Издания и произведения

Ироничный и умный роман о сложностях отношений человека и Бога, — причем отношений строго взаимных. Бог может простить царя Давида, но престарелый Давид Бога не прощает и мириться с ним не собирается. У него вообще много претензий — к характеру многочисленных жен, сыну Соломону (с точки зрения отца, будущий великий мудрец вопиюще глуп), сложной юности, доступных внутреннему прозрению Шекспиру, Моцарту, Генделю и Ницше, а также и многим библейским персонажам, которые для Давида — нисколько не персонажи, а личные знакомые, а посему вспоминает он их, мягко выражаясь, без особого уважения. Но с Богом можно спорить и ссориться, а вот…

История царя Давида, поведанная им самим. Колючая, неприглаженная, а местами - и откровенно постмодернистская. Царь Давид может размышлять о Шекспире, Христе и Ницше - и на равных спорить с Создателем. Это забавно. Но далеко не забавна вторая тема этого гениального романа - тема зависимости человека от Рока, - и не важно, зовут его Богом или Судьбой.

"Видит Бог" - это "воспоминания" семидесятипятилетнего царя Давида, уже прикованного к постели, но не утратившего ни памяти, ни остроты ума, ни чувства юмора. Точно следуя канве описанных в Ветхом Завете событий, Давид тем не менее пересказывает их по-своему - как историю его личных отношений с Богом. Книга в целом - это и исторический, и авантюрный роман, и история любви, и рассуждение о сущности жизни и смерти.

Joseph Heller's powerful, wonderfully funny, deeply moving novel is the story of David -- yes, King David -- but as you've never seen him before. You already know David as the legendary warrior king of Israel, husband of Bathsheba, and father of Solomon; now meet David as he really was: the cocky Jewish kid, the plagiarized poet, and the Jewish father. Listen as David tells his own story, a story both relentlessly ancient and surprisingly modern, about growing up and growing old, about men and women, and about man and God. It is quintessential Heller.

«Видит Бог» - это «воспоминания» семидесятипятилетнего царя Давида, уже прикованного к постели, но не утратившего ни памяти, ни остроты ума, ни чувства юмора. Точно следуя канве описанных в Ветхом Завете событий, Давид тем не менее пересказывает их по-своему - как историю его личных отношений с Богом.