4 Бодалась Рита с дубом

О том, что Ревекка Марковна Фрумкина, один из создателей отечественной математической лингвистики (а потом и психолингвистики), писала не только научные труды, я узнала совсем случайно. Началось все с милой и необязательной Мне некогда, или Осторожные советы молодой женщине . Сами советы молодым женщинам, прямо скажем, не впечатлили – то ли я уже не настолько молода, то ли советы изрядно устарели – а вот заметки о быте и нравах Москвы 1940-80-х годов, которыми эти советы перемежались, наоборот. Поэтому к собственно мемуарам приступала с предвкушением.

Главная эмоция по прочтении – мало. Хотя жизнь Ревекки Марковны и не была перенасыщена внешними событиями (эвакуация – школа – университет – академический институт), в ее круг общения входили замечательные личности, она сама разрабатывала революционные для своего времени темы, да и жизнь тогда была… интересной. Но нервом книги все-таки оказалось неизбежное противостояние с системой. Это тоже поучительно – и все же хотелось больше «этнографии», если хотите. Она есть, как и портреты современников, живые и увлекательные, – даже когда это не портрет, а набросок карандашом. И подробности быта есть – и ее наблюдения яркие, а выводы хлесткие. И себя не щадит и не приукрашивает – интеллектуальная честность, она ведь не только в науке важна:

Фронда как таковая мне всегда была чужда в силу особенностей моего личностного склада. Возможно, это не делает мне чести, но здесь я считала нужным быть последовательной. Я работала в государственном учреждении, да еще в науке, которая по тем временам считалась идеологически нагруженной. Тем самым я принимала некоторые условия игры: я-то знала, у кого я работаю!

Но и такая жизненная позиция не избавила ее от типично-советских столкновений с властью, и примерно половина книги как раз о том, как приходилось преодолевать косность, а то и откровенную враждебность властей предержащих. Последний же раздел оказался совсем беспросветным – видимо, и самой Ревекке Марковне не хотелось снова погружаться в мрак девяностых, поэтому она сделала ход конем: вместо того чтобы писать воспоминания, он приложила к книге свои письма к другу-эмигранту 1991-1992 годов. Такая хроника событий. А чтобы читатель не закрывал книгу совсем уж в дурном расположении духа, завершается она очерками об ее учителях, Владимире Николаевиче Сидорове, Александре Александровиче Реформатском и Михаиле Моисеевиче Бонгарде.

Все в этих воспоминаниях хорошо, поэтому и так жаль, что мало, наискосок.

Большое спасибо за наводку nekomplekt .