Сегодня я начала читать произведение «Хранительница книг из Аушвица». Оно основано на реальной истории девочки Диты Краус, которая в возрасте 14 лет попала в этот фашистский лагерь и смогла выжить.
Почему я решила написать эту историю? Потому что в книге упоминается Йозеф Менгеле и Дита Краус видела его много раз. Хотелось бы выделить один момент из книги. Детям в тот день разрешили поставить спектакль прямо в бараке и Йозеф присутствовал на этом мероприятии в первых рядах. Нам повествуют о том, что они сидели, смеялись и аплодировали спектаклю. Выделю цитату: «Неужели это те же люди, которые каждый день отправляют на смерть тысячи людей?». Это поразило меня до глубины души. Как такие омерзительные и жестокие люди могут спокойно сидеть и смеяться, зная что потом они этих людей убьют или отправят детей на жуткие опыты?
Читаю, читаю, читаю. Отдаляюсь от людей, от мира, от реальности.
Моя ежедневная мечта - поскорее сбежать из офиса в свой маленький квартирный мир, где есть:
1. Пушистая ласковая кошка.
2. Ноутбук, полный любимых сериалов.
3. Книги.
4. Удобное кресло.
5. Плед.
6. Кофе с молоком.
7. Одиночество.
Такой вот простой рецепт счастья.
Конечно, это не история, не рецензия. Не знаю куда это пристроить, но думаю прочитавшим "Книжного вора" это будет интересно.
Это случилось в фашистской Германии в 1936 году, когда толпа народа собралась в Гамбурге посмотреть спуск на воду военно-морского учебного корабля, во время которого толпа активно салютовала и кричала «Sieg Heil!». Среди них был один, который отказался выполнять фашистское приветствие. В 1991 году одна девушка, увидев эту фотографию в одной из германских газет, узнала в этом человеке своего отца, Августа Ландмессера, рабочего того самого гамбургского судостроительного завода Blohm + Voss.
У Ландмессера, очевидно, были свои личные причины не салютовать.
Предположительно, он являлся членом НСДАП с 1931 по 1935 годы, однако позднее был исключен из партии в связи с женитьбой на еврейке по имени Ирма Эклер. После того, как у них родились две дочери, Августа посадили в тюрьму по обвинению в «осквернении нации». Полагают, что Ирма была так же арестована гестаповцами и посажена в тюрьму Фульсбюттель в Гамбурге. Их детей разлучили.
Ландмассера амнистировали в 1941-м, после чего отправили на войну. Позднее он числился пропавшим без вести, а затем объявили, что на самом деле он погиб. В 1996 году одна из его дочерей, Ирэн, написала историю своей семьи на немецком языке, рассказав о том, как жестоко их разлучили.
Наверное, вы скажете что так нельзя. Что я не туда попала, или вообще пошлете меня на movielib, но скажу честно, там я не прижилась, хоть и зарегистрировалась, на мой взгляд фильмы нужно смотреть, а не описывать.
Так вот, почему, собственно я, не прочитав книги начала рассказывать историю? Просто посмотрела фильм, который даже скачивать не хотела, это мама постаралась, за что я ей премного благодарна. Фильм меня заворожил, заставил плакать, в итоге, досмотрев до конца я а)рвала на себе волосы и б) задалась довольно простым, но волнующим меня вопросом: Какого черта я не купила эту книгу?!
А еще я всячески костерю себя за свою книжную жадность. Ну как же, мне еще столько по разным играм нужно прочитать, что на то, что действительно хочется на данный момент, времени не остается((
Хочу снова окунуться в историю Лизель, рассказанную самой смертью. В историю этой чистой, храброй девочки, которая изменила стольких людей вокруг. Я бы много еще тут написала, но ведь речь не о фильме, правда? А книга, которая в самом ближайшем будущем (я сделаю все возможное и невозможное для этого) окажется на моей полке, еще не прочитана.
А ведь она была почти в моих руках.
Кто-нибудь уже жаловался на оформление книг от Popcorn books? Если нет-возьму на себя. Сочитатели-вас устраивает такое оформление?! Когда книги данного издательства стали валить на рынок-невозможно было не заинтересоваться. Современные повестки, неизбитые темы, новые авторы-чистый соблазн. Я, хоть и предпочитаю электронки, почему-то думала, что они, как Аркадия, не сделают электронки, и сдуру заказала две книги. Себе в подарок. На день рождения. Не передать то чувство, когда я их получила. Лучшие бульварные издания Донцовой 90х-просто шедевр издательского дела. Мягкая обложка. Почему? Потому что попкорн=ширпотреб? Бумага даже не газетная, а туалетная, заботливо собранная в стопочки и проклеенная клеем. Едва я сняла плёнку, книга уже на глазах начала жалобно загибать углы, затирать обложку и разбухать листами. В частности эта книга-просто за гранью добра и зла. Это кирпич размером... Да-с обычный кирпич. Чтобы читать её в середине или в конце-нужно придавать её чем-то тяжёлым-утюгом, грузовиком, домом. Но этого делать не надо, потому что клей обидится и уволится, и заботливо собранные в стопочки листы будут вываливаться этими стопочками.
Я испытала двойное разочарование, когда узнала, что у этих книг есть электронки. Я заплатила за то, что уже разваливается, перекашивается и умирает, хотя я всего пару раз их пролистнула. Вот просто читать такое не хочется ни в каком виде. Это такая зверская форма издательского маркетинга? История-то захватывающая, если вы успеете дочитать её до того, как книга умрёт в страшных муках. Я не призываю бойкотировать издательство-я призываю издательство так не делать. Сейчас рынок такой огромный, что всегда найдётся что почитать. Не наживайтесь на читателях в особо извращенной форме.
Раз уж так каким-то образом вышло, что на LL я взяла за почти-традицию высказываться откровеннее, чем вообще где бы то ни было, - продолжу.
Есть у меня одна история. Вчера любимый человек - с ним мы её пишем вместе - назвал это "соавторский проект". А поскольку сейчас я как-то не склонна иронизировать, то буду и сама говорить так же, потому что хочу так это называть. И вообще-то обычно я всё это никому не показываю, по большей части пока по одной причине - рано. Но есть там один ключевой момент. Наверное, ключевой.
Быстро кивнув, девушка подошла к книжному шкафу и коснулась корешка книги – ласково и легко, как гладят перепуганное животное. Даже не глядя, Лаурелл догадывался, на какую именно книгу пал её выбор – и, проследив взглядом за девушкой, он убедился, что не ошибся.
Только потом Лаурелл заметил, что в другой руке девушка держит блокнот и совсем маленький огрызок карандаша, едва не выскальзывающий из её руки. Приложив палец к губам, она вырвала из блокнота листок, что-то быстро написала на нём и протянула Лауреллу.
«Вы рады этой книге?»
<...>
- Да... – произнёс он и почему-то смутился. – Я её всё никак найти не мог.
<...>
«Раз эта книга нарушает законы мира, то вам тоже нужно нарушить закон. Раз вам так необходимо достать её – украдите её».
Прижимая к груди блокнот, девушка всё ещё улыбалась.
- Простите... – от удивления Лаурелл снова повысил голос, но потом, спохватившись, опять перешёл на шёпот: - А вы знаете её? Вы читали её?
Девушка улыбнулась чуть шире – и снова написала ответ, совсем короткий; на последнем слове грифель карандаша треснул, и она, отдав листок, виновато развела руками.
«Я её написала».
От прикосновения слова на листке смазались, а на пальцах остался серый порошок. «Как будто отпечатки снимают», - пришла в голову нелепая мысль, и Лаурелл вдруг подумал, что он, ещё ничего не сделав, как будто уже нарушил закон. Потому что согласился.
И это, собственно, была одна из причин, по которой я начала читать эту книгу. Из-за названия и такого маленького ещё совпадения, всё предваряющего. Я понятия не имела, что свою книгу маленькая немецкая девочка из аннотации тоже похитит из огня и она тоже будет нарушать законы мира. У меня, правда, книге в итоге повезло меньше, чем людям: от неё осталась только одна страница.
А вторая причина... У меня тоже среди героев - самых основных - есть маленькая девочка. И даже немецкая, хотя жила она, правда, в очень альтернативной Германии, если это вообще можно так назвать, и скорее после войны, чем во время. И всё-таки интересно же, потому что за книгу я бралась и ради знания. Давно ищу что-то именно о ребёнке. Воспоминания ребёнка о войне. Думала, не найду, а если найду, то это будет совсем не то, чего мне хотелось бы.
И вот читаю, и тут мне попадается фраза: "В середине февраля, когда ей исполнилось десять лет..." И я как-то застываю. Потому что у моей немецкой девочки день рождения ровно 13-го февраля, и это важная в сюжете деталь. Девочка, конечно, на Лизель совершенно не похожа. Но мне стало уже как-то неважно.
Наверное, я тогда поняла, что всё. Что конец мне, и эта книга поймала меня.
Кажется, я тут не первая, кто подозрительно косился на один из отзывов. "Книга, в которой хочется поселиться"?! Должно быть достаточно аннотации, чтобы понять, как дико эти слова звучат. Так я думала и всё ещё думаю. Вот только с каждой главой, пока читала, я постепенно понимала, что вообще-то от моего желания мало зависит. Нет, мне не хочется там быть. Только что мне остаётся делать?..
Наверное, так вспоминают прошлые жизни. Тоже цепляясь за мелкие детали, понимая что-то. Я совсем не ожидала. А теперь кажется, будто всё это время смотрела на знакомые места. Наверное, так не может быть, если просто что-то себе представляешь и о чём-то пишешь, но ведь эта книга тоже просто написана.
Где-то к середине книги или чуть позже я поняла, что теперь даже знаю, о ком написана была вот эта сказка. То есть, вообще-то, она очень контекстовая и должна отражать - маленькими клочками, напоминаниями - большую часть моих мужских персонажей и отголоски их историй. А теперь я вижу воплощение. Такую квинтэссенцию. Ганс Хуберман. Обычно в таких случаях я пишу стихи. Сейчас я могу только выть и желать биться об стенку, потому что большая часть из того, что я уже писала, кажется, тоже немножко о нём.
Слишком много всего. Этот резонанс, эти совпадения. И, опять же, я не знаю, к чему это и зачем. Почти как та история с "Облачным атласом", только многограннее, чаще и ярче.
Когда-нибудь, наверное, расскажу что-то ещё. Пока не могу, пока просто, не в тему даже этой истории, хочется сказать - я тоже хочу так любить. Как он. Любить и проявить любовь. Неважно, к кому. К ребёнку, к любимому, к незнакомому человеку... Я даже не боюсь говорить - что такое бесполезная доброта, граничащая с глупостью, я тоже понимаю. И вообще - я смотрю и вижу человека, который бы абсолютно во всём меня понял, но об этом я думать не могу. Потому что, если бы он существовал, то страшная была бы это жизнь. А я просто хочу так любить. Вот так...
И всё-таки так странно.
Так и не могу понять, почему меня так потянуло за бумажной книгой именно в нужный момент... Читала с маленького экрана карманного PC - старого, но удобного. И всё же маленького. Сорвалась, сходила в магазин. Открыла книгу - а там глава "Страницы из подвала". Ровно следующая, остановилась на ней - случайно, не заглядывая вперёд. И чёрта с два бы я вообще разглядела их на экране, привычном, но маленьком. А тут - вовремя.
И не могу понять, почему... А это вообще отдельный случай. На любимые книги я стараюсь не читать чужих отзывов - слишком остро воспринимается. А здесь - просто попала в сети, потому что невозможно же остановиться, когда видишь столько восторгов и кажется - вот, люди тебя понимают, и как-то подвоха не ждёшь... Дождалась. Привели эпизод - не буду говорить, что он для меня значил. Сказали - всё, после этого книга не воспринималась, слишком наивно, так не бывает.
В тот же день зашла на сайт автора, особенно ни о чём не думая уже, и сразу попались на глаза слова о том, что именно с этого момента всё и началось. С того, упомянутого. И что его во всех подробностях пересказала ему мать - видела своими глазами. Лучше бы ничего такого не случалось, конечно. Но она видела.
Не веру в людей этот человек мне возвращает, нет. В людей я и так верю, хоть и сама понимаю - глупо, наверное.
Тут какая-то иная вера. В высшие силы, судьбу и провидение, что ли. И совершенно непонятный человеческому разуму замысел, который сталкивает людей через слова - притом, что эти люди друг друга никогда не увидят, а один даже не узнает о существовании другого.
Вот и никак я не могу собраться написать рецензию. Чую, слишком это для меня личное.
Пусть пока вот это будет здесь. Очень давно написанное, ещё до книги. Только оно упорно так перекликается и резонирует, что уже молчать не могу, хоть и не люблю лезть с тем, что пишу, куда попало.
* * *
Я прошу за своих и чужих на последней из войн:
Кто идёт под конвоем и кто возглавляет конвой,
Кто стреляет в меня и кто веру в меня сохранил, -
Я не слышал имён... не узнал, не сберёг, не ценил...
Но куда бы меня ни забросила эта война,
Кто бы ни был со мной в белом поле и в чёрных стенах,
Если нет никого, кто ему бы подставил плечо -
Пусть я стану ему побратимом, щитом и мечом.
И не страшно последние крохи отдать бедняку,
И чужую вину принимать, и чужую тоску.
И, от снега и боли храня уходящих на бой,
Я боюсь одного - не суметь расплатиться собой.
Я боюсь затуманенных глаз и заломленных рук
На последней войне, где поверженных в плен не берут.
Я боюсь не успеть, не прорваться, не встать на пути...
Кто давно за решёткой - бессилен, забыт, невредим.
И тогда не молитва, а стая знакомых имён
Разобьёт тишину - и никто ничего не поймёт,
Но последнее имя откликнется божьей грозой...
...Так бывает, должно быть.
Что кто-то ответит на зов.
Когда слова обретают фактуру.
Случилось как-то раз мне работать с группой слабовидящих или совсем невидящих детей. Я не была готова к встрече с ними, меня не предупреждали заранее о специфике работы с такими ребятами. Да и о том, что их приведут ко мне на экскурсию тоже не предупредили, чтобы хоть подготовиться морально можно было. Эти дети познают мир иначе, им нужно все трогать, нюхать, а в музее как-то это не разрешено. Даже в такой ситуации. И вот началось наше совместное мучение. Первые пятнадцать минут я выжимала из себя все, что могла. Но все равно, я говорила и делала ровно то, что я делаю для людей без отклонений. И я видела, что меня понимают, но не могут понять, что вокруг нас и каково это. И тут что-то со мной случилось: я перестала говорить обычными словами. Вместо белого мрамора появился мокрый снег, который выгладили тысячи рук, паркет стал похож на ириски и шоколад, а кое-где и на свеклу, которую настругали тонкими ломтями. В картинах появился запах, а у скульптур вкус.
У каждого слова есть форма, вес (не в смысле, весомое слово, а конкретные граммы, а то и тонны), слова бывают шершавые и склизкие, и от них может идти пар.
С тех пор я не боюсь встречи с непонятным, так как понять легко, нужно только постараться.
Книга Зусака началась для меня с фильма, который я посмотрела случайно. Я не люблю иностранные фильмы о войне из-за того, что они часто фальшивые. Слишком много мелодрамы, слишком героические герои, а добро – оно там всегда в ореоле солнечного сияния. Я редко смотрю такое кино, и пожалуй, из того, что я видела, «Книжный вор» не самый худший фильм. Не гениален, нет. Но пропитан какой-то искренней добротой и печалью. Книгу я сразу же нашла и скачала, но не пошло. Теперь я понимаю – почему. Эта книга не создана для электронного формата. Она должна быть бумажной, а бумага должна быть не лучшего качества, а желтоватой и шероховатой. Она должна пахнуть типографией, должна шелестеть. А еще, ее нужно читать вслух в тишине. Тогда она становится живой. И каждое слово обретает свою форму, свою фактуру, свой запах.
Книга хорошая, очень. И впервые за многие годы книга вызвала желание заплакать.
