Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Глава 3
Ветра не было. Алексей Басманов гнал своего коня тугим хлыстом, заставляя его быстрее мчаться по дороге. Воевода задержался в Слободе, раздавая поручения по приказам. Прибыли новые люди в царское служение. Как человек ратный, Басманов отдавал короткие приказания, с которыми прибывшим стоило управиться до его возвращения, а там уж можно было и обстоятельнее дела толковать. Хоть Алексей и старался быть кратким, он упустил много времени в изъяснениях и оттого и спешил пуще прежнего в усадьбу, где, по доносам, затаился изменник-казнокрад. Князь был признан, не без голоса и самого Алексея, виновным в тяжких грехах, и прегрешения эти было должно искупить.
«Ох и служба наша тяжкая…» – думалось Басману, пока мчался он сквозь заснеженную тропу.
Конь пробивал своими широкими копытами дорогу, Алексей же читал следы недавних всадников. Видимо, поспеет на подмогу ратным друзьям своим. Вдали слышались крики, и в безветренном морозном воздухе поднимались две ленты сиреневого дыма. Уже издалека Алексей увидел, как на горизонте, заваленном белым снегом, вырисовываются чёрные зубья ворот усадьбы, куда он держал путь. Чем ближе подъезжал воевода, тем лучше его старые, но всё ещё зоркие и ясные глаза высматривали ту разруху, что говорила о разгоревшемся бое.
Ворота выбиты, и почерневшие щепки от них валялись по всему полю битвы. Снег испачкался кровью и гарью. На полном ходу Басман оголил саблю и бросился рубить изменников, что противились воле царской. Откуда-то раздались громкий взрыв и треск, перепугавшие коня под Алексеем. Животное встало на дыбы, открывшись для вражеских копий. Алексей выправил коня и тотчас же спешился, боясь не удержаться в следующий раз.
Едва воевода твёрдо встал на ноги, на него набросились здоровые мужики. Кольчуг у них не имелось, но остолопы были непомерно велики ростом да размахивали молотом с такой силою, что Басман едва успел уклониться. Мигом позже – и не стало бы его на земле. У одного из здоровяков лицо залилось кровью. Полагаясь на какое-то чутьё, он размахивал тяжёлым молотом, не давая и шагу ступить к дверям барского дома.
Выждав, когда мощный удар обрушился в шаге от Алексея, воевода лихо рубанул по плечу мужика. Тот взревел медведем, когда сабля врезалась в его плоть, и тут же схватился крепче за своё оружие, замахиваясь над головой. Алексею хватило сил вырвать саблю из тела своего врага, но воевода усомнился, человек ли перед ним. Отступая назад, Басманов чуть было не споткнулся о тело.
Алексей на мгновение опустил взгляд под ноги, и резкий удар противника пришелся на кисть, выбивая саблю. Басманов зарычал от боли, но его крику вторил и рёв нападавшего. Прежде чем вспышка адского огня в руке утихла немного и помутневший от боли взгляд мог различать фигуры, мужик выронил свой молот на землю, ибо не мог более сжимать его рукоять в своих руках. Когда Алексей понял, что происходит, то не мог уже отвести взгляда. От изумления.
Прямо между ним и здоровым молотоборцем стоял Фёдор. Юноша сутулился, руки крепко сжимали саблю, окрашенную вражеской кровью. Он медленно обходил здоровяка, не сводя с него сурового взгляда, горящего, точно у зверя какого. Верзила тем временем не мог поднять своего оружия, хотя оно лежало на земле рядом с ним. Алексей напряг глаза и понял, что Фёдор не просто ранил врага, а отрубил ему два пальца.
Юноша не сводил взгляда с громилы. Фёдор поводил плечами, лицо скрывалось за чёрными волосами, в которых осела сажа, со слипшихся прядей капала кровь. Едва мужик нашёл в себе силы поднять голову, вмиг Фёдор подлетел к нему и в один удар пронзил насквозь. Доставая свою саблю из тела поверженного, он упёрся ногой в плечо, и Алексей заметил, что сапог на икре сына рассечён, открывая глубокую рану.
Лишь после того, как Фёдор прикончил врага, он обернулся к отцу, резким движением стряхивая кровь с ледяной стали своей сабли. Отец и сын, обменявшись лишь короткими кивками, бросились к остальным воинам, что рвались в барский дом. Усадьбу защищали отчаянно, оттого слуги государя точно почуяли сладостную наживу. Оборона редела с каждым ударом, люди падали замертво на крыльце, и через несколько минут ворота в дом изменника были выбиты.
Под расписными сводами царила тишина. Государь сидел в глубоком кресле в своём мрачном монашеском одеянии и подпирал голову рукой, чуть заметно постукивая пальцем по щеке. Взгляд, пронзительный и сосредоточенный, чуть заметно перемещался. Наконец Иоанн глубоко вздохнул, и, поджав губы, подался вперёд, протягивая руку к чёрной фигуре коня, и переместил её на доске. Не произнося ни слова, он сложил руки в замок, продолжая глядеть на фигуры, которые выстраивались сложным рисунком на поле. Напротив государя сидел Андрей Курбский, потягивая вино, разбавленное водою. Князь хмыкнул, вытирая усы тыльной стороной ладони. Он чуть нахмурил брови, коснулся белой ладьи, но отвёл руку, оставив фигуру на месте.
– Нет уж! – усмехнулся он, сделав ход пешкой. – Не взять тебе меня. – Иоанн беззлобно тихо рассмеялся.
– И в самом деле… Надеялся, что ты утомился трудами в приказах. Иначе не одолеть мне тебя, – с некоторым сожалением вздохнул Иоанн.
– Труда всё меньше мне достаётся с того времени, как твои воеводы с битв вернулись. Вот на их долю приходится работы немало.
– Ты про Басмановых-то? – спросил царь, вскинув бровь, переставляя ферзя.
Курбский пожал плечами и сделал свой ход:
– И про них тоже.
Иоанн снова усмехнулся, мотая головой.
– Знаю я, что не ладите вы, – произнёс он, продолжая следить за шахматным полем. – Но полно об этом. Нечего вам с ним делить.
– Не в том дело, – вздохнул Курбский. – Ежели я что и ведаю в делах государственных, так это то, что совет держать с Басмановым нельзя. Алёша с сыном славны в бою, этого не отнять. Но держать совет с ними… – Андрей замотал головой.
Иоанн опустил взгляд и тяжело вздохнул.
– Что же думаешь? – тихо спросил царь, взяв фигуру чёрного ферзя и рассматривая его вблизи. – Неужто и они предадут меня?
– Пока кормятся с твоей руки – вряд ли, – ответил Курбский.
От этих слов государь сжал кулак и стиснул зубы, после чего поднял взгляд на своего друга и советника.
– Сколько служит Басман, не было у меня и тени сомнения в нём, – твёрдо произнёс Иоанн.
– Оттого тебя гневят слова мои? – спросил Андрей, сохраняя холодный тон. – Я вижу пользу его на службе твоей. Но не позволяй ему вершить судьбы. Пусть он будет орудием воли твоей, но не более.
Иоанн замотал головой и поднял руку, призывая князя замолчать.
– Делай свой ход.
– Я это и делаю.
– Я не стану закрывать глаза, ежели против Басмановых что и будет, – твёрдо произнёс царь. – Я верю тебе, Андрей, как самому себе. Нет в твоём сердце лукавства и жестокости. Но если Басмановы… – Нельзя, чтобы Басмановы… – тихо произнёс царь, будто говорил слова эти самому себе.
Курбский коротко кивнул, и остаток партии они провели в молчании.
Беспощадные морозы ударили своей когтистой лапой по Русской земле. От ледяного воздуха резало нос при каждом вдохе. Солнце разливало свой бело-калёный свет, и бесчисленное множество искр, что сверкали в толще снега, вторили ему. В воздухе поднимался густой пар, и в солнечных лучах он светился янтарём. Короткие порывы ветра колыхали поднимающийся поток, разрывая его на короткие клочья.
Треск дров, и высеченный с тем короткий сноп янтарных искр. Под чугунным котлом трещали брёвна, и жар от них поднимался вверх в морозном воздухе. Вода бурлила внутри, бросая обжигающие брызги.
Мрачная фигура государя величественно восседала на троне, за которым стояли Андрей Курбский и Басмановы. На царских плечах лежал широкий воротник, подбитый чёрным мехом. Голова государя, покрытая шапкой, оставалась неподвижной, и взгляд его, пустой и равнодушный, был обращён на площадь.
Двое бояр на службе государевой в чёрном облачении волокли под руки изменника. Лицо преступника было избито до неузнаваемости. Приближённые государя улюлюкали и кричали, предвкушая жестокую расправу, сам же царь оставался до удивительного невозмутимым и спокойным.
«Ещё одним подонком станет меньше…»
Иоанн поднял свой взгляд. Ему с возвышения были видны ближайшие терема и переулки, убегающие во все стороны от главной площади столицы.
«Сколько их таится ещё там, в закоулках? А в усадьбах?»
Тяжёлый вздох сорвался с его губ.
«Сколько ни ловить их, всё одно…»
Иоанн уже не смотрел на площадь, где приговорённый орал, из последних сил надрывая сорванное горло, клянясь в своей верности отчизне, пока его приговор зачитывал мужчина с рыжей бородой и широким суровым лицом. Его низкий, грубый голос провозглашал все прегрешения, которые осуждённый отрицал.
Пока царская свита и толпа горожан глядели на площадь, улюлюкая и прикрикивая, Иоанн блуждал взглядом по улицам, ведущим к площади. Его глаза бесцельно и со скукою бродили из стороны в сторону, как вдруг сердце его замерло. Резкий холод, намного страшнее зимней стужи, пробил его насквозь, заставив сжать рукоять своего ножа на поясе. В одном из переулков стояла фигура. Лица государь не видел, её дрожащий, неясный образ мерцал, как и образы, что возникали за ней.
«Как они посмели явиться посреди бела дня?..»
Ужас, охвативший разум Иоанна, отступил, едва он услышал голос, обращённый к нему, но царь не расслышал слов. Государь перевёл взгляд налево, на склонившегося в поклоне Фёдора, который, однако, поднял голову в ожидании ответа.
– Повтори, – тихо бросил Иоанн, глядя на площадь.
– Просил я, государь, не угодно ли вам будет высечь того плута, которого мы с батюшкою привели на суд ваш?
Ни Курбский, ни отец Фёдора не могли слышать его слов.
– Плевать, – отмахнулся царь. – Всё одно, в кипятке ему вариться.
– Да как же так, что всё одно? – юноша удивлённо вскинул брови и схватился за сердце. – Злодея мы изловили по воле вашей. Возносим мы в своих молитвах хвалу небесам, что волю вашу царскую исполняем. Мечи наши кровью окропили, но не по злобе своей, не по слабости, но во имя ваше светлое. Одно нам утешение на службе этой нелёгкой – служение вам, государь великий.
Царь медленно шарил взглядом по тому проулку, где виделись ему образы лукавые, ныне растаявшие в зимнем воздухе.
«Не в вашей воле я… не в вашей!»
Лицо Иоанна озарилось слабой улыбкой, и Фёдор продолжил:
– Неужто в вашем сердце нет той радости, что есть в сердцах наших? Неужто не радостно видеть вам, как враг наш предстаёт перед судом, как грехи свои искупать будет животом своим перед землёй нашей, перед вами, государь?
– Смотрю, Басман, сын твой чего зрелищнее хочет, – слабо ухмыльнулся Иоанн, поднимая свою руку вверх.
Алексей бросил встревоженный взгляд на Фёдора, но выражение лица юноши на время сгладило, если и вовсе не уняло тревогу старого воеводы.
Палач на площади тотчас же заметил жест государя и внимал приказу, который готовился отдать государь.
– Богом клянусь, великий государь! – орал приговорённый. – Богом! Не повинен я в кражах тех!
– Божится он… – усмехнулся Иоанн, мотая головой. – Не хорошо это, нехорошо… Хотя…
Царь прикрыл глаза и глубоко вздохнул. Он чувствовал, как солнце касается его лица, как оно скользит по векам.
Народ замер.
– Хотя как знать мне всю подноготную? – наконец молвил царь. – Не Бог я, такой же грешник.
Царь осенил себя крестным знамением.
– Ты, Малюта, – продолжил государь, обращаясь к своему палачу, – прежде чем в котёл кидать, сними-ка шкуру лукавую эту. Да не торопись, авось покается грешник! Уж будто язычники мы, без покаяния отпускать душу в жизнь вечную!
Курбский бросил презрительный взгляд на Фёдора. Юноша же с любопытством глядел на площадь, ожидая расправы над изменником.
Тем же вечером в Слободе созвал на пир государь воевод и друзей своих. Столы ломились от яств, а холопы едва успевали наполнять чаши вином. Излюбленные дураки и скоморохи в пёстрых потешных одеждах подняли шуму, бегали вокруг стола, распевая свои небылицы, подыгрывая себе.
Песня лилась, громко да задорно. Скоморохи носились и отплясывали по всему залу, боясь приблизиться к царскому трону. Раскатистый смех самого государя разносился под сводами палаты, что приумножало царившее веселье. Воеводы вместе с царём подпевали скоморохам, осушая чашу за чашей. Алексей Басманов выпивал непомерно, предаваясь разудалому застольному духу. Фёдор ничуть не уступал своему отцу, и не раз его резкий звонкий свист велел холопам нести кувшины с вином. Андрей Курбский тоже был на пиру, но взгляд его тяжёлый говорил о большом душевном утомлении.
– За отчизну нашу, за свободную землю нашу от злобы, воровства и измены! – провозгласил Алексей, поднимая чашу над головой. Его богатырская фигура возвышалась в общей суматохе, пока он оглядывал своих соратников торжествующим, но одурманенным вином взглядом. – И за государя нашего, за здравие тела его, за мир и покой в душе его! – добавил Басманов громким басом.
– Аминь! – с широкой улыбкой ответил царь, поднимая свою чашу.
– За государя! – возглашали бояре и воеводы за столом, ударяя со всего размаху свои чаши друг о друга.
Общий гул и гомон не стихали, а нарастали, точно накатывали волнами. Уж и скоморохам за труд их развесёлый, но тяжкий налили сполна. Игра стала резвее литься.
Фёдор удивлённо вскинул брови, слушая разнузданные куплеты. Взгляд юноши тотчас же метнулся на государя, как, впрочем, и взгляды остальных собравшихся за столом государевых ловцов. Царь же пребывал в состоянии неописуемой весёлости. С широкою улыбкой он велел налить смельчакам за работу их. Скоморохи же, точно чувствуя новый прилив сил, продолжали забавлять царя и друзей его, подбегая то к одному, то к другому краю стола, но сторонясь самого государя.
Пёстрые маски выглядывали из-за плеча, порой касались мужчин за столом и тут же отбегали под громкую музыку, что лилась из их инструментов. Один из дураков при дворе в игривом прыжке пристал к Басмановым, резким движением растрепав волосы Фёдора. Юноша усмехнулся и ловко перекинулся через всю скамью, в мгновение сорвал маску со скомороха и легко отскочил назад. Минутное смятение на красном лице холопа сменилось чудаковатой миной. Федя присвистнул и бросился прочь со скоморохами.
– Да куда ж носиться ему, с ногой-то пораненной! – причитал Басманов-старший себе под нос.
Через густые брови видел он, как Фёдор мелькает в круговороте пёстрых тканей, развевающихся лент. Юноша держал маску, отнятую у скомороха, не давая обратно завладеть ею.
– Так это он хромает ещё? – усмехнулся Иоанн, откинувшись назад и скрестив руки, и продолжил наблюдать за этим полубезумным действом.
Алексей громко рассмеялся и махнул рукой в сторону диких игр с шутами и музыкантами.
– Да плевать, пущай бесится! – ответил Алексей, потянувшись к своей чаше.
Царь поднял же свою, продолжая следить мягким притуплённым взглядом за салками. В череде пятен и образов, которые мешались меж собой, Иоанн не мог понять, кто кого догоняет. Казалось, и сами участники этих самобытных игрищ того не ведали. Образ Фёдора стал ясен, едва он выбежал из толпы музыкантов. В руках у него уже была другая маска, и скоморох, которому она принадлежала, пустился бежать следом за Басмановым. На потеху всему пиру они описали круга три в одну сторону и два в другую, с попеременным успехом касаясь и саля друг друга, но маски Фёдор так и не вернул. Как бы ни ловчился скоморох, как бы ни прыгал он, Басманов легко уклонялся, ловко перекидывая маску из руки в руку, то пряча её за спиной, то вскидывая над головой, а порой и вовсе укрывал за ней своё лицо.
Когда за Фёдором погнался очередной музыкант, салки эти описали в зале полукруг. Басманов изредка опирался свободной рукой о стол и стены, и хромоту его нельзя было заметить. Поступь его была лёгкой и проворной, пока он, уклоняясь от ряженых холопов, подпевал вместе со всеми:
И во мгновение перестала играть музыка, притихли скоморохи. Тот дудочник, что гнался за Фёдором, замер, ибо Басманов пересёк тот запрет, что был известен каждому, и прятался прямо за троном царя, боле того, опираясь на его спинку своей рукой, второй – прикрывал маской лицо. За столом унялись и смех, и громкие разговоры пьяным громким басом. Те, кто сидел ближе всего к государю, уставились на царя и на юношу рядом с ним, дерзнувшего взбежать к самому трону. Остальные же переглядывались помутнёнными от выпитого глазами, и их одурманенный ум медленно давал какие-то ответы. Сам же Иоанн, расположившись на троне, медленно перевёл взгляд влево, после – повернул и голову, глядя на юношу, что скрывал своё лицо под маской. Повисла тишина, в коей никто не решался и шевельнуться.
Юноша медленно отвёл маску от лица. Его взгляд, хоть и был одурманен вином, хранил ясность. Фёдор глядел на государя в ожидании, его губы расплылись в улыбке, пока он переводил дыхание после учинённой с музыкантами суматохи. Люди за столом молчали, не решаясь заговорить. Иоанн оставался полностью неподвижным, исключая лишь его взгляд, коим он окинул юношу, дерзнувшего приблизиться. Ни Курбский, ни Алексей Басманов не знали, что сейчас таится за этим ожиданием.
Фёдор сделал глубокий вздох, и улыбка не покидала его уста. Юноша перевёл взгляд свой на скомороха – бедняга медленно семенил назад, к стенке, сторонясь трона государева даже взглядом. Тишина становилась невыносимой. Фёдор обвёл взглядом весь стол, прежде чем вновь посмотрел на царя. Юноша плавно положил руку на сердце, отступил на шаг от трона и после медленного и низкого поклона государю обернулся к музыкантам, которые уже были вне себя от страха. Юноша развёл руками и вновь обернулся на Иоанна.
– Отчего же не играют слуги ваши, великий государь? – спросил Фёдор.
Иоанн не выдержал и ударил кулаком по столу, отчего вздрогнули разом все в зале. Не успел Алексей подняться с места и молвить хоть слово, как невыносимую тишину развеял смех государя. Настрой этот тотчас же подхватили и воеводы за столом, вторя веселию своего царя. Фёдор залился звонким смехом, скрыл лицо маской и махнул музыкантам. Балалайки и дудки вновь ожили, заиграв пуще прежнего.
