Отзывы о книге Novels and Other Narratives 1986-1991 (сборник)

Не для всех. Если вас сильно тянет на размышления, то можно попробовать. Меня было не оторвать где-то две трети. Роман сильно привлекает откровенностью и интонацией. Как будто ты разговариваешь сам с собою или с кем-то таким близким, что ближе и не придумаешь. Еще он привлекателен глубокомыслием. Постоянно ожидаешь, что вот сейчас откроется нечто очень важное. Таков уж автор – умеет. В целом это психологический триллер, в котором практически два действующих лица, писатель и читатель. Читателю приходится нелегко, писатель вертит им как хочет. Не всякий дотянет до конца. Кроме того, это роман в романе, причём не другой роман, а именно этот же. Автор много нафантазировал о жизни вообще – ради чего собственно мы живем, и конкретно ради чего живет он сам. Не слишком ли заурядно? И вот чтобы…

Признаюсь, к Филипу Роту я сильно неравнодушна. Можно сказать, что он входит в мой личный топ-10 писателей, при этом из трех (уже четырех) его произведений, которые я читала, на высший балл я оценила только одно. Парадокс: мне не всегда нравятся его работы, но мне очень импонирует личность, которую я в этих работах вижу. То есть, этот тот случай, когда создатель текста становится чуть ли не важнее и значительнее самого текста. Как правило, мои отношения с авторами складываются ровно наоборот, то есть, человек за текстом меня интересует постольку поскольку. Здесь же этого человека-автора я вижу очень хорошо, он всегда один и тот же, с одной стороны, но он эволюционирует и трансформируется, с другой.

Роман Рота «Обман» вышел в 1990 году, но до российского читателя дошел лишь спустя почти…

Не могу понять, мне то ли рано читать такие книги, то ли поздно, то ли вообще не стоит, ибо я не их целевая аудитория. Всю книгу меня преследовало ощущение, как моя мама говорит, (простите) дрочева, когда писатель истово онанирует в зеркало на себя любимого: ах, посмотрите, какой я умный, какой талантливый, все женщины меня хотят, а как я играю с формой! Но если сравнивать эту книгу, выстроенную на одних диалогах без слов автора, с тем же «Поцелуем женщины-паука» , Рот сильно проигрывает по содержательности и наполненности смыслом и идеями.

Пример пошлейшего полета творческой мысли:

— А если все же взять и дать действующему лицу имя Никто, интересно, что получится? Жил-был субъект по имени Никто. — Сдается мне, одной такой идеи для книги маловато. — Это больше того, с чего я обычно…

О смерти не хочется думать. Смерть хочется игнорировать. Как будто ее нет. В крайнем случае хочется над ней насмехаться - "умирает старый еврей" и всё такое. Смеяться, когда ни ты, ни твои родичи еще не подошли к краю. А если уже одной ногой там? Если время неумолимо тикает, туннель призывно распахнул свою пасть и врубил прожектора. Закрыть глаза? Сказать, я подумаю об этом завтра? Всегда кажется, что время еще есть. Я обязательно навещу, я привезу внуков, посидим, потрындим, вспомним. Я буду звонить как минимум раз в неделю, чтобы они чувствовали, что не одни, что их любят и помнят. И вот уже поздно....

Умирает старый еврей... Мало ли на свете евреев и стариков. Какое нам до него дело? Кто он? Обычный 86-летний дед с букетом болячек: глухотой, слепотой, параличом, вываливающейся изо…

Впечатление такое, что книга была написана с одной целью – подискутировать по поводу кто настоящий еврей: тот, который живёт в Израиле, или тот, который живёт в США или Англии. Много рассказано об антисемитизме, который, по-видимому, сильно был распространён в западном мире в 70-е гг. Рассуждения бесконечные и об одном и том же то с ортодоксальными евреями, то с фашиствующими евреями, то с обычными англичанами, то с жёнами, то с родственниками и т.п.

Поскольку мне эта тема совершенно не близка, я пропускал текст многими страницами для одной цели: чем эта галиматья закончится. Времени прошло много, сейчас совершенно другая обстановка в мире, и уже написан по этому поводу современный роман «Вопрос Финклера», удостоенный премии Букер в 2011 году.

А вот и анекдот кстати. Прочитав случайно…

«В кинозале всегда есть тот, чья трагедия разыгрывается на экране». Рамон Гомес де ла Серна

Чтобы воспринимать романы-вызовы, к каким относится и «Другая жизнь» Филипа Рота, эти «тексты-наслаждения», в терминологии Ролана Барта, вызывающие чувство потерянности, раздражения и даже антипатии у читателя, нужно, как минимум, преодолеть собственную литературную ограниченность (тем читателям, конечно, у кого она есть): сформированные классикой и модерном ожидания от литературы. Потому что подобные романы разрушают все традиционные представления. «Искусство – не искусство, если оно удобоваримо для читателя», - как замечает сам автор.

Банальная, «простенькая» завязка: у Генри Цукермана врачи обнаружили проблемы с сердцем, прописали лекарство, но у таблеток неприятный побочный эффект – импотенция.…

«Другая жизнь», на мой взгляд ,- это лучший роман Филипа Рота. Когда я прочитала его, мне сразу захотелось поделиться своими впечатлениями. Но как написать так, чтоб выразить свой восторг и не раскрыть всех карт тем, кто ещё только будет читать эту книгу? Больше всего меня восхитила композиция романа. Поскольку центральная тема романа - писатель и его творчество, то автор нашёл очень подходящую форму для раскрытия этой темы, которая постоянно подпитывает интерес читателя. Роман построен так, что после прочтения последующих глав, читатель испытывает некоторое недоумение, поскольку обнаруживает существенные несоответствия по сравнению с ранее прочитанным . И хочется скорей читать дальше, чтоб во всём разобраться. Возможно, это чередование жизни реальной и другой - книжной, а возможно,…

Повесть о том, как умирает отец автора. Подлинная история. Читать неприятно. Все эти физиологические подробности... Мы избегаем думать и говорить о смерти, а если уже и говорить, а если уж и думать, то как о чем-то грозном и неведомом. Тогда еще можно. Но реальные подробности умирания от опухоли вызывают брезгливость. Я понимаю, чего хотел автор. Его отец умер, но остался жить на страницах книги. Его отец умер, но читатели узнают о том, что существовал некий Герман Рот, который мужественно боролся за жизнь всю свою жизнь, до болезни и во время болезни, до самого конца.

"Меня разбудил собственный крик. На мертвом лице отца, притом что его закрывал саван, я различил недовольство: я не так снарядил его в вечность. Поутру мне стало ясно, что он имел в виду эту книгу: ничего не поделаешь,…