В сборнике «Игра в классики на незнакомых планетах» выделены три цикла: «Ностальгия межпланетного лингвиста», «Здесь и сейчас» и «Где-то там, когда-нибудь». На самом деле два последних названия, в общем-то, подобраны дурно, поскольку ничего вразумительного и относящегося к самим произведениям не сообщают. Между тем под одной обложкой собраны довольно разные рассказы — разные и тематически, и жанрово, и стилистически. Но я не буду обсуждать достоинства и недостатки издания. Главное, книга наконец появилась, и читатель имеет возможность прочесть все эти удивительные вещи.
А перу Ины Голдин действительно принадлежит много хороших и даже замечательных вещей. Самой замечательной, на мой взгляд и вкус, является как раз цикл о межпланетном лингвисте Шивон Ни Леоч, который в данном издании представляет собой шесть рассказов. Этот цикл и определил название всего сборника. Следует сказать, впрочем, что цикл не закончен и будет продолжен. Итак, шесть рассказов: «Никогда не разговаривай с неизвестными планетами», «Классики в тумане», «В последний час, в последний пляс», «Во имя Гагарина», «Тихая ночь, святая ночь», «Is ainm dom» – составляют единое произведение, которое будет еще расширяться и углубляться. Творческая сущность Ины Голдин здесь, на мой взгляд, как ни в каком другом произведении (во всяком случае пока) достигает апогея своего выражения.
Фантастические рассказы о Шивон Ни Леоч, межпланетном лингвисте, заново открывают возможности жанра, а заодно действительно увлекают туда, куда бы мы не добрались самостоятельно. Главная идея – ЯЗЫК. В самом начале третьего тысячелетия, когда мы успели потерять, едва приобретя, языковое чутьё, врождённый инстинкт языка, когда мы перестали друг друга понимать, так как речь наша обеднилась, рассыпалась множеством наречий, а сами мы превратились в отару блеющих овец, в это самое время Ина Голдин выбирает фантастическую канву, для того чтобы рассказать заигравшемуся в звёздных воинов и хоббитов читателю о нефантастической и немагической угрозе, нависшей не только над читателем, но и в целом над человечеством. Ибо мир начинался со Слова, ибо человек Слово есть.
Теологические ремарки автором, вольно ли, или невольно, включаются щедро. А «Тихая ночь, святая ночь» вообще является аллюзией на известный сюжет.
Человек, как известно, существо сознательное, таковым его делает в первую очередь и в большей мере именно язык. Не устная речь и не владение письменными символами, но огромное ноосферное, надсознательное образование, которое определяет каждую личность по отдельности и социум в целом. А для Шивон Ни Леоч, например, межпланетное пространство и язык – это убежище от войн. Она, укрываясь там, с одной стороны, с другой – пытается изо всех сил творить мир. Да, изучая язык чужих планет. Вернее сказать – других планет: для Шивон нет понятия чужого языка, а значит, и чужого пространства. Пространство определяется языком. Вспомним: изначально людям был дан единый язык, и только позже, прогневясь на глупость человеческую, Бог наказал нас Вавилонской бедой. Неслучайно в «Тихой ночи» возобновляется этот старый, как мир, разговор:
– ...Так вот, письменные свидетельства доказывают, что Омела еще не так давно была монолингвом.
– Что ж мы раньше не прилетели, – вздохнул Лоран.
– И вот, что интересно – по всем преданиям, по крайней мере тем, что расшифровали, выходит, что распад на языки произошел в одной временной точке.
[...]
– ...Если верить легендам, распад произошел во время крупного строительства в зоне номер три.
[...]
– ...Этот город – он недоделан. Выглядит так, будто в один прекрасный момент все просто бросили строительство и разошлись.
Катастрофа не в пределах одной земли (или, вернее, Земли), но в беспредельности мироздания. Скептик Лоран обвиняет Шивон, что она мыслит земными категориями, но такое обвинение вряд ли можно против неё, слишком неземной, выдвинуть. Может быть, дело в том, что разумное существо, кем бы оно ни было (а все инопланетные жители у Голдин разумны), недостаточно разумно обращается с языком?.. «Тихой ночью», кстати, автор смягчил тон по отношении к человеку земному, обыкновенному именно этим допущением: что и на другой планете Вавилон случиться может. В этом же рассказе проявилась тревога и надежда на ещё не упущенную, вероятно, благодать (об этом ниже).
Шивон стремится познать мироздание с отчаянным пылом лингвиста и с доходящим до воинственности пацифизмом. Язык против войн! Природа языка миротворна – так можно было бы сформулировать мысль, которая, очевидно, движет Шивон в её межпланетных скитаниях. Но кто она, Шивон Ни Леоч, и откуда?
Хотелось домой. Посидеть на своем берегу – вдалеке из волн поднимается башней высокий камень, они с сестрой его прозвали «домом Мерлина». На маяк поглядеть, который еще в начале века погасили, но, если закрыть глаза, можно припомнить: два красных огня, пауза, еще один. В конце концов так устаешь, что не помогают зеленые поля на экране, хочется сесть на свою землю, холодную, настоящую. Закутавшись в штормовку, забрести прямо в море, в колючие, злые, родные брызги.
Вот так, несколькими предложениями, без лишних деталей, автор сообщает анкетные данные своей героини. Мы о ней больше ничего, собственно, не узнаем, но к ирландским корням Шивон нас будут отсылать часто.
Для автора вообще Ирландия, родина эльфов, представляет свою, особую ценность. Эльфы существа, как известно, чрезвычайно ценящие свободу и сражающиеся за неё словно за саму жизнь, ибо понятия эти, состояния неразрывно связаны. Вероятно, все герои Ины Голдин (я имею в виду здесь и героев других рассказов, кроме этого цикла) имеют одного эльфа-предка, все они не просто стремятся к свободе, но сражаются за неё, отстаивают её, часто с расчётом или не желая того принося в жертву чужие жизни. У них нет выхода. Это герои, которым присуще торжество духа и разума над слабой органической материей. Они всегда бесплотны в том смысле, что их невозможно нарисовать, задать им лица, облечь их в костюмы. Каждый из её героев – абсолютная идея героя. И Шивон Ни Леоч не исключение.
Может быть, именно поэтому у Шивон нет ни мужа, ни любовника (с Лораном они гораздо больше друзья и соратники, чем что-то иное), ни детей, и образ сестры – только забытый образ. Не придумала ли Шивон Нулу в качестве атома родины? Осколка, попавшего в неё, чтобы постоянно напоминать о корнях болью? Шивон ничего не связывает с живыми людьми, у неё нет каких-либо человеческих (=земных) отношений. Она представляется существом не то чтобы бесполым, но существом вне пола. И я ещё раз тут возвращаюсь к высказанной мысли о том, что Шивон, как все герои И. Голдин, – АБСОЛЮТНАЯ ИДЕЯ героя. Она сама, как планета, скитается в поисках разрешения загадок, которые, по сути, никого, кроме неё, не волнуют. Для других членов экспедиции это работа, и каждый отдаётся ей с большей или меньшей степенью энтузиазма. Для Шивон изучение инопланетного лингвистического пространства – единственно возможный способ жизни.
...От нее пахло космосом, и начальника это раздражало.
Много земных лет назад она удрала в пространство, как подросток удирает из дома. Но она уже больше не подросток. Раньше это показалось бы ей романтикой – нестись в далекую констелляцию, ГСА в зубы, улаживать чужую войну.
– Я удивляюсь. Зачем им вообще понадобился язык? Они с гуудху не разговаривают. Они их отстреливают.
– Давайте спишем на стресс это крайне неполиткорректное высказывание о Миротворческом корпусе, – сказал начальник.
[«Классики в тумане»]
«От нее пахло космосом...» Как в русских народных сказках поминается русский дух, так в данном случае автор поминает космический дух Шивон. Она не принадлежит конкретному месту. Она определяется целиком мирозданием, в котором (даже учитывая трагическое её прошлое и вынужденное отлучение от родины, той, что она не забыла и не разлюбила, как и родной язык) Шивон не чужая, но своя. И вот почему ей довольно легко удаётся разгадывать тайны чужих планет. Она все эти тайны как бы изначально знает, они в ней заложены. Она расшифровывает так, будто читает по рунам: тайному знанию нужны только некоторые условные обозначения, чтобы оформиться в конкретную мысль. Как только мысль сформулирована, тайна раскрыта. Зачем Шивон раскрывать то, что она знает? Она миротворец. «Раньше это показалось бы ей романтикой нестись в далекую констелляцию... улаживать чужую войну»: раньше, уже не сейчас, когда она прекрасно понимает, с чем и с кем (относительно сотрудников) имеет дело. И даже зная это, неполиткорректный лингвист пытается пробить непробиваемый материал некоторых голов, противопоставляя огнестрельное оружие и язык.
Шивон сбежала в космос, чтобы ей не пришлось стрелять. И что она теперь делает – в чужой галактике с лазерджетом в руках?
Миротворцы, миротворческий отряд. Что стоит за этими номинативами? Что это значит относительно организации, где работает Шивон? Что делают миротворцы? какой? для кого мир они творят?
– Когда убили Нулу, я сбежала. Той весной, перед объединением. С меня хватило. На улице… английская полиция. Тоже пытались творить мир.
Этот мотив не уходит из рассказов о Шивон. В «Классиках в тумане» миротворцы пытаются принудить к миру планету оружием. В «Тихой ночи» снова озвучивается:
Спасатели ребята простые: прилетают, стреляют, спасают.
«Последний час, в последний пляс» демонстрирует иную форму насилия:
– Люди, – сказала Шивон. – Вот… люди, что тут еще скажешь. Не можем их перебить – так нужно заставить жить.
Шивон против насилия как такового. В самом первом рассказе, «Никогда не разговаривай с незнакомыми планетами», задана та формула, которая всем циклом будет выводиться и доказываться снова и снова: язык – могущественнее оружия. Владеющий языком, Словом, вооружён гораздо более, чем те, что сражаются с помощью бомб и лазеров. И эта сила, как любая другая, может быть направлена и на созидание, и на разрушение.
Вначале было Слово…
Так легко изменить этот мир. Стоит всего лишь иметь хорошее произношение и – как раньше говорили на курсах? – навыки разговорного языка… Так легко изменить его – зеленая трава, изогнутые как надо континенты, Нью-Даблин, Нувель-Пари, Нью-Аризона…
Все знают, зачем нужна наша комиссия.
Маяк – красные огни в новом море, и там где-то – свеже-зеленая Статуя Свободы.
И трупы тех, кто боялся разговаривать с планетой. Так экономно, ни бомб, ни ракет, просто пара слов. Земляне уже давно не боятся творить. Не боятся Бога.
[...]
И Слово было у Бога. А теперь оно у них – у нее, у кучки молодых американских бойцов, которых она учила разговаривать. И Его здесь нет. Им придется решать самим.
«Придётся решать самим» – это почти что захват власти.
В «Is ainm dom» Шивон, по-прежнему отчаянно настроенная против какого-либо угнетения, принимается толковать положение на планете Хейе. Шивон снова отстаивает право каждого народа на свой собственный язык, даже если он состоит из менее чем сотни жителей. Право на сохранение этого языка. Обязанность каждого, а тем более миротворцев, соблюдать это право. Но Шивон снова оказывается одна. И среди своих – одна.
Любой язык не исключён из общего здания Вселенной. В конце концов, все языки вышли из одного. И оттого каждый язык в той или иной степени наш собственный. Может быть, забытый, утраченный, оставленный в запасах памяти, но наш. Или мог бы быть нашим. Шивон, являя собой в этом мифологическом пространстве, некую точку, куда сходятся все лингвистические лучи, берёт на себя миссию отстоять ещё один угнетённый народ. Ей это удаётся. Один в поле воин. В том случае, когда он знает, за что сражается.
– И ты считаешь, что права, – тихо сказал Лоран. – А если они снова начнут передавать свои тайные сообщения? Уже с согласия Галасоюза? И опять будет война? Ты подумала об этом, ma chere?
– Права? – Она засмеялась. – Господи, Лоло, я даже не знаю, права ли была, что улетела с Земли. Может, надо было остаться в Ирландии. Может… А… – Она махнула рукой.
Он молчал.
– Но если у нас и есть какой-то долг, – проговорила Шивон. – Если у нас есть – долг…
Финальная фраза:
– Siobhan Ni Leod is ainm dom, – прошептала она черному одиночеству за стеклом. – Do rugadh me san Domhan… [Меня зовут Шивон Ни Леоч, я родилась на Земле…]
Этой фразой Шивон подтверждает собственное существование. То, что сказана фраза на ирландском, имеет сакральное значение. Шёпотом и никому произносит Шивон своё заклинание, возвращая себя на ирландскую родину, в детство, соединяя себя с призрачной сестрой. Сбрасывая с себя комбинезон лингвиста-миротворца.
Последней фразой меняется интонация рассказа и всего цикла (поскольку в книге «Is ainm dom» поставлен в конец цикла), преобразуясь в лирическую, почти элегическую. Удивительно, что и название дано скорее интонационное, чем смысловое, как будто делается акцент на внутренней, невысказанной Шивон. Но даже и эта сторона, невысказанная, всё-таки определена главным ядром личности Шивон – её лингвистическим проклятием. И это не странно. Настоящих героев характеризует связанность, определяющая их абсолютную, героическую свободу.
Что движет Шивон в рассказе «Во имя Гагарина», когда она спасает сельвенку, названную Пилар, умеющую различать в том числе земные языки – любопытство лингвиста, обнаружившего нечто из ряду вон выходящее, ещё один контакт?
Она сидит, обняв руками колени, и смотрит на чудо. Наверное, что-то такое и искали все Лингвистические комиссии; все «Гринберги», «Щербы» и «Соссюры». А она нашла. Чудо; философский камень; святой Грааль.
Да, она прежде всего межпланетный лингвист, но Шивон ещё обременена своим земным прошлым, которое дарит ей мучительное блаженство боли, без которого не бывает истинных героев. И не только доктор Ни Леоч удивляется она обнаруженному контакту, но и маленькая Шивон, пробуждённая ненароком.
Гуманоиды. Как же далеко она улетела; хватило того, что инопланетяне держались на двух конечностях и еще несколькими орудовали; хватило того, что она примерно видела, чем они смотрят и чем говорят, чтобы записать их в гуманоиды. Гибкие, сделанные будто из резины, они напоминали ей что-то затолканное совсем уж на самое дно воспоминаний, что-то из детства… Ну да. Фигурки из капельниц, которые дядя Райан приносил из больницы, когда был интерном.
Она ничего не забыла. И даже здесь, в открытом космосе, она неизбежно сталкивается с собой-девочкой, собой-ребёнком, познающим, открывающим. Она такой и осталась, и останется, сколько бы ей ни было лет. Она читает Пилар книжку –
«Иногда я вспоминаю маленькую церковь на забытом каменистом берегу Ирландии. Церковь теплая, и свет в ней желтый, оттого полированные коричневые скамейки кажутся по-домашнему уютными, особенно когда снаружи – дождь, и одинокий ветер, и нет на свете места, где бы можно было согреть душу или хотя бы тело стаканчиком виски…»
И вместе с тем, как в Пилар проникает эта незнакомая ей поэзия, в Шивон проникает всё глубже яд любви, справедливости и гуманности, против которого она никогда не добудет противоядия, иначе это уже не будет Шивон.
Существа подарили лучшее из того, что только можно подарить Шивон Ни Леоч, — контакт, ещё одну говорящую, мыслящую планету. Тем самым они обрекли себя на гибель, и она, разумеется, идёт на всё ради торжества справедливости. «Ради Гагарина», который открыл космос не для того, чтобы его оставить непознанным, но и не для того, чтобы его оставить без гуманного отношения. Как бы пафосно это ни звучало, но язык всегда (должен быть) гуманен. И это лучше других знает Шивон, и сообразно этому она поступает. Она бесстрашна ни в коем случае не из безответственности, но в силу доведённой до абсолюта в ней ответственности. И в самой Шивон Ни Леоч заложена автором идея Великой Надежды, с которой непосредственно связана идея спасения, благодати, своеобразно переосмысленная в «Тихой ночи, святой ночи».
Здесь автор словно бы выражает надежду на то, что всё может повториться, и повториться с большей удачей. Шивон католичка, но она сомневающаяся католичка – ей и трудно быть иной в силу профессии и убеждений. Для неё высшая ценность, Абсолют – Слово. Но она бывает сентиментальна, как, например, в момент рождения омельца в святую ночь.
Она подошла ближе, и они оставались так – три мудреца со странными дарами, и Шивон думала, как все просто для сестры Харриет, кто она – евангелистка? Методистка? Ее Бог, простой и дружеский, вовсе не похож на Бога ее земли, сурового, измученного и фрейдистского. Но, может быть… может, на этой планете все и будет немножко проще? И отсюда Сын Его уведет их дальше, чем когда-то увел с Земли?
Под Рождество нельзя быть недобрым, непонимающим, неверующим – и Шивон спасает коммерсанта-американца, ставит щедро зачёты нерадивым стажёрам, помогает новому существу родиться, становится почти волхвом. Шивон сентиментальна и нуждается в вере, но Шивон – лингвист. История языков разворачивается перед нею с непререкаемой ясностью – история мира, история людей, которые не верят в Слово, не умеют с ним обращаться, темна. И Шивон несвободна от скептицизма и некоторого желания проучить. С другой стороны, она доискивается объяснений.
– Я иногда думаю, – тихо сказала Шивон, разглядывая осколки света в гирлянде, – может быть, Бог писал этот сценарий не только для нас?
– Разве это не обидно?
– По-моему, нет, – она покачала головой. – Мы-то, если уж совсем честно, испортили Божий план. Может, у кого-то получится лучше…
И вот оно – второе пришествие. Второй шанс. Человек непомнящий, человек беспамятный, человек безъязыкий доживает свой век. Конец света?.. Возможно. Но и начало нового света. Как приходит новый омелец в мир? Если бы не знание языков, если бы не умение говорить с планетами, если бы не...
Сначала был Logos – и Шивон молится. Страх Божий, испытываемый ею в пластиковой кабинке автомата-исповедальни, обернулся искренней молитвой о новой жизни.
...Она успела пообещать себе, что ничего больше… никогда… ни за что… только бы этот малыш родился. Только бы, пожалуйста… Отче наш, иже еси на небесах, да святится имя твое, да пребудет царствие твое… хлеб наш насущный…
Возможно, это только Рождество, и Шивон дала волю сентиментальности. А может быть, Шивон права, и это второе Рождение, ещё один шанс. Но фраза:
Наверное, со стороны это было не сложнее, чем освободить индейку из вакуумной упаковки
кроме всего прочего, снижает пафос. Вообще уместно говорить о некотором ироническом тоне повествования в «Тихой ночи».
Если сравнивать эту новеллу с другими, мы обнаружим, что здесь акцентировано внимание на фонохромном общении с инопланетянами. Шивон и её помощница вынуждены понимать скорее звуковую, или даже тональную, сторону говоримого и реагировать на изменение цвета тела омельцев. Таким образом, можно сказать, что здесь задаётся ещё один ракурс изучения планетобытия. И кто знает, может быть, к две тысячи сто двадцатому по времени Станции и предположительному земному Шивон Ни Леоч научит нас, как исключительно Словом достичь Вселенской Гармонии. А пока пусть отправляется на другие планеты – их так много, и на всех живёт какой-нибудь язык. Главное – не забыть традуктор.
