Графическая форма «Дневника» Анны Франк раскрывает ее юмор

Автор: Рут Франклин
Переводчик: Виктория Митрофанова

Историю Анны Франк знают так хорошо, что любая новость сразу начинает казаться непреодолимой и лишней. Ее «Дневник молодой девушки», тираж которого составляет 30 миллионов экземпляров и издан на 60 языках, является одной из самых читаемых книг XX века и, для неисчислимого количества читателей, воротами для первой встречи с Холокостом. Начиная с 13-го дня рождения Анны, когда она случайно получила дневник в красно-белой клетчатой обложке среди подарков, и заканчивая внезапным арестом Франка в начале августа 1944 года, «Дневник» описывает период, когда она чуть более двух лет провела в «секретном положении» в лабиринте из комнат Отто Франка в офисе в Амстердаме. Именно там семья из четырех человек вместе с четырьмя своими знакомыми скрывалась от нацистов. И история взросления, и портрет человеческой психологии в невообразимом стрессе стали по праву знаковыми.

Из-за особых условий его создания и публикации – Мип Гис, один из служащих, которому Франк помогал собирать материалы и новости из внешнего мира, собрал сведения об Анне после того, как ее семья была арестована, и отдал их Отто, единственному выжившему и вернувшемуся из Освенцима человеку – многие читатели обращаются к «Дневнику» как к священной реликвии: текст был настоящим, не подделанным. Таким образом, возник протест из-за того, что Отто, собрав рукопись «Дневника» для публикации в 1947 году, удалил целые отрывки, в которых Анна обсуждала в графических терминах свою развивающуюся сексуальность и критику своей матери, а также волнение, когда в 1995 году появилось «окончательное издание», в котором была восстановлена большая часть удаленного материала. Между тем, чрезвычайно успешная бродвейская адаптация «Дневника» была серьезно осуждена за преуменьшение иудаизма Анны и сглаживание нюансов ее послания. «Кому принадлежит Анна Франк?» – спросила Синтия Озик в своем эссе, в котором ругает бродвейские адаптации за то, что они подчеркивают возвышающие элементы послания Анны – особенно знаменитую цитату: «Несмотря ни на что, я все равно считаю, что люди действительно добры в своем сердце», – в то время как недостаточно объясняют ее отвратительную смерть в возрасте 15 лет в Берген-Бельзене.

В эту трясину смело вступают Ари Фолман и Дэвид Полонский, создатели «Дневника Анны Франк: графическая адаптация», потрясающего, преследующего произведения искусства, которое, к сожалению, омрачено некоторыми сомнительными интерпретационными решениями. Как признает Фолман в примечании к адаптации, текст, сохраненный в полном объеме, привел бы к графическому роману на 3500 страниц. Время от времени он воспроизводит целые записи дословно, но чаще он свободно расходится с оригиналом, сворачивая несколько записей на одну страницу и заменяя забавный комментарий Анны более доступным (и часто более драматичным) языком. Иллюстрации Полонского, богато детализированные и чутко прорисованные, чудесным образом заполняют пробелы, позволяя изображению или выражению лица стоять в недостающем тексте, а также обеспечивая контекст исторических обстоятельств Анны, который по понятным причинам отсутствует в оригинале. Плотно поставленные планки, в результате чего строка или две, адаптированные в «Дневнике», могут быть сопоставлены с немного изобретенным диалогом между обитателями или видением мечты Анны, показывая чудеса в подгонке сложных эмоций и идей в крошечном пространстве – метафора для самого «секретного приложения».

Юмор «Дневника» – один из самых очаровательных и часто упускаемых из виду в адаптации книги – блистает в этой форме. Напряженность между Франками и Ван Даанами, семьей, с которой они скрываются (позже к ним присоединяется дантист Альфред Дуссель), является богатым материалом для Анны, которая видит миссис Ван Даан неприятной и тщеславной; она заботится только о выживании своей семьи и резко критикует манеры и отношение Анны. Здесь она часто изображается в своей фирменной шубе; когда муж грозится ее продать, Полонский (в иллюстрациях) натягивает на нее ошейник с живыми кроликами, один из которых выступает в ее защиту. Анна также нацеливает свою сатиру на ограниченные варианты питания в этот период, предлагая сардонические меню и диетические советы. В графическом романе один разворот изображает семьи за ужином, каждый персонаж представлен животным. Сестра Анны, Марго, святому хладнокровию которой она часто завидовала, нарисована птицей, которая смотрит на пустую тарелку: «Я чувствую себя сытой, просто глядя на других», – написано в мысленном пузыре над ее головой. Между тем, господин Ван Даан – огромный медведь, запихивающий капусту в рот обеими лапами и требующий большего.

Есть так много замечательных сопоставлений текста и образов, что кажется жестоким сосредоточиться только на нескольких, но еще одним последовательным отличием является то, как графический роман передает фантазии и эмоции Анны – это так важно для «Дневника». В строчке, взятой почти дословно из книги, Анна Фолман задается вопросом: «Как мы, чьи все вещи, от моих трусиков до отцовской кисточки для бритья, настолько стары и изношены, можем надеяться когда-либо восстановить положение, которое мы имели до войны?» На сопроводительной иллюстрации Полонского Франки изображены как нищие, столпившиеся на элегантной улице с кафе и ресторанами, в то время как прохожие в модной одежде – включая Ван Даанов – игнорируют их. На странице, иллюстрирующей самые бурные внутренние мысли Анны, Полонский рисует ее как фигуру в «Крике» Мунка; на более спокойный момент она Адель Блох-Бауэр из «Портрета Климта». Когда 16-летние Питер Ван Даан и Анна впервые начинают влюбляться, Полонский изображает их лица, отраженные друг в друге, как бы показывая глубину их чувств.

Эта графическая адаптация настолько увлекательна и эффективна, что легко представить, как она заменяет «Дневник» в школах и среди младших читателей. По этой причине, особенно, кажется ошибкой не включать больше в критический аппарат, чтобы объяснить, как создатели расходились с историческими записями, особенно когда они касаются непосредственно Холокоста. Есть, например, наивный, стилизованный рендеринг сцены концлагеря, который имеет смысл как представление фантазии Анны – она не знала варварских подробностей того, что происходило вокруг нее, – но рискованные заблуждения студентов, которые не могли знать, что Освенцим не был фактически большим зеленым квадратом, окруженным приятными на вид зданиями с огромными канистрами газа, подключенными к ним.

Однако Фолман и Полонский упустили величайшую возможность – представить Анну. Как читатели знают с момента появления окончательного издания более 20 лет назад, «Дневник», каким он дошел до нас, несмотря на его вводящее в заблуждение название, не является буквальным дневником. Весной 1944 года жители пристройки услышали радиопередачу, в которой министр голландского кабинета призвал граждан сохранить дневники и письма в качестве записей военных лет — момент, изображенный в графической адаптации. После этого Анна начала пересматривать то, что она написала, для публикации в качестве автобиографического романа, работая с бешеной скоростью до дюжины страниц в день. Она переписала и стандартизировала ранние записи, а также создала новые, чтобы заполнить пробелы в ее истории, такие как история ее семьи. То, что мы привыкли считать дневником Анны, как писали прозаики, точнее было бы описать как мемуары в виде дневниковых записей. Но мифы умирают медленной смертью, и большинство читателей до сих пор не знают о сложностях, стоящих за созданием книги.

Фолман и Полонский изображают Анну школьницей, подругой, сестрой и неохотно послушной дочерью. Но только один раз, в конце книги, они показывают ее за письмом. При этом они увековечивают ошибочное представление о книге, которое многие узнали, полюбили и которым восхищаются – это был, по правде говоря, не наспех нацарапанный личный дневник, а тщательно составленный и продуманный текст. Как художники, они должны понимать, как важно признавать достижения Анны на ее собственных условиях, как она и намеревалась. Их книга блестяще задумана и великолепно реализована; к сожалению, она оказывает плохую услугу замечательному писателю в ее центре.

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ