3.5

В аннотации Олега Куваева предсказуемо величают отечественным Джеком Лондоном: действительно, тот же Север, только по другую сторону Берингова пролива, те же золотоискатели, а главное – та же романтика свершений и пути. Оба стали культовыми писателями еще при жизни. И умерли оба в 40 лет.

У книги два автора, и она четко делится на две части: жизнеописательную и филологическую. Схема стандартная: каждая глава — один этап жизни, сначала нас знакомят с фактами, потом разъясняют работы соответствующего периода, преимущественно через поиск прототипов и вдохновителей (Горький, Вампилов, Венедикт Ерофеев...). Единственное исключение — пятая глава, целиком посвященная истолкованию «Территории» (Территория — это аналог Зоны в «Пикнике на обочине»).

Биографическую часть особо удачной не назовешь, и причины понятны. Это фигуранты Серебряного века понаоставляли о себе и друг друге столько воспоминаний, что материалов для вдумчивого исследования еще на сто лет хватит. Круг знакомств Куваева совсем другой, и письменных свидетельств о нем негусто. Устных еще меньше – все-таки полвека прошло, особо некого расспросить. Вот и приходится собирать буквально по крупицам, раздувая биографию историей освоения Чукотки и описаниями методов геологоразведки. А если учесть, что все произведения Куваева автобиографичны, биографу и вовсе не позавидуешь — все уже написано до него, причем гораздо талантливее. Единственное, что не «выводится» из текстов Куваева и что я узнала из этой книги: Куваев был алкоголиком с тяжелым характером. Вот только к чему мне это знание? С натяжкой можно говорить о погружении в эпоху шестидесятых — но опять же у самого Куваева и больше, и лучше.

А вот филологическая часть – полный аллес капут:

…креационистская версия писательского генезиса, апеллирующая к моментальному сотворению «Таежного сторожа» из недр собственного таланта, оказалась принесена в жертву эволюционистской истории о медленном вызревании прозаического мастерства из пристальных наблюдений за повадками центральноазиатских горных козлов. И пусть эта история не очень соответствовала фактам, зато легко вписывалась в линейно-прогрессивные каноны советского литературоведения. Бесконфликтное взаимодействие с ними обеспечивало автобиографическому мифотворчеству Куваева необходимый оттенок достоверности.

Перевожу на всякий случай: первый опубликованный рассказ Куваева был не то чтобы очень, поэтому позднее он не признавался, что на самом деле долго и старательно работал над текстом – так, разминочный подход, не судите строго.

И дальше в книге литературоведческий анализ будет таким же глубокомысленно напыщенным и трогательно провинциальным. Впрочем, о тотальной провинциальности книги (я имею в виду не «географическую» провинцию, конечно) можно было бы догадаться сразу, по ее названию.

Спасают книгу обильные цитаты из дневников и писем Куваева. Вот где дух времени и смыслы. По-хорошему, достаточно было издать записные книжки с коротким биографическим очерком и комментариями. А все остальное и без того есть, в «Территории» и рассказах.