Цитаты из книг — Оксана Кириллова

Чем невероятнее ложь, тем скорее в нее поверят. В такое неспокойное и накаленное время очевидный обман легко пожирается массами, особенно когда подается прямо в лоб.

Видишь ли, у каждого своя правда, и всякий истинно уверен, что ошибается другой, а на деле все одно: чума, война, голод, смерть. И так по кругу. 

При плохом знании истинной ситуации нет у нашего народа возможности трезво оценить происходящее, но при этом преобладает страх и ненависть к новому "врагу". Всякий раз наши власти стремятся уменьшить распространение информации о реальных потерях и суммах, в которые Германии обходится эта война, и героизируют образ воина,…

Когда-то один народ решил, что его истинное благо в том, чтобы истреблять другой народ. Да… Затем другие народы решили, что их благо в том, чтобы наказать тот народ, первый, который ошибся. И те и другие верили в истинность того, что делают. А во что теперь верим мы? Не в то ли, что тоже может быть осмеяно и осуждено…

Воюем, убиваем, воруем, лжем, подавляем чужую волю. Но суть не меняется, убиваем ли каменным топором или травим чем-то высокотехнологичным, – говорят, вы какие-то газы теперь используете, Вилли, да? А результат один – человек, которому жить положено, умирает, потому что так решил другой человек по непонятно какому…

У войны всегда есть причины, сынок, сложные, глубокие, так же как есть и повод. Без него не начинают, так уж повелось. И нужно уметь отличать одно от другого... «Вынужденно» – самое сладкое слово для любого, кто идет с оружием в иные земли. Самая страшная война всегда начинается с идеи ложного правосудия. Во имя нее…

Только помни, всякая война – зло, даже победоносная. Когда она где-то там, на чужой земле, для тебя она – не война, даже если твоя страна ведет ее. Одурманенный патриотическими лозунгами, жарким увещеванием, насильно связанный присягой и даже честью, ты будешь поддерживать эту войну, искренне веруя, что война…

Выбирать между тем, что истинно, и тем, что легко или надобно, – всегда непросто. Вся наша жизнь – череда этих выборов. И всякий наш выбор раскрывает нашу личину поболее, нежели качества да способности, которыми-то мы всегда хороши

Ты запомни, сынок, тропа наверх, к человеку разумному, была долгой да извилистой, а вниз скатиться можно быстро: глазом не успеешь моргнуть, как снова окажешься у истоков, в темной пещере

Вы даже не представляете, молодой человек, сколь опасен мир, где права человека становятся вторичными по сравнению с «общим благом». Сегодня заберут ваши права, а завтра свободу мысли и совести.

Отчего же этот страшный опыт всё никак не может починить человека? И до сих пор нам невдомек, что пока сами мы будем раздроблены внутри себя, пока половина нашего разума будет подчиняться инстинктам или совести, а другая – голосам с трибун и призывам газет, то наша земля продолжит гореть и воевать. Не владея даже собой,…

Почему власть для нас превыше всего? Беда с этим отказом мыслить и анализировать. И ведь похоже на трусость, но нет, это что-то другое, ибо немец готов даже умереть, если поступит приказ, а на это какая-никакая смелость нужна. И твердость, пожалуй. 

Нам невдомек, где начинается великое зло. Потому как оно итог самых простых и обыденных человеческих измышлений, которые перетекают от одного к другому, от малого к большому. Это самый страшный вид злодея, Лидия, – когда те, кто совершают зло, сами не ведают, что они его творят, но думают, что ведут самую обычную жизнь.…

В убийстве других, тоже совершающих подвиг во имя своей всегда чего-то требующей родины, нет ничего благородного. И мы, и они лишь грешили, продолжая идти с оружием друг на друга. Пойми и ты наконец, Вилли, худой мир лучше любой войны. Она страшна, но страшна не только бряцанием оружия, а своим одурачиванием всякого…

Твоя честь может выразиться уже в одном том, чтоб ты хотя бы честно мыслил. Но, прячась за мыслью, что так надо, мы теряем самую последнюю крупицу чести, оставленную нам природой там, куда не добраться соглядатаям с оружием, – в нашем разуме, сынок. Страшно и то, что убиваешь, и то, что мыслишь, как будто в этом правда. 

Они (дети) не мыслят в полную силу своих природных возможностей, – покачал головой отец, – а сосуд без наполнения, каким бы крепким он ни был, для чего он, Вилли? Лишь наполнившись, он начинает исполнять функцию сосуда, ради которой и был создан. А так тело закончится, а дело свое не исполнит

Мне начинало казаться, что Дахау – это государство в государстве, которое уже давно жило в своем отдельном, особом мире, который для него заботливо воссоздал из своих фантазий папаша Эйке. 

Враг – тот, кто назван врагом и в уме твоем таковым является. А он, может, в своем уме себя хлебопашцем называет и в поле хлеб возделывает, и вчера, и сегодня, и завтра будет возделывать. За ум твой битвы разворачиваются, и нам за разум свой нужно бороться, сынок. Не отдавать свой разум добровольно, чтоб из него лепили…

Вот уж парадокс дрянной: чем выше успехи в науках, тем в большей опасности человек. Ведь множество этих технологий для чего он использует? Для борьбы друг с другом, а вовсе не во благо себе. Понимаешь, даже такое явление, как прогресс, умудрились заставить работать против себя же.