5

- Что у тебя с глазами? Они совсем красные. Ты плакал?
- Нет, - отвечает он, смеясь. – Я слишком пристально вглядывался в свои сказки, а там очень яркое солнце.

Почти нет слов, сплошь эмоции, но обещала отписаться. Итак. Взяла сегодня в дорогу. Зря: с этой вещью Гамсуна нужно остаться наедине, а уж никак не в набитой гражданами электричке. А то сидишь с глазами на мокром месте, потом выплываешь затуманенной из поезда, не можешь попасть билетом в прорезь турникета… Меня не покидало ощущение, будто я читаю сказку, подобную андерсеновским (Виктория ведь даже живет в Замке, словно принцесса, которой и представляется в мечтах Юханнесу): очень грустную, горькую сказку, у которой заведомо не может быть счастливого конца: столько в романе фатального, символичного. С детства любя Андерсена, не так давно обалдев от Ибсена, теперь я вся под чарами Гамсуна. Говорить после такого Гамсуна тяжко. После такого Гамсуна хочется превозмогать себя, взбираясь по скалистым берегам норвежских фьордов, но воя, тем не менее, от тоски. После такого Гамсуна хочется писать романтические стихи о верности до гроба, скитаниях и геройстве. Только, боюсь, уже не выйдет стихов о Норвегии лучше, чем у Елагина с Адамовичем. Итог: восторг, чистейший, как снег, восторг, а Кнута теперь уже точно – в любимые.