Мемуары идейного революционера, который в подробностях описывает исторические события свидетелем которых он был. Среди прочего в книге освещается: Зиновьев у руководства Петроградом, голод (во Франции и Германии тоже недоедают), первые расстрелы инакомыслящих, самоубийства разочаровавшихся революционеров, спасение Троцким Петрограда, провалившиеся революции в Испании и Германии, события в Венгрии, Болгарии, Эстонии, Китае, интернационалы: кто приезжал на съезды, кто какую позицию защищал (автор по ходу повествования перечисляет уйму фамилий революционеров, политиков, писателей тех времен, интересно параллельно гуглить и читать как сложилась их судьба), разделение бывших революционеров на "верных генеральной линии партии" и "оппозиционеров", и дальнейшая расправа с последними, начало голода, аресты, ссылки и расстрелы за "саботаж", "контрреволюционную деятельность", выдуманные "заговоры" обычных людей во времена коллективизации и индустриализации, судьбы писателей и поэтов в условиях цензуры (Горький, Есенин, Маяковский, Пильняк и др.), опыт пребывания в тюрьмах, на допросах, в ссылках, убийство Кирова и последующий террор, уровень жизни на контрасте в Брюсселе, революция в Испании и роль ОГПУ, паника бельгийцев и французов в преддверии войны, захват Гитлером Чехословакии, капитуляция Франции, нападение Гитлера на СССР и многое другое.
Читается увлекательно, но тяжеловато. Просто как развлекательное чтиво не сгодится, нужен подлинный интерес к той эпохе, к истории СССР.

Увидев рецензии, оставленные на эту книгу другими пользователями, и решил на скорую руку написать собственную.

Эта книга представляет собой небольшое исследование, посвящённое, прежде всего, французской интеллигенции. Моррас пишет о том, как менялись общественные функции этого класса, его значение и т.п. Упоминаемые в книге персоны и события (а таковых немало), не описываются развернуто, что обусловлено временем и целями написания этой работы.

Нам же, современным читателям, не имеющим ни исторического, ни литературоведческого образования, имена и названия, о которых говорится в книге, ничего не скажут. Отсюда неизбежные отзывы неудовлетворенных читателей: "Без подготовки книжку читать не стоит. Не зря она у меня столько лежала непрочитанной". Читая подобные отклики, понимаешь, что не зря советские издания снабжались аннотациями типа: "Книга предназначается для ...".

И эту небольшую книжицу стоит читать только в том случае, если вам уже известна как история Франции, так и история её литературы. Но помимо этого вам должна быть интересна политическая философия, начиная с её античных истоков, заканчивая доктринами Муссолини и Гитлера.

"Если Моррас умер уже во всех смыслах у себе на родине, то зачем нужно было переводить и издавать это старье в России", - а зачем археологу окаменелости? И может ли история "умереть во всех смыслах", если остались свидетельства о ней? Ответы, я думаю, очевидны.

Вторая часть книги - кратким очерком-послесловием Руткевича о Ш. Моррасе. Эту часть книги можно было сделать меньше, а освободившееся место заполнить теми работами Морраса, о которых говорит Руткевич (к слову, эссе "Будущее интеллигенции" в послесловии практически не упоминается).

И ещё несколько слов об отзывах интернет-пользователей. "Не нашел практически ничего интересного за исключением нескольких фраз", "ряд интересных цитат перемешано с очень странными мыслями", - не устану повторять одну и ту же мысль - оригинальность произведения зависит от оригинальности интерпретатора.

Одна из книг, позволяющая значительно продвинуться в понимании происходящего в мире и у нас в стране.

Книга на удивление небольшая, но ёмкая. В разрезе мировой политики, дирижируемой верхушкой США, про мифы свободного рынка, демократии и подобного. Книга писалась в конце 90-х, но актуальности не утратила - основа методов не изменилась. Мне особенно нравится, когда автору в одном-двух абзацах понятно и логично удаётся опровергнуть какой-нибудь большой и прочно укоренившийся в людских головах миф. Тут таких фрагментов я набрал штук двадцать.

Я по-прежнему больше рекомендую Манипуляцию сознанием, там есть все основы того, как нас обманывают, и она про нас, россиян. Там я набрал фрагментов пятьдесят. Но обе книги стоящие.

Книга не художественная , а мыслеизлагательная, поэтому и рецензировать собственно книгу нельзя, можно только свои впечатления о Шпенглере изложить:
Наверно , один из самых «мысленасыщенных» на погонную страницу философов. Умеет не растекаться по полотну. Но при этом часто очень стильно и ёмко формулировать.
Например, те, кого сейчас называют диванными воинами у Шпенглера «салонное спартанство» .
Ну красиво же, чёрт возьми!
И Маркс вкупе с английским индивидуализмом препарированы мастерски, до элементарных частиц. Да и Франция, Италия, Испания, если и проходят фоном, то насыщенным. Особенно Италия и Испания , роль которых в средневековой Европе как-то в русскоязычной истории совсем не затрагивается.
• Кстати , в позднейшем очерке у Шпенглера есть столь-же отлично выраженная мысть о том, что «У истории не бывает истинных и ложных периодов , как не бывает таких периодов роста у растения. Это не более чем проблема восприятия.»
Вот только был он всё-же дитя своего времени и ловушки утопии ему не удалось избежать;
Прусский социализм, как единственно верный , со справедливым распределением, сильным чиновничеством и трудом как потребностью ? Вау! Где-то я уже это слышал.
Это больше похоже на детскую обиду после недавнего поражения в войне и унизительного Версальского мира.
Но хорошо, когда обида порождает желание «быть чище, выше и светлее» , обходится без Валькирий и, тем более, пигмейского обещания превратить всех в ядерный пепел. Хотя всё зависит от трактовки читающего. Адик Шикльгрубер, говорят, понял Шпенглера совсем по-другому.
И кстати о пепле. Шпенглер верил в будушее России . В то , что она принесет нечто новое, несмотря на цитируемые уже тут «грязь, водку, смирение и своеобразную грусть» русской души.
Но это был 1920 год, еще даже первая пятилетка не началась. Был только раздрай и ожидание чего-то нового и невообразимого.

Еще на филфаке однажды я делала доклад про японскую поэзию. Среди прочих источников я наткнулась на эссе Ролана Барта о поэзии хайку, мне запомнились его нетривиальный взгляд и ловко сформулированные мысли. Много позже я узнала, что эссе входило в сборник «Империя знаков», который Барт издал после поездки в Японию.
⠀
Разумеется, я решила, что просто обязана прочесть сборник целиком. Ну вот, теперь, наконец, прочла. Не могу сказать, что это было зря, но эссе о хайку так и осталось тем единственным, что мне было действительно интересно читать в этом сборнике.
⠀
«Империю знаков» стоит прочесть целиком, только если вы очень любите Ролана Барта, структурализм и семиотику. Барт смотрит на мир, как на текст, написанный вербальными и невербальными знаками, трактует все в терминах означающего и означаемого, и вообще пишет довольно плотно и путано. Сами понимаете, при таком подходе в эссе почти ничего не остается от фактуры страны, ничего, что ожидаешь увидеть в обычных путевых заметках.
⠀
Глубина поклона при приветствии, расчерченный граблями песок в саду, выражение лица кукловода в спектакле бунраку, динамика жеста игроков в автоматы пашинко — словом, любое наблюдение становится для Барта отправной точкой для сложных семиотических построений. Мне кажется, Барт даже не пытается понять, что эти жесты, слова, ритуалы значат для самих японцев, вместо этого Барт объявляет знаки чужой культуры «пустыми», и на этом основании строит свою сложную конструкцию.
⠀

Именно в Японии — из всех стран, в которых автору довелось побывать, он нашёл такую работу знака, которая ближе всего его убеждениям и представлениям, или, если угодно, дальше всего от того отвращения, возмущения и протеста, которые вызывает в нем западная семиократия. Японский знак крепок: удивительным образом упорядоченный, выстроенный, взвешенный, никогда не натурализованный и не рационализированный. Японский знак пуст: его означаемое ускользает — никакого бога, истины или морали скрытых за этими означающими.

⠀
Не уверена, что японцы согласились бы с тем, что за знаками их культуры нет ни бога, ни морали, ни истины.
⠀
Тексты Барта меня порядком измучали, так что советовать эту книгу никому не решусь. Вряд ли она станет приятным попутчиком в путешествии по Японии, если только вы не большой любитель Барта, структурализма и семиотики. Не со всяким сборником эссе мне удается поймать нужное настроение, с Бартом, увы, не удалось.
⠀
Расскажите, читали что-нибудь у Барта? Балуетесь на досуге трудами по семиотике?
-----

Не могу сказать, что Юнгер сообщает о мысли Ницше что-то существенно новое.

Первая половина книги, вплоть до разделов о Вечном Возвращении и Воли к Власте, содержит в себе анализ куда более глубокий, затем же, то ли вследствие перевода, то ли в силу изъянов слога исходного текста, мысль словно начинает захлебываться в себе самой, страдая от излишней академичности, витиеватости, самоповторения и некоторой самоочевидности. Как пример:

В таком человеке вновь должен проявиться избыток, совсем уже утраченный среди гигантского процесса эксплуатации. "Солидарность колес" ничего не приносит; она только расходует. Высокий человек - теперь это очевидно - не барабанщик исторических эпох, не движитель и укротитель масс, не возбудитель самых мощных и оглушительных действий. Это скорее дело вулканов, к которым Ницше относится с отвращением.

Это точно не набор случайно сгенерированных предложений? Вроде бы совсем уж в дурном стиле изложения за подобное обвинить нельзя, но какая ещё, чёрт побери, солидарность колёс? Барабанщик эпох? Дело вулканов? Вероятно, дело всё же в излишне буквальном переводе. Продираться сквозь неуклюжий слог, пытаясь усмотреть за ним содержание, довольно непросто, учитывая, что ближе к концу автор даже не считает нужным разбивать текст на абзацы.

Вообще хороший тон для любого мыслителя — для начала дать дефиниции терминам, на которых строится работа. Юнгер же никак не проясняет свою трактовку ключевых терминов Ницше — Воли и Власти, понимать которые можно самым различным образом. Впрочем, в любом случае оптику для анализа Ницше Юнгер предоставляет отменную, хотя бы в силу того, что это не анализ академического философа, а по сути апология Ницще мыслителем, близким Ницше по духу.

Книга не про две "души" социализма, а про одну - про "социализм-сверху". Дана авторская классификация видов этого типа социализма. Про "социализм-снизу", сторонником которого является автор, написана в лучшем случае пара предложений. Ссылки на многочисленные цитаты не приведены.

Местами довольно интересно, хотя из-за резкости выводов автор порой попадает впросак (как при анализе политики в СССР в 57 году). Любопытна его концепция связи христианства и науки – математическая физика распространилась на сферу обитания божества, что немыслимо для язычества античности. Появление «капитализма с человеческим лицом» Кожев приписывает Форду – рабочим стали платить выше прожиточного минимума. Только в Сов России продолжали эксплуатировать по полной программе, правда. прибавочный продукт перераспределяла бюрократия (Интересна, что и по сей день на данной территории идет эксплуатация по полной программе, только уже бюрократией в союзе с государством). Эта из доклада про колониализм, что тоже достойно внимания.
Поразительно, что столь трезвый анализ произведен человеком, который отталкивался от Гегеля и Соловьева. Тогда как подавляющее большинство идущих от этих «идеалистов» заходят в тупик бессмысленной болтовни, спекулятивного словоблудия «ни о чём». Неудивительна, что Кожевникова не очень хвалят в России. Где большинство «хфилозофов» - это гегелевское подобие гоголевского Фомы Брута. Зато французские интеллектуалы Кожева оценили, а Ф.Фукуяма прославил его имя, объявив источником идей для «Конца истории».

По случаю, полистал эту книгу с послесловием вездесущего Руткевича («наш пострел везде поспел»). Не нашел практически ничего интересного за исключением нескольких фраз. Если Моррас умер уже во всех смыслах у себе на родине, то зачем нужно было переводить и издавать это старье в России. Да и нее повезло Моррасу с продолжительностью жизни – умер он слишком поздно, в поражении и унижении как Петен.
Конечно, политическая и идеологическая позиция старика представляет некоторый интерес. Он выступал против врагов-захватчиков, против сумятицы и раскола. Но был болтуном и путаником как многие правые, и даже несмотря на свою правоту. Как высказался о нем другой несчастный коллаборационист Дриё ла Рошель: «Моррас видел истину, но не боролся за нее». Плохо они боролись за свою позицию и после раскола страна оказалась почти под полной духовной властью аморальных леваков.