Цитаты — стр. 2

День был тихий, белый. Снежным облаком лежало на крышах небо.
«Как в больнице», — и снег мочил ему лицо, и ветер безжалостно трепал за капюшон. А под ногами шлямкало и жижей воротило за шнурки.

Свернуть 

Один в квартире он любил остаться. Все можно делать, что-нибудь искать…

Шишин редко знал, что именно он ищет, но интересно было поискать и так, не зная, а поискав, чего-нибудь найти. Развернуть 

Свернуть 

Шишин сделал шаг и тут же отступил на шаг, остановившись за спиной ее, чтоб так не пахло близко от волос густых и светлых полем, кленвой осенней, яблоневым садом, летом золотым, корой еловой, листиком у липовой ракушки, сережками ольхи, и кожаным окладом «Оливера Твиста», мороженным за десять в… Развернуть 

Свернуть 

«– Иди сюда! – И Таня распахнула дверь наверх, и ноги сами понесли по скату крыши.
– Весь мир в кармане! – над миром спичечным раскинув руки, объявила Таня, и ветер мир помчал назад… и дворик и забор, пустырь и крыши, арку, облака и небо, ворону, мать, идущую куда-то…
Шишин рукавом покрепче прижал…

"И дворнику три раза поклонись, если метёт, а если не метёт, не кланяйся! А то подумает: дурак. Дурак и есть, но чтобы все не знали. Всем не надо, Саша, знать, что ты дурак."

Так каждый день был труден, полон суеты, нелеп, как будто Бог лепил из пластилина зайца, но надоело, бросил, скомкал, и ушёл.

Тебя ругала мать за термос, за веревки, за… Господи! за то, что в луже промочил ты ноги! Но как же можно, как же можно по лужам в детстве не ходить? Не прыгать через них! А по чему еще ходить? Через чего же прыгать, как не через лужи?

Из снежной пустоты вздохнуло, ухнуло, завыло, обкусывая уши, понесло, толкая и крутя по слезной стыни, вдоль тусклых ламп фонарных, от пятна к пятну

Парил гудрон, цвела сирень, Сергиевский шиповник ракушки раскрывал, ручьи сметали к люкам снег вишневый, и ветер тек навстречу теплый, южный, как будто в небе жарили картошку с луком, ну или сырники изюмные пекли...

Свернуть 

«…И нос и щёки всё мороз кусает, пока на варежке снежинку несёшь домой. Желанье загадаешь, чтоб не растаяла она пока дойдёшь, она не тает… И всё сбывается, как загадали всё! … Как ели снег! Какой был вкусный снег! Невероятно, Сашка… Как прилипал язык к замку, когда играли, у кого прилипнет… Развернуть 

– Я тоже маму иногда убить хочу, – поцеловав его, сказала тихо Таня. Он руку прислонил к щеке, где целовала, и воздухом ее не надувая, дышал ничем, никем, кроме нее.

Три матери смотрели из трельяжа, мешали Шишину переезжать.

"Сейчас я вас...", и с силой стол толкнул. Три матери разбились, стеклянным звоном осыпаясь в уши.

-Ныне укрепи...- четвертая сказала за спиной.

"Ныне укрепи... одна всего осталась, позже разобью..."

Время уходит вырванным листом тетрадным, самолетиком, летящим в школьное окно, когда учительница вышла. Звоном стёкол мячиком разбитых, съеденной черешней, каплями дождя, что шариками ртути катятся по тротуару, шагами в лужах, пылью на окне, забытым.

Свернуть 

Не будет Бобрыкин ненавистный стоять и ждать, пока я задушу его веревкой, – думал Шишин дальше, – он меня сильнее. Вырвет веревку и надает по шее, как в прошлый раз…» Шишин уже не в первый раз пытался задушить Бобрыкина веревкой, но все не выходило: то Бобрыкин ненавистный не оказывался дома,… Развернуть 

Стучало. По синим закоулкам мирозданья свинцовые скользили облака, на мрачной пустоши небес зажглась заря огней домашних, витрин и вывесок, на потолке качались фонари…

Квартира в три стены, окно, и занавеска та же. И знаешь, Саша, точно, если я посуду не помою, мир сойдет с ума! Все эти стулья, ниточки-катушки, чашки-ложки, полки, забитые хламьем, быльëм, жильем, тряпьем, что только приоткроешь дверцу - валится на пол.