Вот пример стремительного устаревания текста и на стилистическом, и на содержательном уровне.

Со стилистикой понятно: язык изменяется аллюром три креста, и написанное по моде восьмидесятых прошлого века выглядит смешно — как мода восьмидесятых, с кислотными цветами и буйными начесами.

Интрига же построена на том, что у всех на всех есть компромат. Не знаю, это Семенов был романтиком или из нашей циничной эпохи все видится иначе, но компромат там такого уровня, что единственная реакция — и чо? А вот зубры разведки, мафиози и даже президенты пугаются до сердечных приступов и сразу идут на контакт. И только Штирлиц, про которого ВООБЩЕ ВСЕ на всех континентах знают, что он русский шпион, неуязвим.

Катехизис советского политического детектива усвоен твердо: это вам не джеймсбонд какой, читателя нужно не развлекать, а вразумлять и просвещать в остросюжетном антураже. Жаль, что Семенов, похоже, был невысокого мнения об умственных способностях своих читателей. Один из тучи примеров: Штирлиц и его американский коллега-шпион тайно переписываются луковым соком, согласовывая детали комбинации против Мюллера, при этом американец завершает свое письмо:

Будущие поколения проклянут нас, если мы, американцы и русские, не вырвем с корнем ядовитое жало Гитлера и его последышей. Ждите моих сообщений.

В результате и остросюжетнось прихрамывает, и учительная часть больно конъюнктурна.

Гораздо интереснее следить за метаязыком. Могу себе представить, что в безинтернетное время в полузакрытой стране семеновские словопады полузнания могли сойти за эрудицию: на первых же страницах и умирающий Медичи беседует с Савонаролой о смысле жизни, и Черчилль прикидывает, как столкнуть лбами своих американских друзей со Сталиным — при этом дальше в книге никто из них не появится. Интересно, во что бы превратились романы о Штирлице, будь у Семенова под рукой Вики? Ну и годы работы спецкором за границей не прошли даром: все эти «каппуччинни», стэйки, поредж на сливках и блади-Мэри — ммм... Толика (само)иронии — и это стало бы читабельным, но Семенов преисполнен значительности, мизогинии и того, что графоманы считают лиризмом.

И особенно занятно наблюдать за собственными реакциями. Признаюсь в страшном: у меня как-то до сих пор не сложилось посмотреть «Семнадцать мгновений...» подряд и целиком. Но это не помогает избавиться от ауры фильма: все мизансцены я выстраиваю у себя в голове по Лиозновой, пускаю фоном Таривердиева, отбиваю геополитические пассажи Семенова многозначительным «информация к размышлению». О том, что Штирлиц прищуривается, как Тихонов, а Мюллер склоняет голову, как Броневой, и говорить не приходится.

Этому роману бы толкового редактора, который бы сократил его минимум на треть, спрямил-выровнял сюжетные линии, вычистил эпитеты. Обложку позабористее — и на магазинную полку, где сгрудились другие конспиролухи и попаданцы.