Живой дом

© ГБУК «Издатель», 2013

© Крестьева Н., 2013

«Ты отопрешь входную дверь…»

Живой дом – это дом, в котором живет душа… Новая книга Виктории Крестьевой каждой своей строчкой убеждает нас поверить в необходимость ее присутствия, иначе люди превращаются в свои собственные портреты, которые «пытаются жить, курят, смеются, листают газеты, \И начинает по дому кружить, \Писанный маслом дымок сигареты». Личность поэта звучит диссонансом, мешая своим естеством, «слишком реальным и слишком живым». Что же тогда остается? У тех людей – зависть к любым проявленьям живого. У автора – предельная обостренность внимания – к нежности, к одиночеству, которое «скребется в сердце и мяучит», к старикам, у них «время загустело в крови», к городу, «уплывающему, как корабль, под грустный шорох солнечных часов».

В живом доме время тоже живое… «Мы будем плыть по медленной реке», – пишет Виктория, – настолько медленной, что хватит времени даже отправить письма детям и внукам… Целая программа ожидаемого счастья. Главное заключается в том, что оно осуществимо, ведь в каждом дне дышит Божья благодать, а любовь дарит ощущение Вечности:

Любовь не бывает на время,
Любовь вместе с нами растет,
И выше ее вдохновенья
Лишь ангелов Божьих полет.

У Вечности нет времени. И нельзя спрашивать: «Сколько лет тебе, мальчик?» – ведь ответа можно не дождаться, а если ответят, то, как пишет автор, «сердце заплачет». Может быть, потому, что «Вечность – для Бога обычный блокнот, где имена, телефоны и даты». А может, потому, что «земля пригодна для разлук, как небо для любви…». Живой дом вытерпит все! Разлуку, ранний уход из жизни, ревность… Потому что у него есть Ангел-хранитель. А еще в доме живет женщина, быть которой очень непросто:

Быть женщиной. Быть суетой мирскою.
Вселенской тайной. Смертною тоскою…
Звездой далекой, чтоб стремиться к ней,
И теплым домом до скончанья дней.

С живым теплым домом можно расстаться, как расстаются, покидая родительский дом. Поэтому в книге так трогательно прощание с детством, которое тоже огромно, как мир, как дом… Стихотворение «Кресты» программное в сборнике – оно объемлет пространство когда-то неделимой Родины, которое покидают, оставляя за собой горькие кресты, пепелища и «неизменный Отечества дым».

Есть в книге стихотворение, в котором тема расставания с домом, первозданным для вех людей, с раем, когда-то покинутым Адамом и Евой, обозначена предельно откровенно и в то же время неожиданно. Стихотворение называется «Ева». В нем Эдем стал трепетным воспоминанием для женщины, сотворившей первый домашний очаг. Ей каждую ночь снится эдем, она летит легкокрылой птицей в тот любимый милый дом. Еве достались небо в глазах, песни ветра, а еще – память… Она помнит, «каков настоящий свет, чтоб за живое держать ответ».

Ответ: за «живой дом», давший название этой книге.

Елизавета Иванникова,

член Союза писателей России

Старый город

Живой дом

Дом жив, покуда детский смех
В нем слышен.
Он бережет и греет всех,
И даже дышит.

Его дыханием сквозняк
Колышет шторы,
Он – будней милая возня
И разговоры

О чем-то бренном и пустом,
О чем-то важном.
Дом знает, что пойдет на слом
Потом, однажды.

И потому стремится жить
И быть полезным.
Готов любому услужить
Он безвозмездно.

Ночами сочиняет сны
Питомцам милым,
Завесу приоткрыть судьбы
Ему по силам.

Чужая память дремлет в нем,
Восторг и горе.
Он вечным служит маяком
В житейском море.

Далеко уведет судьба,
Но будут сниться

Ступени теплые крыльца,
Родные лица.

И все они стоят вокруг,
Бодры и живы.
Где доброе пожатье рук
Дарует силы.

Где связки звонкие ключей
Висят в прихожей.
Где дух высоких куличей
Весной тревожит.

Где солят летом огурцы,
Капусту квасят.
Где мы всего лишь сорванцы —
Маруси, Васи…

Где фикус тридцать лет растят,
Видавший виды.
Куда вернешься, и простят,
Забыв обиды.

«Мой город уплывает, как корабль…»

Мой город уплывает, как корабль,
Под грустный шорох солнечных часов.
С ним тонкая, как ниточка, печаль
Змеится по воде без слов.

Его за эту ниточку веду,
Стараясь возле берега держать.
Но тополя в покинутом саду,
Как паруса, его относят вспять.

Так необычен мой бесценный плот,
Но знаю, я его не удержу…
В том городе за белый горизонт
Акации цветущие плывут.

Тбилисским девочкам

Волосы красят женщины,
А волосы красят женщин.
Стали с годами меньше мы
Тосковать о прошедшем.

Косы по пояс русые,
Школа, детские лица.
Поразъезжались русские
Из грузинской столицы.

Эта малая родина —
Это любовь большая.
Легче с годами вроде бы:
Время любви лишает.

Памяти сны завещаны,
Все не дают покоя.
Девочки мои, женщины,
Как объяснить такое?

«Я потеряла адреса друзей…»

Я потеряла адреса друзей.
Не сразу оценила я потерю.
Летит из детства мой бумажный змей
На ниточке людского недоверья.

И чувство это стало нарасхват.
Сердца, как заколоченные двери.
Как будто нас зарежут и съедят.
Как будто мы – затравленные звери.

Из песенки

На ёлке обновив игрушки,
А старые из памяти забрав,
Пишите, школьные подружки,
Из дальних городов
О будничных делах.
И детям покупайте погремушки.
Так мы взрослеем.
В жизни и в стихах.

«Новый год поманит ёлкой…»

Новый год поманит ёлкой,
Всё такою же пушистой.
Он не стал взрослей нисколько,
Он не стал ничуть плечистей.
В нём восторженные свечи
Или лампочки взамен.
То же ожиданье встречи
И грядущих перемен.

«Грань ощущения – веточка ломкая…»

Грань ощущения – веточка ломкая.
Свет – раскаленная гроздь янтаря.
Стол разделен визуально солонкою.
Знать бы, зачем эти лампы горят…

Только-то в доме пустом слышно теньканье
Осиротевшей струи водяной.
Разве возможно кирпичною стенкою
Отгородиться от жизни иной?

Двери не заперты, фразы заучены…
Выйти из дома и адрес забыть.
Надо забыть. Только мы не приучены
Быть по-другому. По-новому быть.

Кресты

Господь, прости за горькие кресты,
Что брошены на Родине далекой.
Причины и понятны, и просты,
Но сколько в сердце боли одинокой.
И хочется восстановить мосты,
Что сожжены за нами раньше срока.

Там и теперь бессмертники растут,
И бродит ветер – разрушитель тверди.
Но мне уже не повторить маршрут
На холмы Грузии в местечке Мухатгверди.
И, безусловно, мне спокойней тут.
И, несомненно, жизнь сильнее смерти.

Когда-то жаркий ветер пел в трубе
Дюймовой, из которой крест сварили.
И был тот миг как перелом в судьбе,
Не будем мы уже кем прежде были.
Но так хотелось пожелать себе
Не оставлять Отечества в бессилье.

Я ничего не ведала тогда
О Божьем слове, что всему начало,
Но знала, что незримая беда
Меня с пространством этим разлучала.
Отныне не на время, навсегда
Я ухожу от милого причала.

Подросток и ранимая душа,
Я понимала, что вернусь едва ли.
И я прощалась, глубоко дыша
Весенним ароматом небывалым.
А ветер бился, складками шурша,
Его порывы нотами звучали.

Я на холме стояла, с высоты
Мир представал прекрасным и просторным.
Но люди так расчетливы, увы,
Что делят все! И даже воздух горный…
Прости, Господь, за дальние кресты
И помоги в молитве животворной.

Люди

«Однажды день придет, смеясь…»

Песенка короткая, как жизнь сама…

Б. Окуджава

Однажды день придет, смеясь,
Играя ласточками в небе,
И ты узнаешь, что сейчас
Стал одинок, как прежде не был.

Ты отопрешь входную дверь,
Тихонько сядешь на пороге,
И станет ясно, что теперь
Печаль твоя – удел немногих.

«От кого мы двери запираем…»

От кого мы двери запираем?
От кого мы прячемся в ночи?
Сами мы, наверное, не знаем,
Даже если знаем, то молчим.

Только не сейчас приди, расплата,
Пусть потом, но только не сейчас!..
Хлорный запах белого халата,
Не тревожь меня на этот раз…

Последний раз

Мы остаемся на свете одни.
Вот навсегда закрываются двери.
В календаре появляются дни,
Из года в год означая потери.

В узком кругу приглашенье на чай:
Задним числом обозначена встреча.
Если успеешь, и ты назначай
Самые главные встречи на вечер.

Вечность – для Бога обычный блокнот,
Где имена, телефоны и даты.
Наш календарный кончается год.
Буквы и цифры всегда виноваты.

Спишем на них расставанье и боль,
Спишем на них неудачу и случай.
Чет или нечет играют судьбой.
Каждый свое утешенье получит.

«Зачем мне память горькая…»

Зачем мне память горькая,
Как вкус пыльцы полыни?
Зачем над рыхлой горкою
Глаза мои поплыли?

А лето было спетое,
И все ему простится.
Вот только плачу где-то я,
Как траурная птица.

Курганчик свежей вазою
Ромашками играет,
Я помню, было сказано:
«Ничто не умирает».

И синий звон пророчества
Трезвит меня и мучит.
И в сердце одиночество
Скребется и мяучит.

Январь 2000-го

Мы по одной из самых первых зим
Скользим тихонечко, как призраки скользим.
И облака насыщены снегами,
Весь мир для них, как площадь под ногами.
Все тлен да пыль. И белой пелены
Нам не видать. Земле не снятся сны.
Уходит век. Как звезды, гаснут люди.
Да, будет снег, но их уже не будет!
А снег предельно нов на все на сто,
Таких снегов не знало Рождество,
Мы с высоты на нем как на ладони.
Возникнут в небе облачные кони,
И ангелы сочтут нас и поделят
На тех, кто кормит и кто топчет землю.

«Тем, кто уйдет из жизни рано…»