4.5 Заставляет посмотреть на небо

Давно присматривался к Смерти. В моей фантазии её прикид всегда соответствует той эпохе, в которой она гуляет. Моя Смерть в платье чёрного цвета. В её глазах гнетущая пустота. Этот образ идёт по тротуарам, цепляясь за вены и силуэты людей. И тихо шепчет. Когда она открывает свою книгу, и проводит пальцами по списку – её черный лак играет на фоне белой страницы. У моей Смерти нет выбора, улыбки и еженедельника.

Почти так же у Зусака. Его Смерть просто гуляет по земному шарику и собирает души людей. Подходит к человеку, опускается на колени и вытягивает последнее тепло из сознания. Иногда кто-нибудь заметит её тень или почувствует на себе взгляд. Порой душа может отказаться "уходить" и Смерть идёт дальше, особо не напрягаясь и не печалясь… Образ Смерти у Зусака явно положительный. И мне не столь интересен сам контекст романа, как выбранный автором рассказчик.

По ходу чтения книга упорно напоминала - «Убить пересмешника» . Только, разумеется, фон совсем другой. Зусак нарисовал личную историю человека во времена "Хрустальной ночи" и "Барбаросса". Своеобразный снимок изнутри Германии периода гитлеровских речей, его портретов и костров из литературной бумаги. Лизель Мемингер – худенькая девочка, которую записали в Союз Немецких Девушек. То есть по факту в книге наблюдаем романическую и национально-историческую проблематики. В этом плане читать о женщине мне всегда интереснее, чем следить за подростком в юбке. Здесь вспоминается роман «Дегустаторши» со схожим контекстом, который вытягивал за счет персонажа. "Книжный вор" совсем другой. Публика в нем более разношерстна. Здесь и папа, и мама. Есть даже милый мальчишка из соседнего домика и еврей, читающий гитлеровскую "Мою Борьбу" в подвале дома номер 33.

Но ведь кактус всегда найдет горшок. Все цепляющее для меня, что было в этом романе, связанно напрямую с женщиной, облачённой в халат скорби со свастикой. Фрау Ильза Герман. Её образ довольно нечеткий, так как рассказывал о нем ребенок. С позиции автора – это честно. С позиции читателя (исключительно моей) – скучно. Как Смерть лишена выбора на этих страницах, так и Ильза Герман не обладает соблазном и природной сексапильностью. А они бы пошли её образу, будь у нас подросток в штанах, а не в юбке. Помню, как сохранил заметку в книге и нацарапал комментарий – добавить секса Фрау. В итоге вырисовывается вопрос: почему все-таки Зусак для своей истории выбрал девочку, а не мальчика? Возможный ответ – флёр нежности и сказки, навивающий встречу Снежной Королевы в антураже войны, и Герды в образе Лизель. Ощущение, словно Зусак вообще не любит рисовать соблазнительных женщин на страницах (читал "Я посланник"), потому две его книги воспринимаются мной с… каким-то сказочным и подростковым привкусом. Но как бы тут не сквозило сказкой, а женщина всегда проиграет войне.

Касаемо украденных книг. Читал недавно у Веллера – человек ищет радость также, как страдание. Все потому, что он неизменно находится в поисках ощущений. На эту мысль упала интерпретация трактовки "Книжного вора" – особо запоминается та литература, которую ты встречаешь в минуты важных жизненных перипетий. При таком раскладе страницы становятся символом эпизода. Ты словно сохраняешь себя, делаешь селфи во временном промежутке. Поистине это та литература, которая дополняет скрытую ото всех историю. Страницы глав становятся частью твоего пути.

Так и Лизель обретает десятку книг в знаковые эпизоды её жизни. Первый роман девочка поднимает с земли, когда Смерть забирает душу её брата, другой – выхватывает из костра нацисткой Германии. А на деле? Прозаичная картинка на холсте: первую книгу Лизель крадёт у снега, вторую – у огня. Особо приятно было читать про воровство из библиотеки Фрау Герман. Лизель ныряла в окно. Она медленно шла до шкафа, оставляя следы от своих пяток. Её пальчики щупали корешки книг, а глаза пытались отыскать "своё". Каждая обложка словно кричала – возьми меня с собой! Каждая из них хотела быть украденной…
Представляю, как за дверью стояла Ильза Герман, боясь пошевелиться и выдать себя. Возможно, она дожидалась, когда девочка выберет книгу и упорхнёт в окно. Затем Ильза приоткрывала дверь и переступала порог, проходила мимо следов от детских ног и с улыбкой смотрела, как радостная девочка крутит педали на своём велосипеде в лучах вечернего солнца.
Нежно, зрело и глубоко. Зусак, ты хорош!

По итогу.
Добрый, трагический и ужасающий роман. В его сюжете полно действий. Он динамичный и легкий по форме, как вкус украденного яблока летним вечером.
Добавлю пару слов о стиле Зусака. Все эти фразы – "босые ноги отчитывали пол" или "сквозняк сопел в рукава пижамы", выглядели шикарно.
Парадоксально, как на мои глаза набегала то чертовская пелена, то улыбка.

Совсем нет тяги смотреть фильм. Не хочу разбавлять образы Смерти, Лизель, папы и влюбленного друга, нарисованных моим воображением, лицами актеров.

p/s
Вопрос в том, какими красками будет все раскрашено в ту минуту, когда я приду за вами. О чем будет говорить небо?