Опубликовано: 7 сентября 2011 г., 21:23 Обновлено: 5 ноября 2016 г., 00:41
90K
Любимые стихи — стр. 4
Лично я очень люблю стихи, и надеюсь, что не я одна. Проза - прозой, но иногда бывает очень в тему и под настроение обратиться и к поэзии.
Предлагаю в этой теме делиться своими любимыми стихами. Не важно классика, или современные малоизвестные поэты, главное, чтобы лично вам нравилось. Также, на всякий случай замечу, что не стоит себя ограничивать и выбирать один какой-нибудь самый любимый стих. Можно добавлять столько, сколько хочется.
В общем, предлагаю сделать из этой темки сборник самых разных хороших стихотворений, в который будет всегда приятно заглянуть и открыть для себя что-нибудь новое и близкое.
Комментарии 1541
Только корневые
...Но вот зима,
и чтобы ясно было,
что происходит действие зимой,
я покажу,
как женщина купила
на рынке елку
и несет домой,
и вздрагивает елочкино тело
у женщины над худеньким плечом.
Но женщина тут, впрочем,
ни при чем.
Здесь речь о елке.
В ней-то все и дело.
Итак,
я покажу сперва балкон,
где мы увидим елочку стоящей
как бы в преддверье
жизни предстоящей,
всю в ожиданье близких перемен.
Затем я покажу ее в один
из вечеров
рождественской недели,
всю в блеске мишуры и канители,
как бы в полете всю,
и при свечах.
И наконец,
я покажу вам двор,
где мы увидим елочку лежащей
среди метели,
медленно кружащей
в глухом прямоугольнике двора.
Безлюдный двор
и елка на снегу
точней, чем календарь нам обозначат,
что минул год,
что следующий начат.
Что за нелепой разной кутерьмой,
ах, Боже мой,
как время пролетело.
Что день хоть и длинней,
да холодней.
Что женщина...
Но речь тут не о ней.
Здесь речь о елке.
В ней-то все и дело.
© Юрий Левитанский
/Yuriy Levitanskiy/
Ее глаза на звезды не похожи,
Нельзя уста кораллами назвать,
Не белоснежна плеч открытых кожа,
И черной проволокой вьется прядь.
С дамасской розой, алой или белой,
Нельзя сравнить оттенок этих щек.
А тело пахнет так, как пахнет тело,
Не как фиалки нежный лепесток.
Ты не найдешь в ней совершенных линий,
Особенного света на челе.
Не знаю я, как шествуют богини,
Но милая ступает по земле.
И все ж она уступит тем едва ли,
Кого в сравненьях пышных оболгали.
130 сонет Шекспир (пер.Маршак)
Концерт Сарасате
Александр Вертинский
Ваш любовник скрипач, он седой и горбатый.
Он Вас дико ревнует, не любит и бьет.
Но когда он играет «Концерт Сарасате»,
Ваше сердце, как птица, летит и поет.
Он альфонс по призванью. Он знает секреты
И умеет из женщины сделать «зеро»...
Но когда затоскуют его флажолеты,
Он божественный принц, он влюбленный Пьеро!
Он Вас скомкал, сломал, обокрал, обезличил.
Femme de luxe он сумел превратить в femme de chambrc.
И давно уж не моден, давно неприличен
Ваш кротовый жакет с легким запахом амбр.
И в усталом лице, и в манере держаться
Появилась у Вас и небрежность, и лень.
Разве можно так горько, так зло насмехаться?
Разве можно топтать каблуками сирень?..
И когда Вы, страдая от ласк хамоватых,
Тихо плачете где-то в углу, не дыша, —
Он играет для Вас свой «Концерт Сарасате»,
От которого кровью зальется душа!
Безобразной, ненужной, больной и брюхатой,
Ненавидя его, презирая себя,
Вы прощаете все за «Концерт Сарасате»,
Исступленно, безумно и больно любя!..
*****
Надо было поостеречься.
Надо было предвидеть сбой.
Просто Отче хотел развлечься
И проверить меня тобой.
Я ждала от Него подвоха –
Он решил не терять ни дня.
Что же, бинго. Мне, правда, плохо.
Он опять обыграл меня.
От тебя так тепло и тесно…
Так усмешка твоя горька…
Бог играет всегда нечестно.
Бог играет наверняка.
Он блефует. Он не смеется.
Он продумывает ходы.
Вот поэтому медью солнце
Заливает твои следы,
Вот поэтому взгляд твой жаден
И дыхание – как прибой.
Ты же знаешь, Он беспощаден.
Он расплавит меня тобой.
Он разъест меня черной сажей
Злых волос твоих, злых ресниц.
Он, наверно, заставит даже
Умолять Его, падать ниц –
И распнет ведь. Не на Голгофе.
Ты – быстрее меня убьешь.
Я зайду к тебе выпить кофе.
И умру
У твоих
Подошв.
Вера Полозкова
БЕССМЕРТНЫЙ
Поймав кураж, отринув ложь, не растеряв запас сноровки, ты в дом повешенного вхож, где речи - только о веревке, о чёрном струпе языка, похабно вылезшем из глотки; ещё о том, что мало водки, и том, что ночь наверняка уже не станет белым днём, досужей выдумкою зрячих; и жизнь уютней кверху дном, пусть кто-то думает иначе, пусть кто-то думает о том, как было здорово при свете; но наступает Время Йети, входящего без стука в дом...
Хоть говорил великий Ом про значимость сопротивленья, но - подгибаются колени, когда заходит Некто в дом; когда заходит Некто в дом, ища ягнёнка на закланье, и пахнет гнилью и дождём его свистящее дыханье; Колгейтом чищены клыки, на лбу тату из трёх шестёрок; он приближается, как морок несочинившейся строки; и нет спасения уже, как рыбе, брошенной на сушу; и кошки - те, что на душе скребли - вконец порвали душу.
Но всё не так. И жизнь - не та. И нет на авансцене монстра... - лишь смайл Чеширского Кота, причуда графа Калиостро; и в дом вторгается рассвет, невыносимый сгусток красок - сигналом для срыванья масок, видений, снов и эполет. Но мысли, что не рады дню, одновалентны и преступны... Любовь, что сгнила на корню, распространяет запах трупный. И, перебрав десятки вер, стремясь то в ангелы, то в черти, ты знаешь:
жизнь
печальней смерти,
мой друг, бессмертный Агасфер.
/Александр Габриэль/
От пьесы огрызочка куцего
Достаточно нам для печали,
Когда убивают Меркуцио --
То все еще только в начале.
Неведомы замыслы гения,
Ни взгляды, ни мысли, ни вкус его --
Как долго еще до трагедии,
Когда убивают Меркуцио.
Нам много на головы свалится,
Уйдем с потрясенными лицами...
А первая смерть забывается
И тихо стоит за кулисами.
У черного входа на улице
Судачат о жизни и бабах
Убитый Тибальдом Меркуцио
С убитым Ромео Тибальдом.
Олег Ладыженский
ЮННА МОРИЦ
***
Не бывает напрасным прекрасное.
Не растут даже в чёрном году
Клён напрасный, и верба напрасная,
И напрасный цветок на пруду.
Невзирая на нечто ужасное,
Не текут даже в чёрной тени -
Волны, пенье, сиянье напрасное
И напрасные слёзы и дни.
Выпадало нам самое разное,
Но ни разу и в чёрных веках -
Рожь напрасная, вечность напрасная
И напрасное млеко в сосках.
Дело ясное, ясное, ясное -
Здесь и больше нигде, никогда
Не бывает напрасным прекрасное!
Не с того ли так тянет сюда
Сила тайная, магия властная,
Звёздный зов с берегов, облаков -
Не бывает напрасным прекрасное! -
Ныне, присно, во веки веков...
1979
Я люблю счастливый случай,
Я люблю везучий день,
Я мечтаю быть живучей.
Не висеть на волоске!
Ради этого годами
Мне, как видите, не лень
Переписываться с вами
Хворостинкой на песке.
Если нет воображенья
И терпенья ни на грош,
От такого напряженья
Невзначай с ума сойдешь
И в плохое окруженье
Попадешь как дважды два!
Вообще-то быть поэтом –
Надо много вещества!
Юнна Мориц
Иисус появляется в Нью-Йорке
Приходит на какое-то TBS
Молодой человек
С глазами цвета мертвого
Мяса
Говорит
Как же, я помню,
Конечно, помню
Гуд и йес
Пилот Вашего шоу
В пятницу
В субботу
Цифры неубедительны
Смотрите, мы проиграли
Основным конкурентам
Но мы помним о Вас
Конечно, помним
Иисус улетает в Москву
Превращает воду
В горячую воду
Воскрешает Лазаря Кагановича
Попадает на первую
Полосу
Ежедневника Смерть
Ходит из студии
В студию
Исчезает
Иисус приезжает в Пекин
И сразу же уезжает
Иисус не посещает
Багдад
Амстердам
Париж
И Дамаск
У Иисуса новенький Мак
Он понимает
Где его уже не бывает
На Голгофе Иисус
Раздает пару автографов
Старик с вздохом,
Унылым, как мертвое море
Говорит
Старик, с твоим имиджем
В семидесятые
Ты был бы в фаворе
Иисус оседает в Нечерноземье
Женится
Строится
На Троицу рождается тройня
А Страшный Суд
Неспешно идет
Скажем, в Хамовниках
Никто и не обещал,
Что все будет быстро
И ровно
Суд шаркает и cпотыкается
Как воскресший старик
Несущий под мышкой
Свою книгу книг
Мертвое море московских глаз
Зеленой волной накрывает нас
/begle/
Сообщает на родину автор письма,
путь до половины пройдя земной:
жизни цель предельно ясна –
жить! и не умирать любой ценой.
Даже когда оболочка в петле висит,
от свинцовой дули в башке регресс,
Брест-Литовск постыдный, любой Тильзит
откажись подписывать наотрез.
В свой черед каждый из нас иван ильич,
будь хоть трижды он олег кошевой,
говорил мне одышливый старый хрыч,
динозавр легендарный, кадавр живой.
Но пока ерепенюсь еще, гоношусь,
крылышкую надорванной вязью жил,
всем оскалом за воздух и свет держусь,
потому как сам для себя решил.
Запах липы в моем палисаде густ.
Ослепительна неба голубизна.
Черный дрозд оживляет самшита куст
в заключительной строчке его письма.
/Григорий Петухов/
Я думаю обо всем сразу.
О ближайшем будущем. Как правило, ничего хорошего.
О далеком прошлом, населенном тенями прошлого.
А на углу Ленинского проспекта и улицы Дмитрия Ульянова по ночам стоит баба, приятная моему глазу.
Я думаю обо всем сразу.
Никак не могу сделать выбор.
Необязательно правильный. Хоть какой-нибудь.
Стоит только закрыть глаза — трое в комнате:
Президент Российской Федерации,
премьер-министр Российской Федерации
и какой-то неизвестный мне пидор.
Никак не могу сделать выбор.
Погружаюсь в реку времени с головою.
Глубже, глубже. Только это не река, а болотце.
Много раз я хотел бросить все и жить как придется.
Но для этого нужна огромная сила воли.
Просто невероятная для меня сила воли.
/Ян Шенкман/
Я хочу стать маньяком, социально опасным типом.
Буду торчать у школы, ловить румяных подростков
Или же стариков – мрачных, седых, как Антипов.
Или таких, как Стогов – лысых и низкорослых.
Я стану героем дня в передаче «Экстренный вызов»;
Газеты «Твой день» и « Жизнь» украсит мой фоторобот.
Пусть самосуд обывал надо мною, как поезд, близок,
Пусть пожызняк мне носить тюремную робу.
Но я никогда не буду стоять холуем в «Связисте» ;
Ни за что не стану менчендайзером в «Красном Кубе»,
Подавальщиком в «Чайной ложке» ,торчком на «Систе»,
Колбасером на «Open Air», объебосом в мажорском клубе.
Что – мне , может, в штанах с мотней тереться по лофтам,
С чашкой и кексом в «Эрарте» сидеть с макбуком,
Под « Cнееs People» кивать безмозглой своей головкой,
Обниматься с Арсением «Падлой» , как с лучшим другом?
Или выйти , что ль , на район – отжимать айпады,
Тонконогую хипстерню за мотню на жопе хватая;
Или с трусливых панков гопстопить куртки и гады,
А еще лучше – деньги с выходцев из Китая.
Никогда я не стану искать старух по газете
Или часами пасти их возле «Полушки»,
Чтобы сесть на хвост, пропалив на детей, соседей
С целью отнять их добро посредством подушки.
Они и так скоро сдохнут – чего тратить время даром.
Мой конек – это дети не старше 6-го класса.
Я хочу стать маньяком – безжалостным санитаром
Биомусора и некачественного мяса.
А еще я люблю стариков – с удвоенной силой –
Больше за ум, разумеется , чем за тело.
Особенно хорошо из них удается мыло.
Для нас, санитаров, мыло – первое дело.
/Наташа Романова/
Сады Души
Сады моей души всегда узорны,
В них ветры так свежи и тиховейны,
В них золотой песок и мрамор черный,
Глубокие, прозрачные бассейны.
Растенья в них, как сны, необычайны,
Как воды утром, розовеют птицы,
И — кто поймет намек старинной тайны?
В них девушка в венке великой жрицы.
Глаза, как отблеск чистой серой стали,
Изящный лоб, белей восточных лилий,
Уста, что никого не целовали
И никогда ни с кем не говорили.
И щеки — розоватый жемчуг юга,
Сокровище немыслимых фантазий,
И руки, что ласкали лишь друг друга,
Переплетясь в молитвенном экстазе.
У ног ее — две черные пантеры
С отливом металлическим на шкуре.
Взлетев от роз таинственной пещеры,
Ее фламинго плавает в лазури
Я не смотрю на мир бегущих линий,
Мои мечты лишь вечному покорны.
Пускай сирокко бесится в пустыне,
Сады моей души всегда узорны.
Николай Гумилев
Ниоткуда с любовью, надцатого мартобря,
дорогой, уважаемый, милая, но неважно
даже кто, ибо черт лица, говоря
откровенно, не вспомнить, уже не ваш, но
и ничей верный друг вас приветствует с одного
из пяти континентов, держащегося на ковбоях;
я любил тебя больше, чем ангелов и самого,
и поэтому дальше теперь от тебя, чем от них обоих;
поздно ночью, в уснувшей долине, на самом дне,
в городке, занесенном снегом по ручку двери,
извиваясь ночью на простыне --
как не сказано ниже по крайней мере --
я взбиваю подушку мычащим "ты"
за морями, которым конца и края,
в темноте всем телом твои черты,
как безумное зеркало повторяя.
* * *
Жилось мне весело и шибко.
Ты шел в заснеженном плаще,
и вдруг зеленый ветер шипра
вздымал косынку на плече.
А был ты мне ни друг, ни недруг.
Но вот бревно. Под ним река.
В реке, в ее ноябрьских недрах,
займется пламенем рука.
"А глубоко?" - "Попробуй смеряй! -
Смеюсь, зубами лист беру
И говорю: - Ты парень смелый,
Пройдись по этому бревну".
Ого - тревоги выраженье
в твоей руке. Дрожит рука.
Ресниц густое ворошенье
над замиранием зрачка.
А я иду (сначала боком),-
о, поскорей бы, поскорей!-
над темным холодом, над бойким
озябшим ходом пескарей,
А ты проходишь по перрону,
закрыв лицо воротником,
и тлеющую папиросу
в снегу кончаешь каблуком.
1957
Белла Ахмадулина
Нарисуй, дружок, голубое небо,
там, где пасха мёртвых под снегом белым,
где свернулся ёжиком деда Глеба,
и бабуля Маша совсем истлела.
Нарисуй, дружок, на заборе горе,
на заборе горе в пределах стужи,
это ничего, что слеза во взоре,
если не заплакать – гораздо хуже.
Напиши, дружок, на своей печали,
как они живые тебя встречали,
как они на солнышке летнем грелись
под широколиственный мерный шелест,
как он гладил ей бронзовые руки,
как он говорил ей: "Моя Маруся",
как всё пела бабушка: "Летят утки..."
Будь оно всё проклято, и два гуся
/Д. Мельников/
Та,
которая
на пол упала
котлета,
наполовину
была поета.
Ту,
на которую
мама ее поменяла,
придется опять
начинать с начала.
***
И нету большей радости,
Хочу я вам сказать,
Чем в семечек пакетике
Орешек отыскать.
***
Играя в машинки, в песке, на дорожке,
(А это я очень люблю!)
Всегда представляю себе понарошке,
Что я там внутри, и рулю!
Йегуда Атлас (перевод yulkar)
Жак Превер
Как нарисовать птицу
Сперва нарисуйте клетку с настежь открытой дверцей,
затем нарисуйте что-нибудь
красивое и простое,
что-нибудь очень приятное и нужное очень для птицы;
затем в саду или в роще
к дереву полотно прислоните,
за деревом этим спрячьтесь, не двигайтесь и молчите.
Иногда она прилетает быстро и на жердочку в клетке садится.
иногда же проходят годы -
и нет птицы.
Не падайте духом, ждите,
ждите, если надо, годы, потому что срок ожиданья, короткий он или длинный,
не имеет никакого значенья для успеха вашей картины.
Когда же прилетит к вам птица (если только она прилетит),
храните молчание, ждите, чтобы птица в клетку влетела;
и, когда она в клетку влетит, тихо кистью дверцу заприте,
и, не коснувшись не перышка, осторожненько клетку сотрите.
Затем нарисуйте дерево, выбрав лучшую ветку для птицы,
нарисуйте листву зеленую, свежесть ветра и ласку солнца,
нарисуйте звон мошкары, что в горячих лучах резвится,
и ждите, ждите затем,
чтобы запела птица.
Если она не поет - это плохая примета,
это значит, что ваша картина совсем никуда не годится;
но если птица поет - это хороший признак,
признак, что вашей картиной можете вы гордиться
и можете вашу подпись поставить в углу картины
вырвав для этой цели перо у поющей птицы.
Жак Превер
Смотритель маяка очень любит птиц
Тысячи птиц летят на огонь
тысячи слепнут тысячи бьются
тысячами погибают птицы
тысячи трупиков остаются
И смотритель не может все это стерпеть
не может смотреть как гибнут его любимцы
Да пропади оно пропадом!
он говорит
И гасит маяк
И маяк не горит
А в море корабль налетает на риф
корабль плывущий из тропических стран
корабль везущий тысячи птиц
тысячи птиц из тропических стран
Тысячи тонущих птиц
у меня стихотворение в прозе.Пусть будет)
Полмира в волосах
Позволь мне долго-долго вдыхать запах твоих волос, погрузиться в них всем лицом, словно истомленный путник, что припадает к воде ручья, и встряхивать их, словно душистое покрывало, чтобы в воздухе рассыпались воспоминания.
Если бы ты знала обо всем, что я вижу! обо всем, что я чувствую! обо всем, что я слышу в твоих волосах! Моя душа странствует среди ароматов, как души других людей — в звуках музыки.
В твоих волосах — воплощенная мечта, что заключает в себе паруса и снасти, и огромное море, чьи ветры уносят меня в чудесные земли, где пространство еще более синее и глубокое, где воздух благоухает ароматами фруктов, листьев и человеческой кожи.
В океане твоих волос я смутно различаю далекий город, полный меланхолических напевов, крепких сильных людей всех наций и кораблей самых разных форм, что врезаются своими тонкими и причудливыми очертаниями в распахнутые небеса, где нежится вечное лето.
Чувствуя ласку твоих волос, я вновь обретаю всю истому долгих часов, проведенных на диване в каюте прекрасного корабля, убаюкивающих почти незаметным покачиванием на волнах гавани, среди цветов в вазах и сосудов с ледяной водой.
В знойном пекле твоих волос я вдыхаю запах табака, смешанного с опиумом и сахаром; в ночи твоих волос я вижу сияющую бесконечность тропической лазури; на мягких берегах твоих волос я опьяняюсь смешанными запахами смолы, мускуса и кокосового масла.
Позволь мне долго кусать твои тяжелые черные косы. Когда я покусываю твои волосы, упругие и непокорные, мне кажется, что я ем воспоминания.
Шарль Бодлер