Цитаты из книги Китаист

История — река, полная неприглядных тайн. Никогда не знаешь заранее, где тот порог или омут, откуда всплывёт нечто неопознанное, изъеденное мягкими рыбьими губами...

Среднестатистический житель России вынужден приспосабливаться, отсюда ежеминутная готовность к подлости и лжи.

Что бы ни случилось, Алеша, помни, – из щели раздался любимый голос. – Мы – члены великого Ордена, – шеф покачал петушьим пером, венчающим шлем, – который борется против зла, защищая свое добро. http://rutlib2.com/book/27418/p/7

Жизнь обеих сестер ее совсем не занимала, словно ей заранее было известно: там, в СССР, личной судьбы не бывает. Исключительно общие тяготы, которые люди избывают всем миром, а не каждый по себе.

Евреи - да. На определённом этапе они, конечно, критерий. Но теперь-то евреев нету. А фашизм остался. Значит, мода, дело не в них...

К Марсову полю, выдвигаясь двумя колоннами, подползали крытые грузовики. Первая выворачивала из Немецкой улицы (по-нашему: ул. Халтурина), другая – с моста, где по ту сторону Мойки едва виднелось приземистое строение, обложенное ватным туманом, за клочками которого ему, ленинградцу, мерещился Спас на Крови, последние…

– Ты знаком с профессором Рабиновичем? – спускаясь по лестнице, он поглядывал на портреты ученых мужей, развешанных по пролетам. – Не, – Ганс понизил голос. – А чо, правда, што ли, еврей? – Ну да, – он подтвердил и почувствовал неловкость. – А как он… ну, типа, выглядит? По деснам пробежал злой холодок: – Ну, во-первых,…

Эта чо у них там в головах, а? – его внутренний, успевший прийти в себя, моргал обескураженно. Все-таки ему достался туповатый комиссар. Пришлось объяснять: сознание, сформированное многолетней оккупационной практикой, опирается на привычные понятия. Человек, какая бы решимость порвать с собственным прошлым его ни…

Все дело в том, что план старика, каким он представлялся в начале расследования, на поверку оказался куда коварней. Бывший руководитель Локотьской республики сумел-таки скрыться от правосудия. Вопреки исторической справедливости, гласящей: предатель не должен умирать своей смертью. Его смерть принадлежит народу.