Рецензии на книги издательства «Праксис»

Мемуары идейного революционера, который в подробностях описывает исторические события свидетелем которых он был. Среди прочего в книге освещается: Зиновьев у руководства Петроградом, голод (во Франции и Германии тоже недоедают), первые расстрелы инакомыслящих, самоубийства разочаровавшихся революционеров, спасение Троцким Петрограда, провалившиеся революции в Испании и Германии, события в Венгрии, Болгарии, Эстонии, Китае, интернационалы: кто приезжал на съезды, кто какую позицию защищал (автор по ходу повествования перечисляет уйму фамилий революционеров, политиков, писателей тех времен, интересно параллельно гуглить и читать как сложилась их судьба), разделение бывших революционеров на "верных генеральной линии партии" и "оппозиционеров", и дальнейшая расправа с последними, начало голода, аресты, ссылки и расстрелы за "саботаж", "контрреволюционную деятельность", выдуманные "заговоры" обычных людей во времена коллективизации и индустриализации, судьбы писателей и поэтов в условиях цензуры (Горький, Есенин, Маяковский, Пильняк и др.), опыт пребывания в тюрьмах, на допросах, в ссылках, убийство Кирова и последующий террор, уровень жизни на контрасте в Брюсселе, революция в Испании и роль ОГПУ, паника бельгийцев и французов в преддверии войны, захват Гитлером Чехословакии, капитуляция Франции, нападение Гитлера на СССР и многое другое.
Читается увлекательно, но тяжеловато. Просто как развлекательное чтиво не сгодится, нужен подлинный интерес к той эпохе, к истории СССР.

Увидев рецензии, оставленные на эту книгу другими пользователями, и решил на скорую руку написать собственную.

Эта книга представляет собой небольшое исследование, посвящённое, прежде всего, французской интеллигенции. Моррас пишет о том, как менялись общественные функции этого класса, его значение и т.п. Упоминаемые в книге персоны и события (а таковых немало), не описываются развернуто, что обусловлено временем и целями написания этой работы.

Нам же, современным читателям, не имеющим ни исторического, ни литературоведческого образования, имена и названия, о которых говорится в книге, ничего не скажут. Отсюда неизбежные отзывы неудовлетворенных читателей: "Без подготовки книжку читать не стоит. Не зря она у меня столько лежала непрочитанной". Читая подобные отклики, понимаешь, что не зря советские издания снабжались аннотациями типа: "Книга предназначается для ...".

И эту небольшую книжицу стоит читать только в том случае, если вам уже известна как история Франции, так и история её литературы. Но помимо этого вам должна быть интересна политическая философия, начиная с её античных истоков, заканчивая доктринами Муссолини и Гитлера.

"Если Моррас умер уже во всех смыслах у себе на родине, то зачем нужно было переводить и издавать это старье в России", - а зачем археологу окаменелости? И может ли история "умереть во всех смыслах", если остались свидетельства о ней? Ответы, я думаю, очевидны.

Вторая часть книги - кратким очерком-послесловием Руткевича о Ш. Моррасе. Эту часть книги можно было сделать меньше, а освободившееся место заполнить теми работами Морраса, о которых говорит Руткевич (к слову, эссе "Будущее интеллигенции" в послесловии практически не упоминается).

И ещё несколько слов об отзывах интернет-пользователей. "Не нашел практически ничего интересного за исключением нескольких фраз", "ряд интересных цитат перемешано с очень странными мыслями", - не устану повторять одну и ту же мысль - оригинальность произведения зависит от оригинальности интерпретатора.

Не могу сказать, что Юнгер сообщает о мысли Ницше что-то существенно новое.

Первая половина книги, вплоть до разделов о Вечном Возвращении и Воли к Власте, содержит в себе анализ куда более глубокий, затем же, то ли вследствие перевода, то ли в силу изъянов слога исходного текста, мысль словно начинает захлебываться в себе самой, страдая от излишней академичности, витиеватости, самоповторения и некоторой самоочевидности. Как пример:

В таком человеке вновь должен проявиться избыток, совсем уже утраченный среди гигантского процесса эксплуатации. "Солидарность колес" ничего не приносит; она только расходует. Высокий человек - теперь это очевидно - не барабанщик исторических эпох, не движитель и укротитель масс, не возбудитель самых мощных и оглушительных действий. Это скорее дело вулканов, к которым Ницше относится с отвращением.

Это точно не набор случайно сгенерированных предложений? Вроде бы совсем уж в дурном стиле изложения за подобное обвинить нельзя, но какая ещё, чёрт побери, солидарность колёс? Барабанщик эпох? Дело вулканов? Вероятно, дело всё же в излишне буквальном переводе. Продираться сквозь неуклюжий слог, пытаясь усмотреть за ним содержание, довольно непросто, учитывая, что ближе к концу автор даже не считает нужным разбивать текст на абзацы.

Вообще хороший тон для любого мыслителя — для начала дать дефиниции терминам, на которых строится работа. Юнгер же никак не проясняет свою трактовку ключевых терминов Ницше — Воли и Власти, понимать которые можно самым различным образом. Впрочем, в любом случае оптику для анализа Ницше Юнгер предоставляет отменную, хотя бы в силу того, что это не анализ академического философа, а по сути апология Ницще мыслителем, близким Ницше по духу.

Автор підходить до проблематики соціальних змін з позицій неогегельянства та німецької філософської антропології. Таким чином, згідно з його баченням, революція справа така ж невідворотня, як і дві революції зліва - буржуазна і пролетарська. Революція справа - відповідь на оформлене пролетаріатом індустріальне суспільство, як пролетарська революція - відповідь на класове. В данному випадку, антитезою індустріального суспільства є народ (не плутати з буржуазним поняттям нації). З точки зору індустріального суспільства народ - це ніщо, але для майбутнього народ це все. І що було нічим, те стане усім. Народ повністю перпендикулярний індустріальному суспільству, його не варто плутати просто зі спільним напрямком суспільних інтересів. Завдання революції справа дати відповідь на питання, кому належить техніка та індустрія. Метод і основа цієї революції - це емансипація держави, звільнення її від підпорядкованого положення слугування інтересам суспільних груп та економіці. Знову ж таки, мова не про національну державу, яка є протилежністю революції. Я би додав від себе, що, іншими словами, йдеться про чітке відокремлення державної сфери, від усіх інших сфер суспільного життя. Революція проти індустріального суспільства не просто проходить через державу, вона і здійснюється державою. Тільки у формі держави народ стає власним господарем, господарем свого простору і майбутнього. До цього моменту була тільки передісторія, після революції справа почнеться справжня історія людства.

Теоретик не может сделать больше, нежели сохранение понятий и называние вещей своими именами.
Карл Шмитт

В принципе, на любое явление окружающей действительности можно посмотреть с точки зрения философского осмысления проблемы, с точки зрения сущности объекта исследования. И партизан не исключение.
Партизан впервые состоялся и был признан, по мнению автора, в современном нам понимании, в период наполеоновских войн (испанская герилья 1806-13 гг. и Отечественная война в России 1812 года). С тех пор партизан прошел длинный путь развития от "плута с большой дороги" до "фигуры мирового духа", о котором писали многие выдающиеся исторические деятели.
Партизан сыграл решающую роль во многих исторических событиях, придавая им не линейность регулярности, но глубину иррегулярности.
Четыре основных признака партизана, о которых говорил автор 50 лет назад, не утратили своей актуальности и в наше время, не смотря на коррективы, которые внес в нашу жизнь технический прогресс, изменивший, по мнению автора, многие понятия и создавший предпосылки как для дальнейшего развития, так и для полного упразднения данного явления.
#НонФикшн2017

Профессор Чикагского университета Лео Штраус считается родоначальником американской неоконсервативной идеологии. Родился этот политический мыслитель в Германии в 1899 году, затем жил во Франции и Англии, пока, наконец, не осел в США, получив приглашение от расположенной в Нью-Йорке Новой школы социальных исследований. Основными работами Лео Штрауса, в которых была изложена его политическая концепция, являются «Естественное право и история», «Введение в политическую философию» и «О тирании».
Степень доктора философии Штраус получил ещё в Германии, где являлся учеником известного консервативного политического философа Карла Шмитта. Кроме работ своего учителя, Штраус изучал произведения Фридриха Ницше, Артура Шопенгауэра, Мартина Хайдеггера и других классиков европейской философии. Вдумчивое чтение и толкование произведений различных мыслителей вообще можно назвать излюбленным методом Штрауса. При этом он считал, что в каждом философском произведении содержится два уровня письма – эзотерический, предназначенный для узкого круга читателей-толкователей, и экзотерический, доступный всем. Представление о «двуслойной» структуре любой теории или системы идей сыграет важную роль в дальнейшем развитии неоконсервативной идеологии.
Что касается конкретных влияний различных философов на мировоззрение Лео Штрауса, то для понимания генезиса неоконсерватизма необходимо выделить следующие. Прежде всего, из учения Платона Штраус вынес представление об идеальном устройстве государства. Согласно Платону, на вершине властной пирамиды должны находиться философы, уровнем ниже – воины, обеспечивающие силовую поддержку управленческих функций философов, а ещё ниже в социальной пирамиде находятся все остальные граждане, выступающие, таким образом, не субъектами, а объектами управления. Главным средством управления массами являются специально созданные для этого мифы, теории и идеи. При этом самим философам вовсе не обязательно верить в эти мифы, они вполне могут осознавать, что за ними ничего нет, и они лишь прикрывают невозможность истинного познания мира и отсутствие безусловных ценностей. А массам это знать не обязательно, ибо вынести бремя агностицизма и ценностного нигилизма им обычно не под силу. Именно способность жить в таком «голом» мире отличает интеллектуальную аристократию от плебса.
В этом пункте Штраус отошёл от основной линии развития европейской консервативной мысли, ибо хотя ей тоже были присущи антиэгалитаристские тенденции, всё же консерваторы обычно верили в истинность пропагандируемых ими ценностей и идей. Можно предположить, что представление о «ничто», скрытом системами метафизики и этики, Штраус взял у Мартина Хайдеггера, уделявшего большое внимание деконструкции европейской метафизической традиции и постулировавшего исчезновение связи с подлинным бытием в современной европейской культуре. Подлинное бытие – это и есть «ничто», а всё, что составляет содержание мировоззрения обычного европейца, есть лишь «тени на стене», порождённые метафизикой. Истинное же знание доступно лишь философам и поэтам.
Деление людей на философов, знающих истину и способных благодаря этому управлять массами, и плебс, пребывающий в заблуждениях и нуждающийся в руководстве, неизбежно ведёт к признанию двойной морали. И здесь мы фиксируем явное влияние на Штрауса философии Фридриха Ницше, который не только постулировал наличие особой «морали господ» и «морали рабов», но и выводил из этого деление людей на «высших» («сверхлюдей») и «низших». Однако если, по Ницше, традиционные системы морали (в частности, христианская) есть лишь сознательная ложь «господ» для управления массами, то из этого следует крайняя степень релятивизации этики и метафизики. Постулируемые ими идеи и ценности есть лишь прикрытие, меняющееся от эпохи к эпохе, а первичной и единственно подлинной реальностью является экзистенциальная жизненная стихия, принципиально иррациональная и инстинктивная. Ещё ценимый Штраусом Шопенгауэр говорил, что базовым инстинктом поведения человека в этой иррациональной стихии является не разум, а воля. А Ницше предлагает важное уточнение – не просто воля, а воля к власти. Поэтому и в области политики, которая есть сфера управления общественными процессами, человек должен руководствоваться исключительно волей к власти, а не какими-то абстрактными принципами, необходимыми лишь для прикрытия его действий в глазах масс.
Первым действием политика должно быть различение друзей и врагов, ибо конституирование врага есть в то же время и конституирование самого себя через формирование собственной идентичности. И в парадигме «друг-враг» политик и должен действовать в дальнейшем. Здесь проявилось влияние политической философии Карла Шмитта, как и в убеждении Штрауса в преимуществе иерархической структуры общества.
Таким образом, идейные истоки неоконсервативной теории Штрауса лежат в различных философских концепциях, в которых европейский консерватизм черпал своё вдохновение. Поэтому его политическую философию саму по себе сложно назвать оригинальной. Вероятно, если бы Лео Штраус остался в Европе, он не стал бы родоначальником новой идеологии консервативного типа. Однако перемещение в США привело к тому, что мыслитель оказался в принципиально ином социо- и политикокультурном контексте. Дело в том, что американский консерватизм формировался в эпоху развитых буржуазно-капиталистических отношений и не нёс в себе симпатий к добуржуазно-феодальным общественным отношениям. Классические консерваторы отстаивали ценности, которые деятели европейской консервативной революции назвали бы чрезмерно либеральными и демократическими. Например, классический европейский консерватизм проповедовал элитаризм, а идеология американских консерваторов была в целом эгалитаристской.
И Лео Штраус предпринимает попытку синтезировать своё сформированное в Европе мировоззрение с идеологией американских консерваторов, соединяя, таким образом, два фундаментальных идейных блока. С одной стороны, это аристократизм эзотерического характера, воинственный дух, стремление к империализму и политическому господству. А с другой, либеральный демократизм, индивидуализм, личная свобода и прагматизм. Отсюда политическая философия Штрауса, лёгшая в основу идеологии его учеников-неоконсерваторов, это синтез европейского консерватизма с либерально-демократическим мессианизмом.