал вместе с исчезновением этих предметов. А "в-третьих" - не будет.

Мы в этом вместе — в этом накоплении шрамов, в этом мире предметов, в этом физическом вре́менном раю, какой часто похож на ад. Важна доброта, важна общность. Важно оставаться чутким, открытым, потому что из миновавшего нам известно по крайней мере одно: время чувств — недолго.

Теперь уж точно конец. И напоследок...

Кем нужно быть, чтобы видеть мир вот таким?

Оливия Лэнг рассмотрела одиночество некоторых художников и людей так или иначе связанных с искусством (творить, видеть мир иначе), а я попробую кратко охарактеризовать одиночество некоторых писателей.
- Думаешь, у тебя получится? — с издевкой бросает свою первую фразу за все вечера Диги. Теперь уже я её игнорирую и продолжаю.

Сартр. Такое одиночество на грани, пританцовывающее под музыку, пунцовое одиночество.
Камю. Желтое. Идущее по морскому берегу. Лежащее на песке. Застрявшее между земным и абстракцией.
Воннегутушка. Голубое. Прикрытое смехом и сатирой. Летающее, сквозное, неуловимое одиночество.
Буковски. Коричневое. Пахнущее дешевым вином, мочой и пивом. Пропитанное звуком пишущей машинки.
Де Сад. Розовое. Чересчур украшенное и раздутое. Одиночество — вечный проповедник.
Жамиак. Серое. Одиночество — игра на нервах. Натянутые струны. Слова в пустоту, красивые слова.
Горький. Тоже жёлтое, но немного тусклее. Грязный желтый. Пахнущее сигарами и несбывшимися мечтами.
Чехов. Белый. Зигзагообразное одиночество.
Есенин. Черное. Одиночество, скрытое под маской веселости, клоуна. Слёзы по изнанке щёк.
Достоевский. Небесно-голубое, облачное одиночество.
Джек Лондон. Морское, утопающее одиночество.
Уайльд. Бронзовое. Острое. Деревянное.
Болдуин. Песочное. Рассыпное. Истекающее кровью.
Кафка. Волосатое. Затхлое. Безвоздушное и душное.
Фаулз. Зелёное. Летающее. Бородатое.
Набоков. Сложное, запутанное, тяжёлое.
Вирджиния Вулф. Захлёбывающееся. Нежно-голубое с примесью солнечного жёлтого. Звёздное. Ночное и тихое. Грани одиночества.
Мориак. Бордовое. Винное. Пахнущее хвоей.
Паланик. Цифровое. Современное. Кричащее.
Ремарк. Алкогольное.
Гоголь. Пыхтящее.
Кен Кизи. Анархистское. Свободное. Справедливое одиночество.