5 We Shall Overcome

Человеческих прав все основы поправ,
Эти люди не знают стыда.
Им смешон матерей умирающих стон,
Им отцовские слезы – вода.

Эдвард Мид, «Король Пар», 1843 (в переводе С.Я. Маршака)

Молодой, но уже бородатый немец едет по делам фирмы отца в Англию, где находит свою любовь (сразу две) и материал для первой заметной работы. Немец наш умен, начитан и умеет чётко и непротиворечиво излагать свои мысли (последним нередко отличаясь от своего многолетнего соратника по борьбе).

Роберт Аллен называет период резкого обнищания рабочего люда Англии во время Промышленной революции «паузой Энгельса» - производительность быстро росла, тогда как реальная заработная плата падала или стояла на месте. Это все звучит сухо и отвлеченно, на практике это означало полное отсутствие социального законодательства (или даже наличие антисоциального в виде пресловутых «законов о бедных»), производственный травматизм, детский труд, временную занятость, укорачивающуюся продолжительность жизни. Это тот самый стимпанковый мир, где машины калечат и деформируют людей, где отчеты редких докторов-подвижников и парламентских комиссий пестрят рассказами и вывернутых суставах, неправильно сформированных ногах, кровохарканье и прочих приметах времени. Куда там художественным образцам, Гибсон со своей «Машиной различий» кажется сладкоголосым сказочником на фоне реалиста Энгельса.

Энгельс здесь чем-то схож с Чеховым на Сахалине, до поры до времени просто ходит по Манчестеру и окрестностям, скрупулезно фиксируя дворы-колодцы, жизнь вповалку в подвалах, зловоние, отсутствие отхожих мест, сканирует газеты в поиске информации о фальсификации продуктов, о кражах, поджогах, голодных смертях и прочем, что составляло день текущий промышленного сердца самой передовой страны мира.

Энгельс (по крайней мере, в этой работе) пришелся по душе не только историкам экономики, но и социальным географам. Харви неоднократно ссылается на Энгельса в своей работе о городе при капитализме, солидаризируясь с выводами Энгельса о динамике изменения районов, расположения фокусных точек, престижности, джентрификации и прочем.

Но мне любопытнее было то, насколько схожи оказались их индустриализация и наша – такая же резкая смена уклада, массовая миграция (а Энгельс не забывает указать на ирландцев-мигрантов, сбивающих уровень заработной платы) в города, скученность, взлеты и падения, стихийность и прочее. У нас, правда, все быстрее, все как Сталин обещал, а не то сомнут.

Энгельс был молод и горяч, несколько раз, рассказывая об окружающих ужасах, занимался прямой экстраполяцией, предрекая усиление классовой борьбы и неизбежность революции. Спишем это на wishful thinking, так как неблагодарное это дело, заниматься экстраполяцией современных трендов в будущее без учета возможного изменения веса факторов. Да и трезвости Энгельсу уже хватало, он откровенно говорит, что любое начинание рабочих кончается поражением, из плюсов разве что доброе имя и самоуважение. Но и по хлебным законам, и по 10-часовому рабочему дню Энгельс попал в точку.

Страшный мир нерегулируемого капитализма – дети на фабриках, рабочий день по 14-16 часов (у швей – до 20), вредные производства без ограничений, ранняя смерть. И множество творческих личностей, воспевающих «добродетельных хозяев», дающих хотя бы такой хлеб «излишнему населению». Этот народ с тех пор не изменился ни на йоту - как доказывали полезность фабричного труда для детей и 14-часового рабочего дня, так и продолжают вещать о пользе повышения пенсионного возраста. И многом другом.