5

Забежав в библиотеку, чтобы сдать сборник околохоррора, унылый как чья-то жизнь, я случайно увидела книгу, которая написала моя сестренка, спящая в могиле, Станислава Пшибышевская - пьесу Дело Дантона ( Нина Ставрогина, вы - красавица, снимаю шляпу и целую вам руку). Прочитала первые два акта и поняла, что мне нужно выдохнуть, ибо за Максима болит сердце ( нужно, чтобы это поставили в Ленкоме с Антоном Шагиным в главной роли, пусть отдохнет от дурачков и мерзавцев).
Если бы я была Стасей я бы встала из гроба и давила Анджея Вайду каждую ночь до победного, ибо его Дантона никак нельзя назвать экранизацией - фантазией, возможно.
Пьеса шикарная. Если у Антокольского было 2 живых персонажа - полубезумный Робеспьер и девушка-циркачка, всю родню которой Комитет отправил на гильотину, прочие же казались картоном, здесь не так.
И Дантон, и Робеспьер умны и уверены, что смогут сломить противника. За Дантоном - слава "человека 10 августа" и любовь народа, за Робеспьером - кучка якобинцев и желание защитить Демулена - по словам Сен-Жюста "кокотки, а не мальчика", эфеба с умом Берти Вустера и темпераментом Венсана Касселя. Нужно не допустить террора и спасти мальчишку любой ценой. Чувство к нему - единственное, что осталось в Максиме человеческого.

- Ты, Робеспьер, выпрашивал аудиенции у Дантона?

Робеспьер (рассмеявшись): -

Что такое унижение, когда речь идет о государстве. Я брошусь к его ногам если потребуется.

Нервы обоих звенят от напряжения. Дантон знает слабость Робеспьера, а тот, наконец, понимает насколько умен и опасен его противник. Нужно упасть на самое дно, пойти против собственной партии и забыть о славе Неподкупного или остаться чистым и превратиться в чудовище.
Война началась, хотя и не объявлена.

Меня привлекает не сам "трагический тигр", благо в Великой Лавкрафтианской достаточно ярких персонажей, но то, каким он становится под взором и пером Стаси. Нечто подобное я почувствовала, когда прочла письмо Энслин о Баадере - тогда эта королева мечей, непонятная и холодная открылась мне, будто Гудрун Нибелунгов, любимый которой был "как стебель лука из трав встающий, как в ожерелье камень пылающий, самый ценный среди каменьев". После того письма, я уже не могла относиться к Энслин, как прежде. Конечно, Робеспьер - не трусоватый позер, каким был Баадер в начале той связи. Он, вероятно, хуже.
О чем я думаю? О роли женщины в жизни мужчины? Нет. Чувства ведь не про МЖ, да и непонятно, кто на кого влияет сильнее. О том, что любовь меняет все, живое и мертвое? Пожалуй. Я люблю тебя именно за нее, Стася: за жизнь, полную служения, и смерть от холодных синих пальцев.
Хотела бы перевести про вас The Woman Who Died Of Robespierre, если бы его дописала Хилари Мантел.
Вообще если бы я знала языки, которых не знаю, взялась бы за Виллемса, Гельдерода и Винклера - они тоже очень мне дороги, хотя и не настолько, как ты.